Гнев генерала Панка - Чичин Сергей. Страница 107

Генерал догнал, надо же, тоже взгромоздился верхом.

— Обнаружили, — признал тоскливо. — Оборвать Чумпу лапы. Или выдать премию, надо бы глянуть, сколько натибрил. Это как при борьбе за трон. Кто бучу поднял — мятежник, кто большую бучу — еретик, кто наибольшую — новый король. Чем чревато?

— Корольство?

— Кража денег у духовенства.

— Бить, пожалуй, будут. И отымут искомое. И на работы по обустройству города месяца, пожалуй, на два.

— Обустройство — с битьём гномов связано?

— Едва ли, но можешь на стройке кирпич уронить гному на маковку.

— Небогато. Лучше смыться, пока не ущучили.

— Тогда к Вонифатию лучше не ходить. Там нас запомнили, ты уж постарался со своими гзурами. Пошли-ка, пока бодрые и коней не вернули, пожрём наскоро, знаю тут одну едальню по соседству, а там предстоит подумать, как из города выбраться. Интересно, они догадались тот подземный пролом заделать?

Генерал пожал плечами. За него стратегическим планированием всегда занимался кто-то другой. Вот куда в бою направить главный удар, а где лишь подразнить противника задницей — это он видел безошибочно, не теряя головы ни в какой горячке. А заранее прикидывать на карте преимущества той или иной боевой позиции или маневра — упаси Занги от таких дел! Драться надобно там и тогда, где и когда припёрла нужда, а будешь выискивать возможность размахнуться пошире или разбежаться подольше — так и эльфом стать недолго.

— Дырку-то мы хоть и в стене прошибём. Стены тут — я рассмотрел — не ахти, такие, как ты, похоже, складывали на принудительных работах по обустройству… Вово только разбег взять, вот и выход образуется. А к тому дядьке я и вовсе не собирался. Кормит из рук вон, а то вдруг ещё за постой спросить вспомнит? В тот раз, как уходили, ему недосуг было, да они, хумансы, злопамятные.

— Тогда сюда. — Книжник указал в особо узкий и кривой проулок. — Первое правило жизни в этом прекрасном городе, скажу уж по большой дружбе, — это знать скрытые тропы, ага. Если туда добираться маршрутами, так сказать, официальными, с триумфом и помпою, то придётся полгорода проехать и со всеми патрулями раскланяться. А так мы живо на месте будем… Эй, осторожнее!

Предупреждение запоздало — генерал въехал многострадальной своей головой в бельё, висевшее на натянутой промеж двух домов верёвке, дёрнулся, немалого размера кальсоны с верёвки улетели на землю. Из оконца немедленно высунулся мордастый хуманс, обложил, не разглядев, крушилу по матушке, генерал не остался в долгу и пнул его сапогом прямо в рожу, сам чуть не свалился с седла, но поток брани пресёк надёжно и надолго.

«Надо побыстрее доехать, а то снесет город почище землетрясения», — смекнул Хастред и больше уже не оборачивался.

…В харчевне «Пенная шапка», куда книжник приволок генеральский отряд, огромные пивные кружки и впрямь венчала пышнейшая шапка плотной пены. Какие препараты в пиво для этого клались — было величайшим секретом содержателя харчевни, толстощёкого вислоусого хуманса по имени Вильям. За счёт этих знаменитых шапок клиентура у Вильяма была достаточно стабильная — к нему сходились те, кто придавал внешней атрибутике больше значения, чем собственно содержанию. Так что самое горячее время в харчевне наступало с сумерками, когда после трудов, не всегда праведных, в харчевню стекались солидные люди, усаживались за столы и, умиротворяя взоры пенными холмами, вели неспешные разговоры о ценах на зерно и гвозди. В остальное же время харчевня практически пустовала, потому как те, кто ходит по пиву днём, как правило, придают значение его вкусовым качествам. А вкус у Вильямова пива был, скажем откровенно, чем-то средним между дёгтем, уксусом и навозом.

В иное время Хастред непременно выбрал бы заведение с пивом поприличнее, но на сей раз прикинул, что отсутствие лишнего внимания перевесит мелкие неудобства. Кроме того, приличного пива всегда можно было взять в погребке через дорогу. Конечно, пришлось бы выслушать возражения Вильяма, но убедительно возразить генералу у хумансов никогда не получалось. Вот и сейчас, стоило ему появиться в дверях и гаркнуть:

«Эй, гарсон! Ну-ка быстренько нам на стол чего ни на есть, да мяса, мяса, главное!» — как Вильям вздохнул, малозаметным жестом снял со стены табличку, гласившую, что «Сиводня постный ден, то исть жрити копусту», и рявкнул на сына, невыразительного рябого юнца, в том плане что, мол, иди-ка ты к мяснику за кабанчиком.

