Ханна - Ласки Кэтрин. Страница 11

— Давай скорей! — В детскую заглянула Флорри. — Я тебя потом позову помогать с домом. А сейчас беги к Дейз, она разбирает одежду.

Ханна встала и кинулась в комнату Лайлы помогать Дейз. Никогда ей не доводилось видеть такую прелестную спальню. Над постелью висел балдахин из тонкого газа с вышитыми цветами. Точно такие же цветы были нарисованы на передней спинке кровати. Шторы были из той же ткани, что и балдахин, а пол покрывал мягкий толстый ковёр с золотой бахромой. Туалетный столик украшали изящные фарфоровые статуэтки животных. Напротив стоял письменный стол с позолоченными краями, у стопки промокательной бумаги стояли в серебряных подставках тонкие перья. Рядом на полу красовалась бело-золотая ваза с плющом и маргаритками. «Уже маргаритки зацвели!» — подумала Ханна.

— На что это ты уставилась? — спросила Дейз, поднимая голову от сундука, который уже начала разбирать. Дейз была пухленькая и круглолицая, с ямочками на щеках и россыпью веснушек, из-за которых нос и щёки у неё казались розоватыми.

Ханна со вчерашнего дня не могла понять, что за говор у Дейз — необычный, чем-то похож на ирландский акцент, но не совсем. В Доме юных странниц было столько ирландских девочек, что Ханна наловчилась отличать говор Клэр от Слиго, а Килкенни от Килдера. Дейз тоже проглатывала гласные, как ирландка, но в конце слов и фраз, наоборот, растягивала их, а потом резко обрубала.

— Я на всё уставилась! В жизни не видела такой комнаты. Будто спальня принцессы.

Ханна огляделась вокруг. У неё в голове не укладывалось, что все эти красивые вещи принадлежат одной-единственной девочке, всего на год старше неё самой. Она готова была поспорить, что вся мебель и безделушки в этой комнате вместе стоят даже больше легендарной тысячи долларов, которую зарабатывает каждый год мистер Марстон.

Но Ханна подумала, что, если у неё будет свой маленький домик у моря, ей ничего такого не понадобится. Она украсит комнаты ракушками, а вешать шторы вовсе не станет — чтобы можно было смотреть на море и днём, и ночью. И одежды ей нужно будет куда меньше. В самом деле, хотя сыпь у Ханны давно прошла, она хорошо помнила, как приятно было ходить без нижнего белья — она совершенно не чувствовала себя «испорченной», как выражалась приютская смотрительница.

Дейз фыркнула:

— Да уж, мисс Лайла у нас настоящая принцесса, а то и королева. Видишь в углу жаровню?

— Вижу. — Там стояла маленькая фарфоровая жаровня для угля, разрисованная изящными цветами.

— Точно такая же была у той французской королевы, Марии-Антуанетты, которой голову отрубили.

— Ой! И кому же захочется держать у себя такую вещь?

— Мне точно не захочется, но я же не мисс Лайла! Она малость странная. А тебе надо будет каждый вечер, пока господа ужинают, прибегать сюда и топить жаровню, чтобы мисс Лайла легла спать в тепле.

— А это что за кроватка? — спросила Ханна, заметив крошечную копию большой кровати с таким же балдахином, вышитым цветочками.

— На ней спит Яшма.

— Кто такая Яшма? — удивилась девочка.

— Кошка. Между прочим, она не такая уж маленькая для кошки. Огромная жирная тварь. А вот тебе и первый урок, милая моя.

— Какой?

— Кроме самой мисс Лайлы, к Яшме никому нельзя прикасаться. Ни её сёстрам. Ни мистеру и миссис Хоули. Ни мисс Ардмор, гувернантке. Никому. Но ты будешь приносить Яшме миску молока, когда приходишь разжигать жаровню. А теперь иди сюда, поможешь.

И Дейз выпалила целый список указаний.

— Это отнеси к прачке, пусть немедленно выгладит. Мисс Лайла любит, чтобы её сорочки и комбинации лежали в среднем ящике стопками по четыре. Когда принесёшь обратно, не забудь — стопками по четыре. Туфли расставишь в гардеробной вот по этому плану. — Дейз дала Ханне аккуратно расчерченный лист, где была изображена каждая пара туфель и отмечено её место в обувном шкафу. Гардеробная мисс Лайлы была едва ли не больше, чем вся каморка Ханны. — И никогда, ни в коем случае не трогай статуэтки. Вытирать с них пыль можно только мисс Ортон.

— Почему?

— Я же говорю, мисс Лайла странная… у неё с головой малость неладно. — Дейз закатила глаза и постучала по своему чепцу.

— Я слышала, про неё говорят, что она «нервическая».

— Ну, пожалуй, можно и так сказать. — Дейз повернулась и стала разбирать нижние юбки.

