Все впереди - Брэдфорд Барбара Тейлор. Страница 14

— Я этому рада, — пробормотала я. — Я чувствую то же самое.

— Я так и думал. — Он поцеловал меня в голову. — Ты счастлива?

— До экстаза и до бреда. — Я уткнулась в его грудь. — Ты был очень хорош.

— Лучше, чтобы я таким и был.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я не хочу, чтобы ты смотрела по сторонам, — сказал он, поддразнивая меня, и снова засмеялся.

— Никакой надежды на это, мистер Кесуик!

Он сильнее сжал руки вокруг меня.

— О, Мэл, моя прекрасная жена, ты такое чудо, самое замечательное, что произошло со мной за всю жизнь. Я не знаю, что бы я без тебя делал.

— Тебе и не придется… Я буду с тобой до конца нашей жизни.

— Благодарю Бога за это. Послушай, ты думаешь, мы сегодня сделали ребенка?

— Надеюсь.

Я слегка откинула голову, чтобы посмотреть на него, но его лицо было неразличимо в полумраке. Выскользнув из его объятий, я потянулась вверх, пока моя голова не оказалась рядом с его на подушке. Я склонилась над ним, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала.

Когда, наконец, мы отодвинулись друг от друга, я сказала с легкой улыбкой:

— Не беспокойся, если сегодня не вышло. Подумай о том удовольствии, которое мы получим, продолжая попытки.

7

Я сразу поняла, что моя мать собирается затеять со мной ссору. Я полагаю, что за многие годы у меня развилось особое чутье к ее настроению, и поэтому поняла, что этим утром оно было у нее не очень приятным.

Может быть, ее осанка, наклон головы, общая манера держаться — такие скованные, натянутые. Во всяком случае, все эти признаки дали мне понять, что она рвется в бой.

Я была полна решимости не реагировать — во всяком случае сегодня, четвертого июля. Я хотела, чтобы день был счастливым, беззаботным; в конце концов, это наш большой летний праздник. Ничто не сможет его испортить. Она была очень напряжена, когда я поздоровалась с ней на пороге, так что я сама должна была напрячься, чтобы поцеловать ее в щеку. Сегодня с ней придется трудно — я наблюдала все признаки этого.

— Я не понимаю, зачем ты назначила барбекю на такой ранний час? — начала она, когда вошла в дом. — Мне пришлось встать на рассвете, чтобы оказаться здесь.

— Час дня — это не слишком рано, мама, — сказала я спокойно, — и тебе не обязательно было приезжать в такую рань. — Я посмотрела на часы. — Только десять.

— Я хотела тебе помочь, — ответила она, прервав меня. — Разве я не стараюсь всегда тебе помогать, Мэллори?

— Да, ты стараешься, — быстро ответила я, желая умиротворить ее. Я взглянула на ее сумку: она ничего не сказала о том, что ночует, когда мы разговаривали вчера по телефону, и я надеялась, что это не входит в ее планы. — Что у тебя в сумке? — спросила я. — Ты остаешься на ночь?

— Нет-нет, конечно нет! — воскликнула она.

У нее был такой странный взгляд, что я подумала: неужели сама мысль об этом для нее так отвратительна? Однако я не сказала ни слова, посчитав, что было бы умнее промолчать.

Она продолжала:

— Но, в любом случае, спасибо, что спросила. У меня сегодня свидание за обедом. В городе. Так что я должна вернуться. А что касается сумки, то в ней у меня одежда на смену. Для барбекю. Я так измялась по дороге сюда. — Она поглядела на свои черные габардиновые брюки. — О Боже мой! — воскликнула она. — Я надеюсь, эта собака не запачкает меня своими волосами.

Трикси дружелюбно прыгала возле ее ног. Подавив внезапную вспышку раздражения в адрес собственной матери, я машинально нагнулась к собаке и взяла ее на руки.

— Бишон-фриз не линяет, мама, — сказал я как можно ровнее, сделав над собой огромное усилие.

— Приятно это узнать.

— Ты это всегда знала, — ответила я, не сумев избавиться от язвительных интонаций.

Она не обратила на это внимания.

— Почему бы мне пойти на кухню и не начать делать картофельный салат?

— Ох, ведь Диана собирается его делать.

