Гнев генерала Панка - Чичин Сергей. Страница 29

— Слышь, никак не уймётся… Ты не смотри, что мелкий и морда хитрая! Такой зверюга, нам обоим фору даст!

— Да там же вроде никого…

— Да ну? Хм, и то верно… Что значит добычливый! Вот, помню, обложили мы раз замок один, перехватили трёх гонцов, что за помощью послали, а они все в один голос лепечут, что всего четверых послали! Ох, как мы по всему лесу этого четвёртого искали! Не спали и не ели вовсе, потому проскользни он — привел бы силу несметную.

— Поймали?

— Не-а. Он, как выяснилось, из замка и не выходил. Зашёл перед выходом в корчму для храбрости, ну и понеслась. Я как узнал — а узнал, когда после трех суток рысканья озверел и взял замок на копьё, — так сразу его за ребро на крюк. Простой дружинник, а крови попортил больше, чем сам хозяин того замка…

Чумп постоял, слушая как зачарованный, потом встрепенулся, злобно отплюнулся, отвёл душу, угостив смачным пинком бесчувственного тролля. Вот и погряз в собственном хобби… то бишь влип в историю. Лет через триста, глядишь, будет в чести сага о генерале Панке и его спутниках… гмм… прапорщике Чумпе и рядовом Вово (по матери). Которые отважно спасли Северные земли от порабощения гномами и прочими всякими. Если эти рассказчики наконец сдвинутся с места и соблаговолят добраться до Копошилки, сагу сию сложит известный своей грамотностью на весь город Хастред. Хорошо, если не в стихах. Его стихами только гномов в Хундертауэре морить. Правда, хумансовые девки, говорят, заслушиваются, но они ж на то и девки… Гоблину, настоящему мужику, пристало изъясняться слогом тяжеловесным и дюже нескладным, как вон генерал, привирать не возбраняется, даже поощряется, потому что если рассказывать только правду — станет тихо. Не то чтобы не о чём рассказать, но о некоторых событиях лучше не распространяться, дабы не быть неверно понятым. И у каждого гоблина жизнь составлена главным образом из таких вот казусов.

Идущий сверху свет заслонила могучая фигура Вово, но так на самом верху лестницы и забуксовала. Подземник удивлённо посопел, сделал ещё попытку шагнуть вперёд, но тело осталось на месте, нога зависла в воздухе, не дотягиваясь до следующей ступени.

— Ты чего? — удивился Чумп.

— Не знаю. — Вово испуганно шмыгнул носом. — Колдовство, может быть? Не пускает!

За спиной у него нарисовался генерал, хмыкнул снисходительно — молодёжь, учить ещё и учить — дёрнул за меч, неловко заброшенный поперёк спины и зацепившийся за косяки. Меч повернулся, вписался в проём, и Вово с облегчением ссыпался по лестнице, совершенно никакого вреда не претерпев и никому не причинив, потому что Чумп ловко отскочил, а телу тролля, на которое Вово с маху рухнул, было уже всё равно.

— У-уух, — с облегчением выдохнул Вово, подгрёб поближе выроненную булаву. — На сей раз удалось… Ну вот, вишь — факел горит? Там в полу дыра. В неё и лезь, только смотри, это самое, далеко не отходи…

— Покусают?

— Наступишь — ясное дело, что покусают. Даже не покусают, а загрызут, а точнее, съедят. А чтоб сказать ещё правильнее, так и проглотят. Сглотнут то есть, это ещё ближе. Поглубже знаешь какие водятся?

— Нет. И не жажду.

— Ну и правильно, я как первый раз повидал одного… не самого крупного да страшного, я б даже сказал маленького и… гм… симпатичного… полгода просыпался с воплем, со всей деревни народ сбегался, поначалу на помощь, а потом так и по шее стучать, когда уже надоел.

Чумпа в очередной раз передёрнуло. И лезть в негостеприимную дыру в полу ему сразу расхотелось. Может, не поздно ещё как-то договориться с теми, что бьются лбами о ворота? Эти если и покусают, то по крайней мере не сглотнут… Но по лестнице уже спешно гремел сапогами бравый генерал, мечи свои и Коальдову голубую кольчугу держал неизящно под мышкой, в руке была лампа со стены.

