От первого до последнего слова - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 12
– Да что ты так разошелся-то, Константин Дмитриевич?
– Да я не разошелся, Дмитрий Евгеньевич! Я все понимаю, конечно, он с министром здравоохранения за ручку здоровается и деньги хорошие платит, но я-то тут при чем?! Он же не мне платит!
Долгов пристально посмотрел на заведующего отделением, который в запальчивости сказал явно не то, что нужно, а заведующий посмотрел на него.
Зря ты это сказал, подумал Долгов.
Зря я это сказал, подумал заведующий.
– Если ты думаешь, что я получаю за него деньги, а ты не получаешь, возьми и делай операцию сам.
Костя Хромов, заведующий хирургическим отделением, сорвал с головы невесомую операционную шапочку и кинул на стол Дмитрия Евгеньевича, заваленный бумагами и такими же шапочками.
– Ну да, делай!.. Он же у тебя хочет оперироваться, а не у меня.
– Тогда ко мне-то какие претензии, Кость?
Как всегда, когда Долгов начинал всерьез сердиться, окружающие пугались и моментально признавали его превосходство. Заведующий отделением немедленно дал «задний ход».
– Да нет у меня к тебе претензий! Просто он замучил всех, этот Грицук! Сестры от него плачут, а Марья Ивановна вчера мне сказала, что, пока он лежит, она на работу не выйдет.
– Это какая Марья Ивановна? Сестра-хозяйка, что ли?
– Какая же еще, Дим?
– Я с ней поговорю. Ей просто нужно денежек немножко дать, и все будет в порядке. А Грицук этот, ну… он просто больной человек, и еще истерик, по-моему! С больными вообще непросто, ты же знаешь.
– Я знаю, но границ-то не надо переходить! Это ты со всеми носишься, как с писаной торбой, вот они и привыкли, что мы тут перед ними расстилаться должны!..
В кармане у Долгова зазвонил мобильный, и на столе замигала красным и запищала трубка больничного телефона, но он все-таки договорил:
– Кость, вот это неправильно ты говоришь! Мы лечим людей, а не собираем машины. И то, что они всего боятся – боли, операции, диагноза и нас с тобой, это нормально. Понимаешь, нормально! Ну, он неприятный человек, конечно, но ведь больной!..
– Он больной, а ты святой, – под нос себе пробормотал Хромов. – Кофе хочешь сварю?
– Свари. Але! Да, зайду. Посмотрю. Хорошо. Хорошо. Минут через пятнадцать. В кабинете. Если хотите, но только быстро, потому что я потом на операцию уйду. – Он оторвал от уха одну трубку и приложил другую. – Але! Да, здравствуйте. Конечно, можно. Приезжайте в триста одиннадцатую клиническую больницу. Да можно прямо сегодня, часам к трем. Это дело лучше не затягивать, вы же понимаете. На Ленинградском шоссе. Вам рассказать, как доехать, или вы сами найдете?.. Я буду здесь, на вахте нужно сказать, что вы к Долгову, и вас пропустят.
– Можно, Дмитрий Евгеньевич?
Хромов выглянул из-за шкафа, где он стоял над чайником, и опять скрылся, а Долгов посмотрел на просунувшуюся голову и кивнул.
Больничный телефон на столе перед ним зазвонил снова.
– Секундочку. Да, але! Можно подавать минут через двадцать. Уже буду. Хорошо. А какая у нас сегодня операционная? Первая? Да, я понял. Что у вас?
– Дмитрий Евгеньевич, – очень вежливо выговорила всунувшаяся голова. – Я вам хотел показать презентацию моей апробации. Посмотрите?
– Посмотрю, давайте.
– Кофе с сахаром сделать? – спросил Хромов.
– С сахаром.
– А йогурт будете?
Долгову хотелось и йогурта, и сыра, и кофе – дома он никогда не успевал позавтракать, – но есть и смотреть презентацию он не мог. Как это, профессор будет есть, а аспирант не будет, что ли?!
– Я потом.
Компьютер мигнул, открывая нужный файл, и появилась сказочной красоты картинка – какие-то заголовки, выделенные красным, подзаголовки, выделенные синим, пункты, помеченные квадратиками, и подпункты, помеченные кружочками. И все это почему-то на фоне зимнего пейзажа города Санкт-Петербурга.
Пункты, подпункты, заголовки и подзаголовки Долгов читать не стал, двинулся дальше, чтобы посмотреть суть. Суть была изложена довольно толково, но только опять почему-то на фоне Питера. Фотографии операций тоже были помещены на этом же историческом фоне.