— Господи помилуй, Мэллори, что англичанка может понимать в американском картофельном салате для такого американского праздника, как День независимости, — от англичан, следует добавить.

— Ты будешь мне читать лекцию по истории?

— Я буду делать салат, — фыркнула она. — Это одна из моих специальностей, если ты забыла.

— Прекрасно, — ответила я, стремясь восстановить мир.

Моя мать пошла в сторону кухни, демонстрируя, что она спешит начать готовить знаменитый картофельный салат.

Я сказала ей вслед:

— Отнесу твою сумку наверх в голубую гостевую комнату, ты сможешь ею пользоваться в течение дня.

— Спасибо, — ответила она, не оглянувшись.

Я глядела вслед, изучая ее стройную, элегантную фигуру и гадая, как мой отец смог удержаться от искушения задушить ее. Затем схватила сумку и, все еще держа Трикси, побежала наверх в голубую комнату. Я тут же спустилась обратно, все еще неся собачку. В коридоре перед своим маленьким кабинетом я поцеловала ее в мохнатую белую голову и опустила на пол.

— Иди, Триксола, — пробормотала я, — иди и напади на нее, пошли вместе!

Трикси посмотрела на меня и замахала хвостом, и, как частенько случается, я была убеждена, что она поняла мои слова. Я громко рассмеялась. Трикси была таким веселым маленьким животным: трудно было сдержать улыбку при виде ее.

Когда я бежала по направлению к кухне с собакой, скачущей у моих ног, я была полна решимости не дать матери испортить сегодняшний день. Я гадала, специально ли она хотела вывести меня из себя, или это было просто плохое настроение. Вполне возможно, что дело не только в настроении. Это была старая история — сложные отношения между мной и матерью. Я никогда не знала, чего от нее ждать.

— Где дети и Эндрю? — спросила она, не глядя на меня.

— Они отправились на местный рынок, чтобы купить свежих овощей для барбекю. Кукурузу, помидоры — обычный набор. Мама, ты можешь не курить, когда готовишь пищу?

— Я не стряхиваю пепел в салат, если ты это имеешь в виду, — ответила она все еще раздраженным тоном.

И снова я сочла своим долгом ее умиротворить.

— Я знаю, что нет. Я просто ненавижу, когда курят, мам. Пожалуйста, не кури. Если не из-за твоего или моего здоровья, то хотя бы ради твоих внуков. Ты знаешь, что говорят о пассивном курении.

— Лисса и Джейми живут в Манхэттене. Подумать только, каким загрязненным воздухом они там дышат!

— Тем более, мама, — огрызнулась я. — Давай не будем добавлять к этому проблему загрязненного воздуха здесь, хорошо?

Я знала, что в моем голосе появился металл, но ничего не могла поделать. Она меня взбесила тем, что приняла такую бесцеремонную манеру поведения, да еще в моем доме.

Моя мать повернула тщательно причесанную светловолосую голову и уставилась на меня через плечо.

У меня не было ни малейшего сомнения, что она уловила то непреклонное выражение, которое промелькнуло на моем лице. Конечно же, она видела его достаточно часто за многие годы, и теперь оно произвело на нее желаемое действие. Она затушила сигарету об раковину и выбросила окурок в мусорное ведро. Выпив остаток кофе, она перенесла миску с картофелем на кухонный стол и села. Все это было проделано в гневном молчании.

Через несколько мгновений она медленно произнесла, изумив меня нежным тоном:

— Послушай, Мэллори, дорогая, не будь такой упрямой сегодня утром. Ты знаешь, как я ненавижу с тобой ссориться. Я так расстраиваюсь.

Она одарила меня мягчайшей из своих улыбок.

Я была полностью сбита с толку: открыла было рот, затем тут же его закрыла. Она была самой несносной женщиной, которую я когда-либо встречала, и в который раз я испытала этот старый, знакомый мне прилив сочувствия моему отцу.

Со свойственными ей коварством и хитростью ей как-то удавалось все исказить и повернуть дело так, будто это именно я стремлюсь поссориться. Но опыт научил меня, что если я попытаюсь доказать свою правоту или хотя бы высказать свою точку зрения, это ни к чему не приведет. Единственным стоящим оружием были молчание или неохотное согласие: лишь это могло привести к ее поражению.