Панк торжественно плюхнулся на лавку, установил меч к стене и блаженно потянулся.

— Прямо забываешь порой, зачем города нужны, — обратился он к ввалившейся следом шайке. — Иной раз, под стенами копаясь, альбо долбясь тараном в ворота, такие мысли в голову приходят! Насчёт посносить на фиг все эти гнездилища разврата, а жить уйти в горные выси, в пещеры — вона, пеоры посейчас в них живут, так какие здоровые вымахали, даже завидно. И лишь только усевшись в таком вот заведении, где за шиворот не каплет, в глаза не светит, не гуляют сквозняки и пиво притаскивают в любых желаемых количествах… да ещё с такой пеной!!!

Вильям как раз подтащил поднос с кружками. Хастред снова запоздал с приступом предупредительного кашля, и генерал, к созерцательству не склонный, энергично сдул пену и выкатил в глотку половину кружки. Книжник замер в ожидании нехорошего. Рядом столь же обалдело застыл с открытым ртом Вильям. На его памяти с его продуктом так неадекватно ещё никто не поступал.

— Та-а-ак, — изрёк генерал после краткой паузы. — А вот зайдёшь в иную харчевню, светлую и опрятную, и понимаешь, почему мы, гоблины, спокон веков предпочитаем сырые мрачные казематы. Скажи, любезный хозяин, как ты насчёт накатить с гостем по кружечке?

Вильям содрогнулся. Он-то знал, в отличие от всех остальных, какой именно продукт даёт пышную пену без усадки!

— Благодарствую, — ответствовал он как мог степенно, только природный бас его отчего-то сбился на звенящий фальцет. — Не пью я… на работе… и вообще не пью… ибо печень… да и, маги говорят, пить вредно…

— Та-а-ак! — повторился генерал с неубывающей мажорностью. — Что ж это ты, вроде такой солидный мужчина, а законов гостеприимства не разумеешь! Тут уж пропадай печень, а гость не должон себя ощущать покинутым! Зайдёшь ко мне в гости, так неужто ж я тебя заставлю в одиночку моё пиво дуть? Скорее уж выгоню на пинках, вот ещё, переводить мое самоварное пивцо на всякого! Садись, говорю!

Вильям покорно опустился на краешек лавки, тщетно пытаясь вспомнить, какая такая нелёгкая погнала его в пивно-закусочный бизнес, отвратив от радостной и беспроблемной судьбы горняка или лесоруба.

— Угощайся, — предложил генерал с каменным лицом, указывая на кружки. — Вон сколько натащил! Вово у нас не пьёт, верно, Вово?

— Как есть верно, — согласился Вово с охоткой. — Разве что молочка малость сыщется, а то я даже от кваса зарёкся, в больших городах всё не так, и квас не тот, что у нас в деревне, с него пучит!

— С пива как бы и похуже чего не случилось, — утешил его генерал. — Видишь, он не пьёт, бери его кружку!

— Печень…

— Слушай, толстомясый, ты мне тут не пой про печень! От пива ей то ли ещё урон будет, то ли нет, а вот коли не выпьешь, так ей уж точно здоровой не бывать! — Генерал легонечко пристукнул по столу кулаком.

Зембус осторожно понюхал пену, торопливо чихнул в сторону.

— Я бы предпочёл чисто в печень, нежели это вовнутрь, — заметил он тоскливо.

— На целебных травах! — жалобно проныл Вильям, но, не видя сочувствия на бандитских рожах, уныло взялся за кружку и сделал скупой глоточек.

Хастред с уважением к генеральскому дару убеждения покачал головой, вытащил из навьюченной на Вово сумы монету и отправился в погребок напротив, где пиво продавали на вынос, и покупали его, по слухам, даже для весьма фешенебельных заведений.

Когда книжник вернулся, неся в каждой руке по большому кувшину грубой лепки, дела в «Пенной шапке» пошли на лад. Вильям кхекал и тайком отплёвывался за стойкой, генерал меланхолично кушал резаную капусту из большой миски, юный Вильямов отпрыск с натугой проворачивал над очагом насаженную на вертел кабанью тушку. Зембус правил лезвие меча, но, судя по тому, как кривился, меч предстояло покупать новый. Вово подсел к стойке, на его зубах похрустывали толстые ломти холодной ветчины, кобольд веселел на глазах. Чумпу тут воровать было нечего, кроме секрета пивной шапки, а на такую гнусность не простиралась даже его неумолимая клептомания, так что он откровенно маялся, крутился возле очага и руководил жаркой.