– А… это тут к чему?
– Что, Дмитрий Евгеньевич?
– Ну, вот, к примеру, Исаакиевский собор? Он имеет какое-то отношение к гнойной хирургии?..
Аспирант, с тревогой следивший за профессорским лицом, весь посветлел, улыбнулся, так что волосы даже шевельнулись у него на лбу, и сказал:
– Нет, просто мне город очень нравится!
Хромов за шкафом довольно отчетливо фыркнул.
– А вы что, из Санкт-Петербурга, что ли?
– Да нет, но просто я подумал… Красиво! А вам что, не нравится?
Долгов посмотрел на аспиранта, а тот на него.
– Да нет, – сказал Дмитрий Евгеньевич, раздумывая, как бы объяснить попонятней, но так, чтоб не обидеть. – Мне нравится, но эти виды, по-моему, будут отвлекать.
– Да? А мне кажется, красиво!
– И вот эту методику упоминать не надо. Я, между прочим, всем своим курсантам говорил об этом. Мы рассматриваем ее только в исторической части. Так больше никто не делает, после того как в Бельгии стали делать по-другому. А вы еще фотографию зачем-то поместили! Константин Дмитриевич, посмотрите!
Хромов выбрался из-за шкафа, пролез за кресло Долгова и уставился на монитор. Некоторое время трое врачей рассматривали фотографию.
– Вы же объясняли, – сказал Хромов и кружкой показал на монитор. – Помните, Дмитрий Евгеньевич?
В присутствии посторонних и больных они всегда были друг с другом на «вы» и по имени-отчеству.
– А где вы это взяли? В Интернете?
Аспирант расстроенно кивнул. Профессору не нравилось, и это было ужасно! Какая разница, так или эдак делать! Самое главное результат, а результат тут представлен. Подумаешь, технологии! И там технологии, и здесь технологии! И если они устарели, то не так, чтобы очень, всего, может, на год!
– Сейчас делают гораздо менее травматично. Я вам покажу, где это можно посмотреть, а вообще нужно было слушать внимательно и делать правильные выводы, – не удержался профессор.
Дверь приоткрылась, и заглянула сестра.
– Дмитрий Евгеньевич, можно к вам?
– Да, заходите.
– Здравствуйте, Константин Дмитриевич. Вы просили вам напомнить, Дмитрий Евгеньевич!
Долгов, поспешно листая файлы в своем компьютере, поднял глаза.
– Ну… напоминайте, Екатерина Львовна!
Сестра покраснела и стрельнула глазами в аспиранта. Аспирант был так себе, замученный и какой-то неухоженный, как будто немытый, зато профессор так хорош, что весь старший, средний и младший медперсонал женского полу старшего, среднего и младшего возраста в его присутствии немедленно приходил в экстаз.
Ну и подумаешь, лысый немножко!.. Зато глаза какие голубые! А плечищи, а стать богатырская, а руки, руки-то! Слепки с таких рук нужно делать и помещать в музей хирургии! А еще улыбка, преображавшая все лицо, и тихий голос, от которого молоденькие девчонки просто в обморок падали и сами собой в штабеля укладывались! Да все вокруг шепчутся: «Гений, гений!», и еще: «Светило и надежда!» А светиле тридцать восемь, и в зеленом хирургическом костюме, в просторечье именуемом «пижамой», от него вообще глаз не оторвать, куда там бедолаге Джорджу Клуни из сериала «Скорая помощь»!
Джордж Клуни там, в сериале, как раз и изображал такого, как Дмитрий Евгеньевич, – молодого, решительного, все понимающего, думающего, упорного.
Спаситель. Последний оплот. Первый после бога.
Если он берется за дело, значит, еще не все потеряно. Значит, надежда есть. Сделано будет все и немножко больше.
Екатерина Львовна, рдеющая и несколько отвлекшаяся на свои возвышенные мысли, все продолжала умильно дивиться на профессора, а тот вдруг усмехнулся необидно и Екатерину Львовну поторопил:
– О чем вы хотели напомнить?
И аспирант, и Хромов смотрели на нее, и она засуетилась, отвела взор, опять уткнулась в голубые профессорские глазищи, покраснела еще пуще и насилу выдавила из себя, что Дмитрий Евгеньевич хотел до операции зайти в четырнадцатую палату, посмотреть больного, прооперированного по поводу язвы, и сделать какие-то новые назначения.