Запретное влечение (СИ) - Карельская Анна "(Anika)". Страница 32

Мои пальцы скользят по вздувшимся полоскам его голубых вен.

Это гораздо больше, чем простое счастье. Это любовь, дерущая тебя изнутри. Так долго просящаяся наружу. И теперь, когда ей дают волю, она становится совсем безумной…

Его мышцы напрягаются под моими нежными касаниями, превращаясь в сталь.

Как испить мне нашу свободу? С чего начать? Ведь я так сильно люблю тебя, Уильям. Как же сильно люблю…

Он срывается. Хватает мои запястья и резко тянет на себя, переворачивая меня на спину. Я успеваю сделать лишь спасительный вдох, чтобы не задохнуться от недостатка кислорода и абсолютного достатка своего… своего Уилла.

За дверью нашего убежища – цветущий лес, купающийся в первых лучах рассветного солнца; где-то на противоположной окраине леса – наши родные и знакомые, которые сбиты с толку, а здесь – мы, абсолютно счастливые. Сквозь редкие щели домика проникает солнечный свет, даря тёмному пространству светлые блики. В ярких полосках порхают крошечные пылинки, а по моему телу развязно движутся его руки. Всё это создаёт дикий контраст ощущений и красок. И мы теряемся в них.

Уилл накрывает мою грудь большой ладонью и легонько сжимает её, принуждая выгнуться ему навстречу. Наши полуобнаженные тела соприкасаются, и я почти готова умереть от блаженства и переизбытка эндорфина в моей крови. Мои дрожащие пальцы касаются его лица, притягивая ещё ближе. Настолько близко, что сердца рвутся друг к другу, выбивая один и тот же ритм. Пальцы соскальзывают на его чуть влажные от поцелуев губы, когда он резко дёргает свой ремень, высвобождая его с петель.

Больше нет никаких границ.

Я ощущаю его твёрдую плоть и краснею, к своему стыду, ещё больше, задыхаясь от желания. Остаётся лишь один паршивый кусочек джинсовой ткани, мешающий нам соединиться в одно целое. Нас немного трясёт от накрывающего желания. Движения брата становятся грубыми, а моё нетерпение возрастает. Живот болезненно скручивает от возбуждения, когда Уилл стаскивает с бёдер мои шорты, оставляя меня в одних трусиках.

– Ты вся дрожишь, – хрипло шепчет он, всматриваясь в мои глаза. – Ты боишься?

Медленно киваю в ответ:

– Себя.

Он приглушённо смеётся и, всё ещё улыбаясь, тянется к моим губам.

– Я люблю тебя, Уилл, – слетает с моего языка, когда его губы почти накрывают мои. Взгляд теплеет, а прерывистое дыхание касается моего лица. – Хочу, чтобы ты тоже знал это.

Одно небольшое усилие – и моё белое кружево порвано.

– Тогда откройся мне. Будь моей полностью, девочка.

И я больше не смущаюсь. Лишь сладко вздрагиваю, когда он проникает в меня. Желанные губы заглушают мой гортанный стон.

Всё по-другому. Всё теперь иначе. Это не Колин. Это тот человек, которому хочется всецело принадлежать. Движения становятся быстрее, а наше дыхание смешивается в одно. Я выгибаюсь до хруста в позвоночнике, когда его сильные пальцы касаются меня там, где мы сливаемся воедино. Он нужен мне. Весь. Здесь и сейчас. Всегда, чёрт возьми.

Пряди моих волос небрежно разбросаны по подушке. Уилл входит в меня глубже и вдыхает их запах. Руки скользят по моим изгибам, чуть ли не причиняя боль. Но мне так отчаянно нужна эта боль, перерастающая в блаженство. Это животное наслаждение, когда он грубо берёт то, в чём мы оба так нуждаемся.

– О, чёрт. Я не протяну больше, Уилл. Пожалуйста, – почти плачу я от пульсирующего тёплого ощущения внизу живота. Он издаёт хриплый стон мне в шею и ускоряется.

Я зажмуриваюсь от сладкого чувства, что опьяняет меня. Его кожа, гладкая и горячая, становится влажной под моими пальцами. Я панически хватаюсь за него и подаюсь навстречу.

– Открой глаза, Миа. Открой и смотри на меня, – чуть ли не рычит брат, кусая мою нижнюю губу и сцеловывая боль от укуса.

Я распахиваю свои веки и встречаюсь с его потемневшими глазами. Искры летят из его зрачков, будто прожигая меня всю. Возможно ли умереть от счастья? Проклятье, я не знаю. Но кажется, я почти на грани.

– Моя маленькая. Сумасшедшая. Такая же, как и я, – бессвязно шепчет мне прямо в губы. Выцеловывает кончики моих ресниц, опускаясь на скулы и уголки моих красных губ.

Нежность смешивается с почти звериным желанием. Желанием обладать. Выкручивает наизнанку. Резко впиваюсь ногтями в его лопатки, и мы вместе приходим к фееричному концу. Уилл содрогается вместе со мной, ощущая, как кровь выкипает из вен. Растопленный горячий мёд тянет низ моего живота. Мы прислоняемся лбами друг к другу и громко дышим.