— А остальные тоже?

— Нет. Для таких богатых и избалованных девочек они даже вполне ничего. Кларисса очень милая, но ей ужас как достается от Лайлы за то, что она такая красивая, хоть и младше неё на три года.

— А Генриэтта?

— О, Этти? — рассмеялась Дейз. — Этти — совсем другое дело!

— Как это «совсем другое дело»?

— Этти всего девять. Озорная, как мальчишка. Ох, слушай, милая моя, мне сейчас некогда про всех тебе объяснять. Сама увидишь: все три друг на друга не похожи. Только будь осторожнее с мисс Лайлой.

Ханна отнесла вещи прачке и поспешила обратно наверх. Дейз стояла на коленях в детской, окружённая коробками с подписями.

— Ты читать умеешь? — спросила она.

— Да.

— Это хорошо, быстрее справимся. — Она положила руку на стопку коробок слева от себя. — Это коробки с людьми. — И Дейз начала разбирать стопку. На одной коробке было написано: «Горничные». На другой — «Повариха, мистер М., судомойки». На третьей — «Семья». Потом Ханна увидела коробку с надписью: «Ковры и картины — первый этаж». Тут было не меньше двух десятков коробок с мебелью, вещами и фигурками людей, повторявшими обстановку и жильцов дома номер восемнадцать по Луисбург-сквер. Дейз и Ханна поставили у кухонного стола толстую куклу с седыми кудрями и в чепце. Это была миссис Блетчли. Затем они развесили и расставили кухонную утварь. Потом убрали крошечные бутылки в специальный шкаф в винном погребе и поставили рядом с ним фигурку мистера Марстона.

Для Ханны это занятие оказалось весьма познавательным. Она ещё многого не успела повидать в доме номер восемнадцать. Целых три часа они вместе с Дейз вытирали, полировали и собирали составные части кукольного дома. Они развесили картины в комнатах на нижнем этаже и разложили восточные ковры, сверкавшие, словно драгоценные камни. Японские вазы в кукольном доме тоже были, но рисунки на них казались совсем грубыми и простыми по сравнению с настоящими: бурные волны как будто застыли, а морские создания выглядели вялыми, словно лишились всех сил. Получилось, что художник попытался уменьшить весь океан и живущие в нём создания до одной капли воды.

— Ох, а это бедняжка Дотти, — вздохнула Дейз, открыв одну из коробок с прислугой. — Выходит, теперь это будешь ты, — сказала она и поставила куколку в каморку под крышей. — Ты же не против?

Ханна такого не ожидала. Она посмотрела на фигурку служанки в такой же холщовой юбке, которую она надевала утром, в фартуке с пятнами от угольной пыли.

— Вообще-то немножко против, Дейз. Может, мы её чуть-чуть переделаем?

— Отлично придумано! Запасная форма у нас есть. Мы её переоденем в дневное парадное платье, а ещё я вот что придумала! — Дейз вскочила и открыла шкафчик с бумагой, красками и кисточками. — Дотти была светленькая. Выкрасим ей волосы тушью, будут рыжие, как у тебя.

Девочки едва ли не четверть часа возились с куклой.

— Погляди-ка! — воскликнула Дейз, поставив её возле миниатюрного ведёрка для угля. — Здорово получилось, а?

— Да, отлично. Спасибо, — сказала Ханна и потянулась за следующей коробкой.

— Не трогай! — выпалила Дейз, когда Ханна приподняла крышку коробки с надписью: «Комната Лайлы». Ханна застыла. — Никому не разрешается трогать вещи из комнаты Лайлы в кукольном доме. Она сама всё вытирает и расставляет. Там даже есть фарфоровая кошечка, совсем как Яшма.

— Ясно, — сказала Ханна. — А комнаты других девочек?

К двум часам они закончили. Ханна переоделась обратно в форму судомойки, и её послали чистить каминные решётки и разводить огонь в комнатах на первом этаже.

Так она оказалась в комнате, куда прежде ни разу не заглядывала. Едва шагнув через порог, Ханна застыла. Она догадалась, что это музыкальная комната — Дейз обставляла её в кукольном домике. Там был большой рояль, а напротив него, у двух высоких французских окон, выходящих на сад, стояла арфа. Ханна поставила на пол ведёрко с углём и растопкой. Цветные струны, изящные очертания деревянного корпуса, блеск полированного дерева влекли её. До этого она видела арфу только на картинках. В комнате, кроме неё, не было ни души, арфа одиноко блистала в лучах утреннего солнца. На ней, разумеется, никто не играл, однако Ханна ощутила, как подрагивают струны. Но как же это? К инструменту никто не прикасался, и всё же девочка чувствовала, нет, почти что слышала колебание лёгкого звука — словно мелодия ждала, когда в неё вдохнут жизнь.