— Вы ещё тут, лопухи? — рявкнул он с лестницы. — А ну, ходу! То ли те умники через стену махнули, то ли в ворота долбанули вместо бревна головой своего старшего, но только орут они уже во дворе! Дверь я припёр, но всё ж таки не спите. Это тебе, голозадый, — какой же я командир, если у меня войско без брони, а такое сокровище пропадает…

Чумп с неприязнью повёл плечами, но кольчугу принял. Можно будет соврать, что спёр, только бы попасть в понимающую компанию. Да и продать… Не носить же, в самом деле. Ишь, отец-командир выискался…

Наверху загремело. Вот уже и сюда ломятся. Придется рисковать…

— Тут хоть неглубоко? — спросил Чумп тоскливо. Заглянул в дыру — было там темно. Ну то есть очень. Даже для гоблина-взломщика.

— Не шибко, — заверил Вово.

— А поточнее?

— Да куда ж точнее?

— Да пропади оно все пропадом, — буркнул Чумп и полез в дыру.

Погоня настигала беглецов быстро и верно. Огромный, как гора, могучий домиторский скакун изнемогал под тяжестью закованного в стальные латы паладина; легконогая кобылка тоже заморилась, хоть и несла всего лишь хрупкую девичью фигурку. Гзурусы же мчались с гиканьем и свистом, на ходу умело перескакивали на заводных коней, бряцали оружием, лихо и забористо ругались вдогонку. Правда, перехватывать не спешили — видели, на что способен заключённый в стальную скорлупу воин, когда в руках у него странный меч, узкий, тяжёлый, с несообразно длинной рукоятью. Двое горячих голов догнали было в самом зачине погони, когда стало ясно, что добыча не будет ждать, покорно задрав лапки, пока её ощиплют. Догнав рыцаря, налетели с обеих сторон, занесли палицы, дабы оглушить и взять живым — уж он-то всё сделал, чтоб не заслужить лёгкой смерти… Оба остались далеко позади и никогда больше не похвастаются удалью. Остальные гзурусы видели и учли всё это. Зачем зря рисковать? Вот-вот падёт конь паладина, и даже если он успеет вывернуться из-под громадной туши — а какой прыти ждать от того, на ком два пуда стали? — что сделает, пеший, против двух дюжин отважных и умелых воинов, сильнейших детей великого Гзура? Да ничего!

Знал это и сам паладин. Слышал хрипы в груди коня, видел летящие клочья кровавой пены, коленями даже сквозь сталь доспехов ощущал дрожащие мышцы испытанного боевого друга. В любой момент готов был обернуться и принять неравный бой, но здесь, посреди бескрайней степи, он даже не задержит гзурусов. Двое-трое попросту обогнут его и схватят принцессу ещё до того, как он падёт под ударами прочих. Если бы хоть какое узкое место! Что-нибудь такое, где можно встать, закрыть собой проход и сдерживать гзуров… Порубят в капусту, но далеко не сразу, принцесса сумеет унестись далеко. Правда, толку с того героизма полный ноль, до Нейтральной Зоны сотни лиг, сам он и то едва ли добрался бы в одиночку, по пути каких только личностей не повстречаешь… О, Стремгод, земли тут дикие, суровые и жестокие, даже если повстречается девице какой-нибудь местный мелкий владетель, который не побоится перехватить у гзурусов их добычу — кто знает, не лучше ли ей будет сдаться этим волосатым… Паладин был ещё далеко не стар, но уже усвоил, что благородство — это в сагах да балладах бродячих менестрелей. Его самого, несокрушимого воина, гонит за ней не дурное желание спасти слабейшего, а всего лишь верность слову. Поклялся на мече отцу принцессы защищать её, пусть сгоряча или даже спьяну, теперь уж не упомнишь, но слово не воробей, и коли уж дал — должен исполнить, пусть даже ценой жизни. Печально, но сейчас изнутри шло словно какое-то тепло: есть ли смерть лучшая, чем гибель во исполнение данного обета? Он мог бы, когда гзурусы обрушились из засады на кортеж, пробить себе дорогу и умчаться в степь, а там его меч обеспечил бы безбедное существование… Но словно что-то выше него подхватило, развернуло и бросило в самую мешанину мечей и топоров, на защиту принцессы, а теперь несло вскачь по полю, хотя рыцарская гордость всё настойчивее пробивалась из недр души, требовала развернуться и умереть красиво, коли уж жить никак не получается. Надежд не осталось. Здесь нет друзей, а своих сил не хватит.

— О могучий Барака, — простонал паладин сдавленно, — ты ж знаешь, я тебя всегда чтил поперёд прочих богов… и даже богинь… И жертву первую тебе, и клясться ежели лысиной чьей, то… хм… Не прошу жизни — дай умереть достойно!