Изнанка мести (СИ) - Великанова Наталия Александровна. Страница 45

Вика чуждалась воспоминаний, гнала их от себя. Только красок и книг в эти дни она не боялась. В биографическом рассказе Бальмонта, она случайно наткнулась на строки, которые он написал после неудачной попытки самоубийства: «В долгий год, когда я, лёжа в постели, уже не чаял, что когда-нибудь встану, я научился от предутреннего чириканья воробьёв за окном и от лунных лучей, проходивших через окно в мою комнату, и от всех шагов, достигавших до моего слуха, великой сказке жизни, понял святую ее неприкосновенность».

Эти слова придали ей силы. Почему именно они? Вика не знала. Но она тоже полюбила смотреть на суету природы, дрожь листьев, бег капель по стеклу. Как бы ни трудна была её дорога, вряд ли мама хотела, что бы она оборвалась надломом. Родители мечтали о её счастье. Они учили, что упав, надо подняться, обидевшись – разобраться. Они наставляли когда-то в стародавние времена, что жизнь – это единственный шанс испробовать себя. Конечно, она может весь век бороться, пытаться прорваться к свету, но в конце – иметь силы только на петлю. И все-таки стоило попробовать. Стоило посмотреть, будут ли у неё дети? Сколько и когда? Состоится ли она как художник? Или, может быть, как детский иллюстратор? Закончит ли учебу? Может быть, переедет за границу? Будет ли выращивать герань на подоконнике? Превратится в толстую или худую старуху? Заимеет ли палисадник, полный пахучих роз, домик с голубой дверцей и синими ставнями? Выйдет ли, в конце концов, снова замуж?

Глава 14. Развод.

Но вихрь встает – и бездна пролегла

От правого – до левого крыла!

М.И. Цветаева

В тот день было вёдро. Сильный ветер сбивал спелую вишню с веток, и ягоды, которые не успела собрать Вика, усыпали траву. Полчища скворцов налетели на сад. Они суетливо расхаживали под деревьями, подбирали плоды и заглатывали, широко разевая маленькие клювы. Дружно, как по команде, прятались от одной им ведомой опасности.

Из окна Вика наблюдала, как сосед гоняет птиц, размахивая руками и окрикивая. Но как только мужчина покидал наблюдательный пост, бандюги захватывали территорию снова. Они скрывались в зелёных кронах, чтобы через минуту смелой стайкой подняться в небо. Короче, к вечеру, когда Вика без сил, отяжелевшая, вернулась домой, они склевали всю вишню.

В загс она пошла в темных очках. Развод. Произнося мысленно это ужасное слово, Вика ощущала, как её тело парализовывало. Была в нем бесповоротность и отчаяние. Но она намеренно заставляла себя до исступления повторять его, чтобы привыкнуть. На это число у неё заодно было назначено собеседование. Во второй половине дня. В первой – развод, во второй – встреча с потенциальным работодателем.

Сначала, когда звонившая женщина назвала девятнадцатое августа, Вика хотела отказаться, но быстро передумала. «Это будет даже забавно, – рассудила она, – не придется волноваться из-за первого интервью, так как у неё рандеву в загсе. И не получится долго переживать, потому что надо будет спешить на встречу с нанимателем». Её приглашали на вакансию кассира.

Вика надела белую блузку со скромным вырезом, купленную когда-то для школьных экзаменов, светлую узкую юбку, тонкие чулки и бежевые туфли на каблуках. Убрала волосы в хвост. Чуть подкрасила глаза и губы, дабы не быть бледной поганкой. Взяла широкий серый шарф.

Ветер дул свежий. Березы спускали жёлтые пряди среди зелёной еще массы. Тополя начали расставаться с листвой, она летала под ногами, перемешанная с пылью и отзвуками близкой осени. Вика шла и думала, что от лета она устала, как никогда. Оно тянулась холодной змеей через судьбу, угрожая оставить в памяти вечную ненависть к голубому небу, загорелым девушкам и смеющимся парням в шортах.

