Гнев генерала Панка - Чичин Сергей. Страница 5
Гзуры держались на равном расстоянии — в пяти шагах друг от друга, по центру пустили того, что с кистенём. Всё с ними ясно. Этот центральный захлестнёт меч цепью, а тут и двое с боков. Неплохой план, вот только гоблины тем и знамениты, что портят всё на свете, в том числе и планы. Обломятся и эти, а остальное — всё сплошь фигня, как генерал установил на богатом личном опыте.
Чтобы уложить крайнего на левом генеральском фланге, пришлось приставным шагом сместиться влево и с маху обрушить тяжёлый клинок. Гзур не успел взметнуть саблю — чёрное лезвие развалило его от плеча до пояса. Правда, тут же метнулся крайний справа, и пришлось, избегая его сабли, сделать с шага сальто вперед. Это было унизительно, особенно для гоблина в чине генерала, ещё более особенно — для оного гоблина в оном чине, весящего фунтов двести семьдесят даже без боевой сбруи. Но — традиции! Очень кстати Панк был патриотом, по крайней мере владел акробатическими выкрутасами и дул пиво далеко не хуже иных прочих. Перед глазами всё крутнулось, мелькнули собственные колени, где-то сзади свистнула безнадёжно опоздавшая сабля. Сапоги носорожьей шкуры гулко обрушились на пол, Панка занесло, он выправился, и на него налетел гзур с кистенём, но ударил не им, а коротким узким мечом, только и пригодным на чистку картошки. Генерал с изумлением обнаружил, что у него самого руки пусты; краем глаза углядел свой меч, торчащий из туши зарубленного гзура. Докувыркался!
Клинок акинака звонко лязгнул о стальной наруч и отлетел, не пробив. Руку пронзило тупой болью. В другое время генерал заплясал бы на месте, обкладывая всех и вся отборными матюгами (а гзуров пусть бы доколачивали ординарцы), но события сегодняшнего дня успели выжать из него всю отпущенную ему природой способность что-то воспринимать. Выкатилась из глубин гоблинского существа идеально отлаженная машина крушения — и заработала сама по себе, безо всякого участия сознания.
Гзур и ахнуть не успел, как левая рука генерала метнулась к его горлу и сдавила его до хруста хрящей. Панк вздёрнул противника на носки и отработанным экономным движением метнул правый кулак в его отупелое лицо: — Раз! Два! Три! На третьем ударе рожа гзура, неблаговидная и до коррекции, бесповоротно превратилась в тыкву, а тело безвольно обвисло, утеряв и акинак, и кистень. Генерал перехватил его за шкирку и за пояс, развернул и головой вперед отправил в окно, искусную мозаику из кусочков цветастого сланца. Такую красоту грех не разбить!
Незадачливый защитник дедовской памяти вышиб головой весь сланец до последнего осколочка и исчез где-то снаружи. Бросок на десятку, похвалил себя генерал и стремительно развернулся. Последний гзур набегал, и генерал еле успел нырнуть под саблю, чтобы врезаться головой в живот атакующему. Гзура снесло до дальней стены — врезавшись так, что содрогнулось здание, он сполз было по стене, но азарта не утратил, подскочил и явно хотел броситься в новую атаку… тут его пыл и угас.
Гоблин неторопливо выдернул из трупа меч, небрежно откинул острием от себя и сам двинулся на сближение. На лице его застыла мечтательная мина мясника-гзуроеда. Вот ведь, содрогнулся гзур, довелось нарваться на конкретного прихлебателя Великого Каннибала или, попросту, большого Дупоглота! Этот не просто зарубит, а — вон какой сытый да откормленный! — ещё и справит свой нечестивый ритуал с пожиранием, не то что жизни — посмертия лишишься…
Гзур почувствовал, как холодеют конечности. Видел он уже вполне достаточно. Видел страшный меч гоблина — такой не отобьёшь. Видел и самого гоблина в бою — такого не одолеешь. Уклоняться от него? Всегда и везде бытует мнение, что ежели большой — значит неуклюжий да неповоротливый, а этот вымахал мало что не с тролля… а только чушь это несуразная. Вон болотные тролли, уж на что громилы, а говорят — не зацепишь его в бою никакими средствами. Вот и этот здоровила, пожалуй, в скорости не уступит лучшим бойцам, виденным гзуром в жизни! Поневоле пожалеешь, что ты не из Древних, как гоблины и эльфы — те, как известно, если влипнут, хоть колдануть способны! А ты вот так и сгинешь, и поделом, говорил же оклеветанный мудрый дед — не мотайся ты, внучек, по гоблинским замкам, ничего там нету хорошего.
