Запретное влечение (СИ) - Карельская Анна "(Anika)". Страница 20

Пустой дом заполняют радостные возгласы, топот поселенцев и скрип старых дверей. Хлопотливая суета охватывает наш лесной домик. К моему сожалению, я оказываюсь в одной комнате с Розали, а Миа… Миа селится в комнату напротив со своим старым другом. Мы занимаем второй этаж. Скидываю свою спортивную сумку и быстро выхожу искать сестру, пока моя «соседка по комнате» наводит марафет.

Прочёсываю весь дом, но так и не нахожу её. В висках начинает стучать. Какого чёрта мы вообще всё это затеяли? Однако, как ни странно, тот факт, что мы стали ближе и бережнее относиться друг к другу, нельзя не учесть. Но как долго мы сможем продержаться? У неё уже сдают нервы. А что касается меня, то я готов сломать челюсть каждому, чьи руки окажутся на её маленьком плече. Что и говорить о Колине, лицо которого мне снится в кошмарах, где ЕЁ любят и она любит в ответ. Это как вечный страх. Боязнь, которую не излечить походами к психологу. Ведь наша любовь – недозволенная любовь. А это значит, что однажды она должна будет сделать свой выбор. Ведь свой я сделал давно. Я обрёк себя на извечную неопределенность и шаткую уверенность в том, что она останется рядом.

Выхожу на улицу. Над кромкой деревьев уже забрезжил рассвет, озаряя зелень ярко-алым маревом. Воздух здесь чистый и свежий, дышится легче. Глубоко вкушаю утреннюю прохладу и шумно выдыхаю. Медленно огибая дом вокруг, я начинаю вспоминать, когда же потребность в её присутствии превратилась в зависимость. Лес вокруг настраивал меня на нужную волну, расслабляя и унося в воспоминания о прошлом. И я отчётливо вспомнил момент нашей жизни, когда отец разделил нас во второй раз. Мне было шестнадцать, ей, соответственно, пятнадцать. Казалось бы, расцвет личной жизни и перспектив. Но у нас было иначе. Впрочем, разве это удивительно? Когда сестра заявилась на мамин званый ужин с разбитыми коленками и в мокром коктейльном платье, родители не выдержали. Наш ребяческий спор разрушил наше лето. Если бы мы только знали, чем обернётся эта шалость, то ни за что бы не стали нырять в городской фонтан. Мы поспорили. Я сказал, что сестра настоящая задница, раз носит то, что ей противно. И тогда, чтобы доказать, что ей плевать на дорогущее платье и нелепые наставления, она прыгнула в фонтан, ловко потянув меня за собой. Признаться, нам было безумно весело. Мы хохотали, словно безумные, пока плелись домой, промокшие насквозь. А потом… потом гнев матери и отца обрушился на нас, как снег на голову. Стёр в один короткий миг наши глупые улыбки с лиц и расцепил соединённые руки.

Мию отправили к Дилайле на летние каникулы, а я остался дома. Комок, застрявший посреди горла в тот вечер, когда машина отъезжала, не проходил все три месяца. Я привык к нему, к этому состоянию дискомфорта и с головой ушёл в спорт. Это был некий антидепрессант, к которому я привыкал ежечасно. Утренняя и вечерняя пробежка в несколько миль, тренажёрный зал и силовые нагрузки. Я искоренял в себе потребность в своей маленькой девочке, но она внедрилась в меня гораздо раньше. Это было неизбежно. Ведь эта потребность была равносильна заражению в моей крови, которое неизлечимо. Горечь в глотке непременно появлялась во время пробежек, когда меня будто душило её отсутствие, и тогда я ускорялся ещё. До того момента, пока бок не пронзала острая боль и я не падал на землю, уже нагретую летним солнцем. Мышцы сковывала приятная судорога, ноющая боль, и я отвлекался. Прерывисто дышал и верил, что ей тоже плохо без меня. И мне казалось, что мы чувствовали друг друга на расстоянии.

Каково же было удивление наших родных, когда вместо того, чтобы разделить наши интересы, мы сплотились ещё сильнее. Своими собственными руками отец сделал всё возможное, чтобы близость наша трижды окрепла. Дилайла сотворила из Мии настоящую девушку, что от бедра вышагивала по нашей каменной тропинке к дому и цокала при этом своими каблучками. В тот предосенний тёплый вечер на ней было белое платьице, которое подлетало вверх, оголяя бедро каждый раз, когда она припрыгивала, отскакивая от распылителя на газоне. Прикрыв хоть на секунду глаза, я могу воспроизвести в памяти этот миг. Такой свежий и искушённый, что в груди начинает щемить от восторга.