Дни бежали, и Вика теряла уверенность. Ей никак не удавалось найти работу, она не понимала почему. И её очень беспокоила предстоящая встреча с Ярославом. Как она посмотрит на него, а он на неё? Что они скажут друг другу? Сможет ли она дышать в его присутствии? Говорить? Сможет ли не расплакаться? Как это – развод? Должна ли она выглядеть потерянной? Или, наоборот? Что он делал все это время? Как жил в квартире и входил в подъезд, где не было её? Так же спокойно работал? Говорил по телефону? Спал? Приводил в дом женщин? Приглашал их в рестораны? Целовал?

Стоп!

В поезде Вика открыла папку с бумагой и стала быстро рисовать, создавая элементы ограды любимого особняка. Иногда отвлекалась и смотрела, задумавшись, в окно. Тревога быстро наполняла сердце, и она переключалась на рисунок. Здесь выводила сказочный цветок, там завиток в стиле Врубеля. К концу поездки она имела несколько набросков: ограда, подсвечник и дверная ручка. Когда поезд прибыл на вокзал, встала и за толпой прошла к выходу. Сегодня не прыгнешь с платформы: юбка должна иметь приличный вид.

Вика настраивалась, уговаривала себя быть смелой. «Ты умеешь держать себя, ты сегодня элегантна и бесконечно привлекательна, – повторяла она как заклинание, – ты будешь беспечной и улыбчивой. Уверенной. Тебе нечего бояться и нечего терять».

Но от мысли о том, что она снова взглянет в рыжие глаза, увидит жесткое красивое лицо, ей становилось не по себе. Из подсознания выплыли строчки, которые когда-то давно читал ей отец. «Ягуар – это сумеречный хищник. Он охотится после захода солнца и перед рассветом. При атаке эта кошка старается сильнейшим ударом травмировать жертву в момент падения».

Вика выругалась. Только этого не хватало – сравнивать повадки ягуара с действиями мужа.

При виде Ярослава она сжалась. Вместе с Зуевым он стоял у большого окна, сквозь которое в серое государственное здание проникал свет – Вика сразу увидела их. Он медленно обернулся, и янтарные глаза окатили её холодной волной ненависти. Руки Вики непроизвольно дернулись, а горло сковал железный обруч. Она ощущала, как он сжимается внутри шеи, не давая ей глотать.

Ярослав был в оливковом костюме, белоснежной рубашке, небесного цвета галстуке. Он был божественен, мимолетного взгляда, брошенного на него, хватило, чтобы начать задыхаться. Даже искаженное гримасой злобы, лицо было таким красивым и родным, что она продолжала смотреть на него, не в силах бороться с охватившими её ощущениями. Она ненавидела и себя и его за чувства, которые он ей внушал, но ничего не могла поделать.

Если она позволит себе хоть раз показать их, он уничтожит её. Он уже растоптал её. Что у неё осталось? Только гордость, прямая спина, да высоко поднятый подбородок. Чем похвастаться нищему? Сохранением собственного достоинства. Стоит ей дать слабину, и он сотрет её в порошок. Главное – высоко держать голову. У неё ледяное сердце. Он не сделает ей больше больно.

Она уверенно стояла, укрепляя (ну, по крайней мере, стараясь укрепить) свой дух не только против внешних зол, но и против предательских чувств, которые бушевали в ней. На её стороне – прирожденная сила воли, острый ум и опыт. Ей уже приходилось бороться со злом. Не она ли отличалась твердостью и наблюдательностью? Любовь, которую подарили ей родители, не останется ли навсегда с ней, что бы ни случилось? Частью её, ей самой? Довольствие, которым окружал её дед, и которое было с ней до недавнего времени, не помешало ведь ей вовремя понять, как ненадежны люди. Размышления над судьбой разве не привели её к трезвому взгляду на жизнь и не выковали характер? Не научили на все смотреть свысока и надменно?

Вика повторяла себе это снова и снова, но она сама не понимала, как умудрилась сохранить внешнее спокойствие и сдержанность, пока служащая загса что-то говорила. Слова отдавались в ушах, будто она слышала их через огромную алюминиевую трубу. Колени Вики тряслись, она всё больше теряла присутствие духа, но нашла в себе силы стоять рядом с человеком, который использовал её и бросил. Осторожно взглянула сквозь стёкла очков в потемневшие глаза и постаралась выдавить беспечную улыбку.