Барселонская галерея - Рой Олег Юрьевич. Страница 36

Накануне вступительных экзаменов первокурсница Терехова буквально землю рыла, чтобы помочь сестре-абитуриентке. Устроилась работать в приемную комиссию, всеми правдами и неправдами пыталась узнать будущие задания и даже пряталась в туалете во время письменных экзаменов — математики и сочинения, — куда Милочка, как было заранее оговорено, приносила ей свои работы на проверку. И цель оказалась достигнута. К радости сестры, младшая Терехова тоже стала студенткой экономфака МГУ. Сестры поселились в одной комнате общаги и стали еще более дружны, чем были до этого.

Когда Милочка училась на втором курсе, а Света на третьем, умерла мама.

Лидия Павловна была совсем еще молодой, меньше пятидесяти. Но и у нее обнаружили тот самый рак крови, что и у бабушки. Оказалось, что болела она давно, но с дочерями не делилась. У них своя жизнь, зачем отвлекать их ненужными переживаниями, тем более когда помочь они ничем не могут.

Вернувшись с похорон, Света несколько месяцев не находила себе места. Милочка же выглядела спокойной, словно простилась не с самым близким человеком, а с дальним приятелем.

Это казалось диким, неестественным. Старшая сестра однажды не выдержала, завела на эту тему разговор. Младшая лишь пожала плечами:

— Горе ужасное, но, когда ты постоянно живешь за сотни километров и у тебя своя жизнь, оно как будто размывается, притупляется, смягчается. В общем, переносится гораздо легче.

Именно так и сказала.

Света так чувствовать не могла. Вернее, так не чувствовать.

Ей хотелось повернуть время назад. Чем больше она понимала, что это невозможно, тем отчаяннее хотелось. Как говорится «ах, если бы…».

Ежедневно девушка думала о маме и бабушке, вспоминала, корила себя за то, что смела осуждать их, что мало любила, недостаточно проявляла заботу и внимание. Что даже в последние месяцы маминой жизни они так редко звонили и вообще не писали писем домой. И что среди пустой, никому не нужной информации ни разу не мелькнуло: «Мамочка, я тебя очень люблю». Не приучены были они с сестрой говорить об этом.

Но жизнь продолжалась. Света не вылезала из библиотек, сессии сдавала на одни пятерки, Милочку спасали только конспекты и помощь сестры. Студенческая жизнь, с ее КВНами, капустниками, вечеринками поглотила девушку целиком, она то и дело с кем-то знакомилась, встречалась, расставалась… Светлана больше не позволяла себе влюбляться. И потому, что это отвлекло бы от учебы, и потому, что боялась новых страданий. Слишком многое за последние годы ей пришлось пережить.

Сестры Тереховы окончили университет: старшая с красным дипломом, младшая с обычным. К тому времени, когда декан вручил Милочке синюю корочку и ромбик выпускника МГУ, Светлана уже работала младшим экономистом в научном институте — «ящике», где выхлопотала ставку и для сестренки.

Жили они более чем скромно, снимали на двоих крошечную комнату в огромной коммуналке. Но зато остались в Москве.

Через пару лет им улыбнулась удача — Свете удалось устроиться в совместное фармацевтическое предприятие.

Руководил им некто Владимир Яковлевич Штейн, вдовец, человек уже не слишком юный, за сорок, но сумевший быстро приспособиться к новым веяниям в стране. Светлану он ценил настолько, что всего за три года она из простого экономиста превратилась в финансового директора компании. А на пятый он вдруг сделал ей предложение.

Это стало огромной неожиданностью — и для самой Светы, и для Милочки, которая уже несколько лет была замужем. В свое время Штейн по просьбе Светланы устроил ее сестру личным помощником директора в банк, принадлежавший сыну его друга. Свете Милочкин муж Тимофей не слишком нравился, поскольку казался поверхностным. Был он молод, полон радужных надежд, наивных прогнозов и несбыточных планов. И с аквалангом нырял, и собачьему приюту помогал, и музыкальную группу продюсировал, и в правительство баллотировался, но все как-то не всерьез, будто не жил, а только играл во взрослую жизнь.

— Ты ведь его совсем не знаешь, — убеждала она сестру накануне свадьбы. — Может, подумаешь, не будешь спешить?

