Хозяйка колодца - Корсакова Татьяна Викторовна. Страница 14

Да, теперь и Марьяна отчетливо это слышала – колыбельная. Слов не разобрать, но мелодия такая… однозначная, грустная и призывная одновременно. Кто-то там, в темноте, пел колыбельную. В самом деле Хаврошечка?..

– Далеко? – спросил Морган.

– Что?

– Твой колодец.

– Он не мой. Мы почти пришли.

Темнота вдруг изменилась. К звукам колыбельной добавился еще один, странный, непонятный звук.

Ветер. Ветер, которого раньше не было…

И старые деревья, со стоном скребущие вислыми ветвями землю…

А еще стук. Размеренное, гулкое «бом-бом». Как удары колокола…

– Что это? – Впервые Марьяне расхотелось идти вперед, узнавать, кто там, в темноте. Что там…

– Ведро, – совершенно спокойным, даже каким-то будничным тоном сказал Морган. – Мы уже слышали это днем. Ведро бьется о стенки колодца.

Ведро бьется о стенки колодца… а она подумала бог весть что. Почти поверила во всю эту чушь…

– А вот, кажется, и наша Хаврошечка. – Сотник поравнялся с ними и встал по левую руку от Марьяны.

Серая тень. Едва различимая в мутном свете луны. Точно женщина, вот только какая?

Стоит у колодца, опершись руками на край, смотрит вниз. И голос ее теперь усилен эхом. Красивый. Невыносимо красивый…

– Эй, уважаемая! – Сотник стоит на месте, и по его грубому, простоватому лицу видно – идти туда, к колодцу, ему не хочется. Так же, как и ей самой. – Уважаемая, а что это вы на ночь глядя делаете в таком глухом месте? И где ваша…

Он хотел сказать «корова» – Марьяна это поняла каким-то обострившимся внутренним чутьем, – но не сказал, замер с открытым ртом.

Женщина, серый силуэт на фоне темноты, словно их и не слышала. А может, и не слышала. Женщина была занята чем-то очень важным, чем-то, что не позволяло ей отвлекаться на такие пустяки.

Скрежет веток о землю, развевающиеся по ветру серые одежды – и вот она уже не возле колодца, а на самом его краю. Стоит, балансируя, как канатоходец, пошатываясь, то ли от ветра, то ли от слабости, раскинув в стороны руки.

– Эй! Ты что надумала?! Стой, погоди! – Морган бросается вперед, забыв отпустить руку Марьяны, силой волоча ее за собой. – Осторожно!

Они бегут в непроглядной темноте. Трава оплетает их ноги, не пускает. Ветки деревьев, те самые, что скребли землю, стремятся ухватить за волосы, не подпустить к колодцу, к женщине, балансирующей на его краю.

– Охренеть… – Сотник задыхается от быстрого бега. И боится. Теперь, когда все чувства обострены до предела, Марьяна ощущает их страх, как свой. – Морган, мы не успеем.

…И они не успели.

Песня, колыбельная, которая не может успокоить и усыпить, которая может лишь одно – приблизить к смерти, затихает, обрывается на самой высокой ноте. Тонкие руки безвольно опускаются. Ветра больше нет, а есть тишина. И набатный бой, доносящийся из недр старого колодца.

Бом…

Прежде чем прыгнуть в колодец, навсегда попрощаться с этим миром, женщина оборачивается, смотрит на Марьяну.

Ее лицо… Вспышка света в кромешной темноте. Такая яркая, что больно смотреть и больно жить.

А еще крик – громкий, пронзительный, нечеловеческий, рождающий ветер…

* * *

Жизнь Моргана была устроена так, что редко выходила из-под контроля. А точнее, почти никогда не выходила. С раннего детства он научился контролировать если не обстоятельства, то хотя бы свое отношение к ним. Но сейчас, в этом старом саду, в призрачном свете луны, все летело в тартарары: и его самообладание, и обстоятельства, и женщина, собирающаяся спрыгнуть в колодец.

Он понял это сразу, потому что других вариантов просто не было. Если кто-то посреди ночи забрался на бортик колодца, если этот кто-то болен душой и видит мир в сером цвете, другого исхода не может и быть. Но он должен попробовать, должен попытаться ее остановить! Даже если понимает, видит с ясной отчетливостью, что сделать ничего невозможно, колесики неизбежности уже запущены.