Впрочем, к тому времени и я заметно подрос. Ежедневные тренировки дали о себе знать, когда глаза моей девочки широко распахнулись при виде меня. Тогда она со всех ног полетела ко мне на своих высоких шпильках и кинулась на шею. Начала болтать без умолку и трогать мои бицепсы, смеша меня до колик в животе. С тех пор я стал слишком часто подмечать её голые коленки, капельки, что скатывались с мокрой шеи, когда она выходила из душа, и то, с каким удовольствием сестра облизывала свои пальцы, которые были в сыром тесте. Это превратилось в мою бесконечную пытку, в какое-то неведомое раньше наваждение. И, наверное, она тоже это чувствовала, ведь когда я возвращался потным с пробежки и на ходу снимал футболку, её глаза задерживались на мне, а зрачки темнели. Возможно, это всё можно было списать на гормоны, что обычное дело в нашем возрасте, но дело в том, что наше близкое общение не изменилось. Мы так же продолжали делиться друг с другом самым сокровенным, я так же читал ей по вечерам, и мы всё так же были одним целым. Нерушимым.

Заплутав в своих мыслях, я буквально сталкиваюсь с сестрой, что спонтанно вылетает из-за угла. Между её бровями пролегает морщинка, всегда говорящая о том, что она слишком тревожится. Узрев меня, она дарует мне быстрый и нервный взгляд, а затем опускает глаза вниз и ускоряет шаг. Успеваю лишь схватить её за тоненькое запястье, прежде чем она снова скроется от меня. Дёргается. Словно она наитончайшая струнка на гитаре, которая дрожит при малейшем прикосновении моих пальцев.

– Эй-эй, остановись, – окликаю её я, притянув к себе чуть ближе и вглядываясь в нахмуренное лицо. Миа глубоко дышит, отчаянно пытаясь вырвать руку из моей хватки. – Что с тобой?

– Надоело, – хмыкает, отводя печальные глаза в сторону леса. – У твоей подружки зуд в одном месте, да? Наверняка сегодня уже строит планы, как атаковать твои боксеры. Настоящий адреналин, верно, Уилл? Скрываться от стольких лиц.

– Ты спятила? Я не стану с ней спать, Мими. Ты ведь всё знаешь сама, – стараюсь не повышать голос, но шёпот выходит сбивчивым и громким. Мысленно чертыхаюсь про себя, оглядываясь вокруг.

– О, прекрати! Упустить такую горячую девочку. Откуда мне знать, какую ты жизнь вёл вдали от меня? Отпусти меня, слышишь?! – шипит она, вцепляясь в мои побелевшие пальцы ногтями. Подавляю в себе рьяное желание прижать её к ближайшей стене и ликвидировать подступающую истерику. Но моя голова, в отличие от её, всё ещё не затуманена ревностью, потому понимаю, что с такими успехами мы точно провалимся. Вот она, моя девочка: запуганные глазки, которые сверкают в первых лучах солнца негодующей злостью, прилипшие к щекам локоны и сжатые в одну полоску любимые губы.

Тяну её к себе ещё ближе, выдыхая практически в губы:

– Единственная горячая девочка, которую я знаю, сейчас стоит прямо напротив меня и несёт полную ересь.

Замирая, Миа совершает один короткий судорожный вздох и окидывает меня подозрительным взглядом.

– Я не променяю ни один миг, проведённый с тобой, на свои прошлые малозначимые интрижки. Вбей себе в свою чудную головку, что эти моменты с тобой, когда мы шатаемся над пропастью в окружении любопытных глаз, – самое лучшее, что вообще приключалось со мной. Приключалось с нами, – буквально выплёвываю эти слова ей в лицо, едва управляясь со злостью на неё, на глупости, которым она позволила проникнуть в свои мысли, которые заставили её усомниться в моей верности. Всё это кружит мне голову, затуманивая ясность рассудка. С ней всё всегда бесконтрольно, на грани.

Сестра недоверчиво глядит на меня своими большими зелёными глазищами, а в моей груди что-то тяжело сжимается. Хочется послать все нескончаемые обстоятельства к чертям, но в нашем случае обстоятельства превыше всего. Порочный, замкнутый круг.

– Уилл, я…