И теперь, когда мы окончательно отреклись от всего, что сдерживало нас прежде, я понимаю, что мы добровольно отказались от посмертных билетов в Рай. Но это всё – пустое, если со мной будет Он. Если его крепкая рука будет сжимать мою перед тем, как суд свершится и двери Ада распахнутся пред нами.

Всё – пустое.

Глава 14.

Лирика №3

Что эта планета, что этот мир без цветов на твоих ладонях,

Растущих прямо по линии жизни, и где-то там сбоку я,

Робко прячущийся, онемевший подросток, чья-то слабая копия,

В утопии красок размытый от дрожи в коленях и цветных снов

Ловил каждое слово, по буквам и звукам рассовывал в сочинений сборники.

И так яростно верилось, что только твоими глазами возможно увидеть вселенную двух,

По сути не созданных друг для друга, но глаза врут, кругом головы, и я шёл на звук

Миллиона сосудов, вдыхая то, что оставалось от твоих выдохов и мыслей вслух,

Собирая частички от кожи рук, оставленных на прутьях старого забора гнутых.

Засыпая под утро, видел дождь и будто бы укрывал тебя курткой от непогоды,

Про себя разрываясь на части от счастья и обещаний про бесконечные годы,

И вечность высоких-высоких слов, и будто бы нёс тебя на руках долго,

И вместе смотрели на лужи перед собой, а ты говорила про радость что-то.

Red One

POV Уилл

Что значит время, когда ты счастлив? Всего лишь пустой звук. Ты находишься в абсолютной прострации. В некой субстанции, которая едва ощутима. Ты в стороне от всего мира. От обстоятельств, от постоянных событий, что происходят вокруг, от любой информации, что не касается тебя и твоего счастья.

Так и сейчас, находясь в очередном убежище, скрытом от посторонних глаз, я безмерно счастлив. Лениво выбираясь из недавней дрёмы, я чувствую её трепещущие ресницы. В каморке лесника, где так явно ощущался запах мокрой древесины, теперь всё пропиталось нами. Нашими счастливыми вдохами и глубокими довольными выдохами. Нашими стонами и полушёпотом в полном забытье. Просто мы давно переступили грань реальности. Просто теперь есть только и только мы.

Укутанные колючим шерстяным пледом, мы отдыхаем от минувшей ночи. Полусон. Такой сладкий полусон. Иногда Миа распахивает глаза, словно проверяя: реально ли всё это? Реален ли я? Тонкие пальцы, каждый из которых я так жадно целовал, нащупывают во тьме моё лицо. Из груди её вырывается облегчённый выдох. И тогда веки её плавно прикрываются. Дремота тянет её в свои объятия, но с губ всё-таки срывается хриплый шепот: «Господи, ты рядом… Уилл, мы вместе… мне так хорошо, ты ведь всё знаешь, да?»

Я целую уголок её припухших от поцелуев губ и притягиваю к себе ещё ближе. Это и есть мой безмолвный ответ, пропитанный беспрекословным согласием. Впрочем, таковы были мои ответы всегда, если дело касалось Мии.

Ноги её обвиваются вокруг моих ног, касаются бёдер. Руки хаотично двигаются по телу, застывая в итоге на моих плечах. Нам нужно время. Ещё немного времени, чтобы сполна ощутить друг друга. Сутки. Этого смертельно мало, чтобы прийти в себя от той эйфории, что поглотила нас целиком.

Не вылезая из постели почти весь день, мы изучали неизведанное. Опускаясь на самое дно порока, мы подтверждали свой статус грешников. Впрочем, наш мир и без того погряз в грехе. Войны, убийства неповинных людей, насилие. Да мало ли преступлений? Что значим мы? Всего лишь люди, которые полюбили вопреки всем и всему.

Желудок скручивает от чувства голода. Да, чёрт возьми, мы совсем забыли про еду. Довольствуясь только друг другом и парой шоколадных батончиков, которые, поглощая, мы вовлекали в свои поцелуи, теперь наши животы словно завыли в унисон. С великим трудом преодолевая кричащее чувство недовольства внутри себя, я отстраняю её маленькую головку от своей груди и тихо поднимаюсь с кровати. Миа спит. Измотанная мною же и всеми последними событиями. Её сон сладкий и безмятежный. Я замираю на несколько секунд возле кровати, чтобы впитать в себя то, что я вижу. Что бы ни случилось, я всегда буду вспоминать эти разбросанные по подушке кудри, что светились янтарным отблеском, переливаясь в лучах солнца, которые пробирались сквозь узкие щели домика. Буду хранить в себе её нежный образ. Лелеять в себе мысль о том, что её нижняя губа, припухшая чуть больше верхней, была подвержена только моим сладким пыткам. Я был причиной того, что каждый раз, когда терпение её истекало, передние зубки впивались в бархат собственных губ, терзая их.