Хаврошечка… Такое смешное имя и такая нелепая, неправильная смерть. Такая же неправильная, как женщина на краю колодца, как сам колодец и окружающие его со всех сторон старые деревья.

Перед тем как уйти, спрыгнуть вниз, женщина обернулась. Хаврошечка… Черные, без белков, глаза, горькие складочки в уголках губ, улыбка…

Разве можно улыбаться перед смертью?! Перед такой страшной, такой темной смертью…

В тот самый момент, когда женщина рухнула вниз, дико, по-звериному закричала Марьяна. Забилась, заметалась. Если бы Морган не держал ее за руку, упала бы, непременно упала. Она уже падала, медленно оседала на землю, не обращая внимания на Моргана, не отводя взгляда с колодца.

– О господи… – Голос Сотника похож на стариковский хрип. – Морган, ты видел?.. Она же того… Она же туда…

– Видел. – Он позволил Марьяне соскользнуть на землю, привалил спиной к шершавому яблоневому стволу, медленно, непростительно медленно для сложившейся ситуации подошел к колодцу, заглянул в его черную, бездонную глубину. – Эй! – крикнул, понимая, что та, кому предназначался его крик, больше никогда никого не услышит.

Рядом, дыша тяжело, со свистом, как недавний мальчишка-астматик, встал Сотник.

– Все… конец. – Он тоже смотрел вниз, в заканчивающийся тьмой тоннель. – Зачем она? А, Морган? Какого хрена?!

Он не знал. Как можно понять, почему человек решает переступить самую последнюю, самую опасную черту! Она просто решила, просто забралась на бортик колодца и просто спрыгнула вниз. Как та девочка, про которую рассказывал Хлебников…

– А может, еще не все? Может, там не очень глубоко?

– Кого ты хочешь обмануть, Сотник? Мы были тут днем, мы видели, какая здесь глубина. Если бы колодец был полон, тогда возможно…

– Она там? – Они не заметили, как к колодцу подошла Марьяна. Бледная, бледнее луны, которая снова выглянула из-за туч, с глазами на пол-лица, с безумием на дне зрачков. – Она там? Я вас спрашиваю! – Голос, осипший от крика, сорвался на визг. – Она жива?..

– Марьяна, отойди! – Морган обхватил ее за плечи, пытаясь отвести прочь от колодца, но она с неожиданной силой вцепилась в холодные камни, протестующе замотала головой. – Я ее видела! Слышите вы, Я ЕЕ ВИДЕЛА! Она смотрела на меня… Она хотела, чтобы я пошла с ней.

– Ты сдурела? – Сотник поверх ее головы посмотрел на Моргана. Во взгляде его было отчаяние. Морган его понимал: одна женщина мертва, вторая в состоянии шока. – Отойди от этого гребаного колодца! Мы сами разберемся!

– Вы разберетесь? – Безумие в глазах Марьяны набирало силы, грозилось выплеснуться наружу. – Разве с этим можно разобраться?

– Мы попробуем. – Морган старался говорить мягко, точно так же, как еще днем разговаривал с дурочкой-Хаврошечкой. Еще живой Хаврошечкой…

– Я должна видеть. – Она так и не разжала пальцы, цеплялась за край колодца, как утопающий цепляется за спасательный круг. – Дайте мне самой убедиться.

– Смотри. – Морган обхватил ее за талию, крепко, чтобы не вырвалась, если вдруг решится совершить какую-нибудь глупость. – Смотри, ничего не видно.

Марьяна перегнулась через край колодца, и стоявший рядом с ней Сотник глубоко, со свистом, втянул в себя воздух.

– Я ее держу, – сказал Морган едва слышно, одними губами. – Все хорошо.

– Вы говорили, что колодец пустой. – Голос Марьяны эхом бился о стены колодца.

– Он пустой.

– Нет. Я слышу воду.

– Слышишь?..

– Чувствую. Если там есть вода, то, возможно… – Марьяна схватилась за цепь. – Возможно, она еще жива!

– Там нет воды. – Морган крепче обхватил ее за талию. – Там нет воды, тебе показалось.

– Тише, – так же, как когда-то Хаврошечка, она приложила к губам указательный палец, и Морган испугался, что сейчас она скажет, что они разбудили воду… – Ты слышишь это?

Он прислушался. Мерный гул, поднимающийся, казалось, из самых недр земли. И плеск! Как будто там, на дне колодца, билась большая рыба. А может, не рыба… Может, Марьяна права и та несчастная не погибла?..