Таня Гроттер и колодец Посейдона - Емец Дмитрий Александрович. Страница 41

– Все преподаватели в отъезде? Где же они? – не поверил Бессмертник.

– Что-то связанное с кладом Али-Бабы… Кажется, они нашли основную пещеру. Та, которая открывалась сезамом, оказывается, использовалась для хранения мелочи! – небрежно уронила Гробыня.

Бессмертник беспокойно завозился. Врожденная жадность вступила в нем в схватку с врожденной подозрительностью. Пока побеждала подозрительность, но жадность язвила из засады, исподтишка.

– Где пещера? – спросил он.

Склепова подняла брови.

– Вам еще и адресок? А вы бы мне сказали, если б знали? Летите все время на запад, изредка поворачивая на юг, и авось долетите когда-нибудь!

Гробыня коварно улыбнулась и горделиво отчалила во главе магфиозной свиты.

Бессмертник еще раз окинул взглядом стены, подняв голову, посмотрел на балкончик Большой Башни и, не обнаружив там никого, кроме малютки Клоппика, задумался. Затем подозвал к себе одного из порученцев, рыжего и очень бойкого юношу, и шепнул ему:

– Тут что-то нечисто! Обшаришь все комнаты преподавателей. И… э-э… особенно проверь, на месте ли их полетные инструменты.

Порученец понимающе ухмыльнулся и зашагал сквозь толпу, пробивая себе дорогу к внутренним галереям Большой Башни.

– Прошу прощения! Очень извиняюсь!.. Разрешите побеспокоить! – глумливо повторял он, бесцеремонно расталкивая младшекурсников.

Расшвыривая мелочь, он не замечал, что его, точно льдину, несет на Гуню Гломова, который застенчиво стоял в толпе и грыз палец. В момент столкновения Гуня засопел и поддал навстречу плечиком.

– Прошу прощения!.. Очень извиняюсь, что два раза наступил вам на рубашку и один раз на костюм в целом! – вежливо сказал Гломов, помогая ему встать.

Рыжий порученец потрогал рукой челюсть, поправил галстук и уже без прежнего рвения нырнул в Большую Башню.

Склепова проводила его взглядом и торопливо поманила к себе крайнего купидончика из магфиозной свиты. Тот подошел, путаясь в колчане.

– Видел того рыжего, который все разнюхивает? Влюби его в кого хочешь, хоть в гарпию, а затем поищи-ка мне Шейха Спирю и вправь ему мозги. В прошлую пятницу он вместо роз прислал гвоздики. Такие вещи не прощаются. Пусть оставит их для своей покойной тети.

– Оплата, хозяйка? Лимон бы, а? – сипло спросил купидончик.

– Обойдешься! Где я тебе лимонную скатерть возьму? Десять пряников за голову. Давай дуй! – И Гробыня нетерпеливо подтолкнула его в спину.

Купидончик залихватски натянул на грудь красные трусы, взял в зубы стрелу и резво вспорхнул.

Сверкая посеребренной черепушкой, Бессмертник Кощеев направился к тете Настурции, собираясь сообщить ей о странных событиях в Тибидохсе, но на пути у него внезапно вырос джинн Абдулла. Его плоское лицо корчилось в творческой агонии, прогибаясь в разные стороны, как физиономии у комиссионеров. По носу бродила одинокая бородавка. Остальные переползли на затылок, где выглядели вполне уместно. В руке Абдулла держал длинный сверток коричневатого пергамента, направленный прямо в живот Кощееву.

– Коллега, рад вас видеть!.. Позвольте прочитать вам приветственную поэму! Четыреста тридцать строф, каждая из которых завершается добрым и трогательным сглазом! – обратился он к Бессмертнику, заключая его в свои влажные, пахнущие туманом объятия.

Кощеев поморщился, как от зубной боли.

– В другой раз! Сейчас я занят! – сказал он, вежливо отводя пергамент пальцем.

– Поздно! Вы дотронулись до моего пергамента! – торжествующе сказал Абдулла.

– Ну и что, любезный? Говорю вам: я занят!

Абдулла захихикал.

– Дела придется отложить. Коснувшись пергамента, вы приняли на себя некоторые… э-э… смертельные обязательства. Теперь, чтобы снять проклятие, вам придется не только дослушать поэму до конца, но и выучить наизусть не менее десяти строф. В противном случае, извиняюсь, ваша агония будет длиться до конца вашего бессмертия! Я бы подсказал вам отвод, но его попросту не существует.