Одна у гзура оставалась надежда — броситься в атаку, ужаснуть гоблина на мгновение, оттеснить, прорваться мимо, а там в окно, а то в дверь, в два прыжка в седло, обрубить привязь, для пущей надёжности полоснуть по шее зверюгу, на которой приехал гоблин, чтоб уж точно не догнал, и — долой из проклятого замка, бросив все дела по наладке семейного бизнеса на выгодных условиях. Не был гзур хорошим бойцом и плохо представлял себе, чем можно ужаснуть гоблина. Хотя, по правде, генерал и сам себе этого представить не мог уже много лет, потому как везло ему в жизни чрезвычайно, из самой безвыходной ситуации он всегда выкручивался, пусть иногда и со скрипом, ни меч, ни стрела, ни копье лишить его жизни не могли, болезни обходили стороной и даже похмелье редко выходило за рамки терпимого. Когда-то в юности, будучи ещё неискушённым в жизненных прелестях и гадостях, глянул спросонья в зеркало — вот тут-то так пробрало, что лучше не надо, неделю трясся как в лихорадке, а с тех пор привык и только посмеивался, специально посматривая во всякие отражающие поверхности. В общем, будем объективны — никаких шансов у гзура не было.
Тем не менее он взревел и рванулся вперед.
Двадцать семь секунд спустя генерал Панк покинул кантину Ордена Гулга № 458 в нейтральном расположении духа. Пассив — замаранный кровью отличный камзол и непонятки насчёт отсутствия гоблинов — уравновешивался активом с лучших китонских виноградников. Меч опять стучал по уху. Генерал шагнул за порог, добродушно пнул ногой бесчувственного гзура, разлегшегося у коновязи в куче сланца, огляделся, икнул и сказал:
— Ишь ты… Развелось вас, право слово!
Прямо перед ним ровными рядами стоял отряд городской стражи, огородивший таверну полукольцом. В первой же шеренге народу было столько, что у генерала разбежались глаза, а за первой отсвечивала и вторая шеренга, да и за ней, вроде бы, ещё кто-то толокся, да было не разглядеть. Итого — со счётом у Панка, истинного гоблина, отродясь не ладилось — много. Он пригляделся к лицам. Как и ожидал — хумансы, изо всех народов только они встречаются враз помногу. Все в недорогих, невыдающихся, но добротных доспехах из толстой кожи, только шлемы из железа; у каждого высокий деревянный щит без герба, копьё футов десяти длиной, видны рукояти поясных мечей. Так себе воинство, более смахивают на ополчение, хотя стоят молча и спокойно, не пихаются и не пересмеиваются — видать, муштра на уровне. Это ладно, это вояки, не таких видали. Но! На правом фланге воинства, чуть впереди строя, под охраной двух перегруженных мышцами здоровил высился… то есть низился… маленький и жирный, с бородой до пояса и носом до бороды, обряженный в мрачненькую серую хламиду… гном.
Воистину надо быть Древним, чтобы понять ненависть, питаемую ими друг к другу. Их, заселивших этот мир задолго до Пришлых, не так уж и много было — эльфы, гоблины, гномы, дварфы да тролли. И всю историю, перескакиваемую из поколения в поколение, бились они друг с другом не на жизнь, а на смерть. Были, видать, причины для лютой вражды — сокрытые так глубоко, что никто из Пришлых так и не прознал про них, да небось и сами древние, что ещё остались, давно про них забыли. Ушли уже эльфы, глубоко под землю спустились и закрыли большинство входов дварфы, гоблины прекратили свою безумную лихую атаку на мир, словно бы устав от неё, а тролли и вовсе никогда за пределы своих болот да пещер не высовывались. И только гномы, известные своим экономическим складом мышления, развивали свою деятельность всё более бурно, ни у кого не вызывая большой симпатии, но и не опасаясь нарваться на неоправданное битьё. Если, конечно, не имели дел с гоблинами. И именно поэтому с гоблинами они старались иметь поменьше. Гоблины никого особо не жаловали, а уж столкнись самый добродушный гоблин с самым безобидным гномом — и придется усмирять гоблина обухом секиры.