Милочка пожимала плечиками и хмурилась:

— А что тут думать? Действовать надо. Жизнь так коротка, надо успеть насладиться ею сполна.

— Но ты хоть любишь его?

— Ну, разумеется…

Словом, свадьба состоялась и была великолепной. Средств у жениха имелось достаточно, и он их не пожалел. Все было организовано по высшему разряду — белые лимузины, теплоход для банкета, лучшая гостиница, где молодым предстояло провести брачную ночь. Невеста в пышном длинном розовом платье со шлейфом и прелестной шляпке вместо положенной фаты смотрелась обворожительно. Ее, похоже, совершенно не смущало, что из ее родных за праздничным столом присутствует только сестра, а остальные сто с лишним человек приглашены будущим супругом.

Свету смущало все: и эта поспешность, и неприличная по тем трудным временам роскошь, и розовое платье вместо белого, и эта шляпка с цветами на хорошенькой Милочкиной головке. Последнее — особенно. Ей чудилась в этом дурная примета. Невеста должна быть в фате. Так положено, а надевать на свою свадьбу шляпку, это… ну, словно бросать вызов судьбе. Глупо, конечно, но мысль эта сидела в голове и не давала покоя.

В свадебное путешествие молодые улетели на Канарские острова. Света осталась одна. Неожиданно ей понравилось жить без сестры. Она совсем не скучала, была сама себе хозяйка. Когда Милочка, загоревшая и еще больше похорошевшая, вернулась после медового месяца, она, конечно, поселилась у мужа. Ушла с работы и с удовольствием окунулась в вихрь удовольствий, которые теперь, при богатом супруге, могла себе позволить.

Светлана же продолжала жить «старой холостячкой». К мужчинам ее не тянуло. Даже физически — слишком уж крепки были барьеры, вбитые в голову маминым и бабушкиным воспитанием. Работа увлекала ее полностью и занимала почти все время. И тут, точно гром среди ясного неба, прозвучало предложение от Владимира. Светлана растерялась. Конечно, ни о какой романтической любви между ними и речи не было. Но Штейн ей нравился. Более того, она его уважала. Как человека, который сам сумел многого добиться в жизни. Как сильную личность.

— Зачем я вам? — тихо спросила Света. — Разве мало вокруг молоденьких и хорошеньких?

— Мне не нужны молоденькие и хорошенькие дурочки, — отвечал Штейн. — Мне нужна рядом женщина, которой я мог бы доверять. Которая меня не предаст.

Она подумала — и согласилась. Они подали заявление в ЗАГС.

Их первая ночь стала для Владимира ночью открытий. Он и предположить не мог, что эта рассудительная, безупречная, с виду настолько уверенная в себе женщина под тридцать окажется девственницей…

«Это все так непонятно, так ново и непривычно для меня, — повторяла себе Светлана. — Но я привыкну. Освоюсь. Научусь. Научусь быть счастливой…»

Узы, сбыться этим планам было не суждено.

Все началось с того, что Милочка забеременела. Ее старшую сестру эта новость повергла в шок. Вроде закономерный ход событий, но Свету как огнем обожгло. Ей отчего-то казалось — произошло что-то сверхъестественное. Ну не могла она представить свою маленькую сестренку мамой. Замужней — еще куда не шло, а вот мамой — никак. Но Милочка так радостно щебетала в телефонную трубку, что она уже абсолютно во всем уверена, что врач подтвердил срок семь недель и отправил сдавать анализы, что Свете ничего не оставалось, как смириться.

Прошло около месяца. Светлана уже ложилась спать, когда услышала настойчивый трезвон в дверь.

На пороге стояла Милочка, напоминающая своим видом героиню сказки «Принцесса на горошине» в момент ее появления перед дверями замка. Сестра явилась в тоненьком плащике, в туфлях-лодочках хлюпала вода, мокрые длинные волосы свесились вперед, закрывая половину лица. Она обхватила себя руками за плечи и мелко дрожала.

— Милочка, что с тобой? Вы поругались? Не молчи! — Света втащила сестру в квартиру и, стянув с нее мокрый плащ, почти насильно потащила в комнату, завернула в плед, заставила выпить горячего чаю.