Бессмертник Кощеев застонал, признавая поражение, и с величайшим унынием стал искать глазами Графина Калиострова и мага Тиштрю.

На стене появилась Грызиана Припятская, мокрая и злая. За Грызианой тащилась вся ее свита – режиссер, звукорежиссер, гример, оператор… На плече у ведьмы, распушив округлую котлетообразную бородку, сидел плохо просушенный гном.

– Эй вы там! Распорядитесь кто-нибудь, чтобы из океана выловили мою карету! Гарпий можете не вылавливать – я их уже прокляла! – заявила Грызиана.

Ее глазки рыскали по стене. Заметно было, что хитрая ведущая с Лысой Горы уже почуяла, что в Тибидохсе что-то не так, и теперь жаждала обнаружить подходящего донора для выпытывания у него информации. И такой донор вскоре нашелся. В толпе, доброжелательно мигая глазками, прорисовалась Верка Попугаева.

Грызиана поманила ее к себе наманикюренным пальчиком.

Узрев возможность измены, Склепова хотела было кинуть в бой магфиозных купидончиков, но, прежде, чем она успела отдать приказ, на нее насел Шейх Спиря. Атакующий полузащитник со славянскими корнями подпрыгивал на месте от радости, что видит Гробыню.

– Ты полетишь со мной, Склеппи? Я рассказал о тебе своим родным! Я запру тебя в гареме с видом на нефтевышку! Я подарю тебе верблюда!.. – забормотал он.

Лишь минуту спустя Гробыне удалось избавиться от назойливого Шейха. Однако Верка Попугаева и Грызиана к тому времени исчезли.

– Через десять минут Грызиана будет знать все! Хотелось бы мне понять, состоится ли завтра матч, – мрачно сказала Склепова Гуне Гломову.

– Гломус вломус! Пусть попробуют свалить на базаре! Хотя не-а, не свалят… Не выгодно им будет без победы сваливать, – почесав затылок, заявил Гуня.

Хоть он был и не семи пядей во лбу, суть он всегда понимал верно.

Окончание дня получилось безумным. Ни Безглазый Ужас, ни Абдулла палец о палец не ударили, чтобы помочь принять гостей из Магфорда.

– Друг мой, я давно призрак… Где мне помнить о жалких потребностях человеческих тел, вечно голодных и уставших, страдающих от холода и насморка? Сами заботьтесь о жалкой плоти ваших ничтожных гостей, пока она не рассыпалась прахом! – назидательно заявил Ягуну Безглазый Ужас и, по рассеянности забыв на столе у внука Ягге свою голову, полетел по каким-то туманным делам.

Ягун отправился к джинну Абдулле и нашел его в библиотеке, витавшим между стеллажами.

– Что будем делать с гостями, Абдулла? – спросил он.

Джинн отвел рассеянный взгляд от книжных корешков.

– О, вечные врата, что за вопрос! Яд у меня в столе. Неужели самому сложно взять? – спросил он ворчливо.

Ягун покрутил пальцем у виска и поплелся к выходу из библиотеки. Он уже понял, что все заботы по приему легли на их плечи.

До позднего вечера Ягун, Таня, Ванька Валялкин, Шито-Крыто и даже оставивший этюдник Бейбарсов носились как сумасшедшие, расселяя гостей в пустующих комнатах. Особенно сложно оказалось угодить тете Настурции. Она потребовала поселить ее в кабинете Сарданапала, но и тут осталась недовольна.

– Я буду жить в этих трущобах? Что это за линялая тряпка? – спросила она презрительно, озирая роскошный персидский ковер – гордость исчезнувшего академика.

На плече у нее с дымящей трубкой в зубах сидел одолженный у Грызианы гном-переводчик. Он ехидно перевел вопрос. Искупавшись в океане, гном простудился.

Ванька пожал плечами.

– Скажи хозяйке, если ей не нравится, мы можем поселить ее в берлоге Тарараха. Правда, там медведь бродит. Пахнет от него ужасно, но лет через десять он станет принцем, это верняк. А я пошел. Мне еще Грызиану надо куда-то пристроить. Она уже заявила, что ей нужна просторная комната с большими окнами и видом на водоем, обставленная просто и конструктивно, с созидательной аурой и здоровым античным духом. Я думаю спровадить ее в караулку к Пельменнику. Ров оттуда точно виден…

Обнаружив, что Ванька собирается уйти, тетя Настурция ловко подцепила его ручкой зонта за шею.