Изнанка мести (СИ) - Великанова Наталия Александровна. Страница 91

«Если он вздумает приближаться, – решила Вика, – я просто буду отходить, а если надо будет – побегу. Я не позволю ему врываться в мою жизнь, когда вздумается».

Она не горела желанием тешить его похоть, так же как и испытывать его ярость и правосудие. Цепенела, вспоминая багровое лицо, когда Ярослав сказал, что разводится с ней. «Как хватило сил не плакать?» – сама себе удивлялась Вика.

С каждым днем он все больше бесил ее. Правдами и неправдами она избегала встреч. Если он звонил сердитый – при первых раскатах грома нажимала «отбой». Тогда Ярослав подкарауливал её вечером, подъезжал и требовал, не выходя из машины:

– Не делай так больше!

– Как?

– Не смей бросать трубку, когда я с тобой разговариваю!

Она отворачивалась и шла прочь.

– Куда это ты собралась? – окликал он. Вместо ответа Вика с удовольствием показывала ему неприличный жест. Свобода. Она шла не останавливаясь. Ярослав чертыхался и приказывал:

– Садись в машину!

– Пошел ты! – отвечала Вика.

– Я сказал: садись!

– А я сказала: отвали! – она прекрасно помнила, чем закончился тот последний раз, когда она села к нему. Она как раз сейчас тот случай повсюду носила с собой. Вика поджимала упрямо губы и спускалась в подземный переход, шла на другую сторону дороги, даже если ей туда было не надо, лишь бы оказаться подальше от него.

Но разве укрыться ящерице от сыча? Он все-таки поймал её. Однажды приехал вечером, когда она еле дотащившись с работы, тупо сидела на пороге, прислушиваясь к играм детки внутри живота. Малышка водила ножками, кувыркалась, пыталась пробить головой пенальти. Огурцы требовали полива, морковь – прополки, слива – сбора, но Вика не могла ничего делать. Хотелось есть, но сил сорвать овощ не находилось. Весь день ныла спина, поэтому большую часть рабочего времени она прокрутилась на офисном кресле, то подкладывая руку под поясницу, то перемещая вес с одной ноги на другую, то пытаясь двигаться. Ничего не помогало. Только к вечеру боль отпустила. Теперь вот она сидела, радуясь, что напасть не тянула постоянно, а только накатывала. Волна замещалась отливом, отлив – волной.

Духота сменилась вечерней прохладой, от травы веяло свежестью.

Вот тогда и явился верховный бог. На четырехколесной колеснице, впряженной лошадей в семьсот, не меньше. Он вошел, белоснежный с ног до головы, в майке и брюках, сверкнул колючим взглядом.

Вика обмерла, она мгновенно почувствовала, что ничего хорошего ей ждать не надо. Все эти шутки и прибаутки последних дней – для него это была разведка обстановки, изучение вражеских территорий. Теперь он пришел, чтобы вести бой. Вике не нужно было зеркало, чтобы видеть, как она предательски побледнела. Малыш затих, и она непроизвольно прикрыла руками живот.

Он поздоровался, и она выдавила из себя жалкое «здравствуй»: ни сил, ни смелости шутить не нашлось.

– Что происходит между тобой и Димкой? – с места в карьер начал Ярослав.

«Снова здорово», – про себя вздохнула она и прилепила на лицо наивное недоумение: широко раскрыла глаза и хлопнула ресницами.

– Ты это о чем? Мы…

– Только не говори «мы просто», – заревел он, – я этого не вынесу. Ты начинаешь выводить меня из себя. Ты это знаешь, не так ли? Он отец? – Ярослав ткнул в её живот длинным пальцем, на что мгновенно получил обратный пинок. Его рыжие изумленные глаза встретились с её. Вика и сама была поражена. Её ребенок, не выносящий ничьих прикосновений к его укрытию, кроме рук мамы, прячущийся в глубинах живота ещё на подходе к общественному транспорту, ни разу не откликнувшийся на просьбы Димки и Ольги, вот так, вдруг пихнул палец Ярослава. Растерянно Вика смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями.

Сколько она не готовилась, вопрос «он отец?» застал её врасплох. Больше такого не должно случиться.

– Пошел ты! – выплюнула она, наконец. Взгляд её перебегал от босых ступней к траве, мелким камушкам на дорожке, потом к шиферу сарая, муравью, песчинкам, тонкой строчке на снежных джинсах Ярослава. Если она будет уперто молчать он, может быть, уйдет…

– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала…, – начал он сдавленным голосом, но Вика перебила:

– Я не собираюсь ничего делать.

– Неужели? – улыбка рубахи-парня противоречила холодности глаз.

– Что ты хочешь? – она говорила почти шёпотом. – Это никогда не кончится? Да? Ты никогда не будешь удовлетворен своей местью, да? – её всю сковал ужас. – Ты всегда будешь преследовать нас… меня? Что я сделала тебе? Что на этот раз?

– Я хочу быть уверен, что ребёнок не мой.

– Я же сказала!

– Я слышал, но мне недостаточно твоих слов. Тебе придется сделать ДНК-тест.

Застыв в напряжении, они долго смотрели друг на друга.

– Поверь мне, если б была хоть маленькая вероятность того, что это твой ребёнок, я бы своего не упустила, – она свернулась в комок, не желая смотреть на человека, который убил её.

– Тебе придется сдать анализы на ДНК, – он даже не старался сдержать раздражение.

– И что дальше?

– Дальше? – как будто бы не понял Ярослав.

– Да! – выдохнула Вика. – Дальше, когда убедишься, что ребёнок не твой? Оставишь нас в покое? – Он не был уверен: это отражалось на его лице. Что еще ей надо сказать или сделать, чтобы он убрался из их жизни навсегда? Разве у него не имелось своих человеческих дел? – Как же твоя невеста? Она что, готова все это терпеть?

– Какая невеста? – ноздри Ярослава раздулись, – что ты несешь?

Вика ощущала себя затравленным зверьком: – Твоя!

– Нет у меня никакой невесты! Что ты придумываешь? Тебе Димка что ли наплел?

– Уже нет?

– И не было никогда! – он пожал плечами и добавил: – Кроме тебя. С чего ты взяла?

– Блондинка, – пояснила Вика – на свадьбе Ольги. – Видя его непонимающее лицо, Вика пожалела о своих словах. – Ладно, забудь – это не мое дело.

– Блондинка? У Ольги? – он словно бы рылся в памяти, – это Мирослава!

– Прекрасно! Как же она?

– Да никак! Мирослава – моя сестра!

– У тебя и сестра есть? – «О, не надо бы ей чувствовать этого облегчения»!

– Разве Димка вас не знакомил? Не говорил о ней?

– Нет! – выпалила Вика, но сама усомнилась. Сощурила веки и отвернулась. Была какая-то сестра. Это она? Да какая разница!

– В любом случае, – Ярослав отчего-то повеселел, – меня не интересует ничье мнение.

– С мнением или без, ты оставишь меня в покое?

– Нет!

– Даже если ребенок не от тебя? – изумление Вики было бесконечным.

– Да.

Он что, и вправду слетел с колёс?

– Уходи! Я не стану делать ничего для тебя! – она встала, сцепив руки. Ей придется играть до конца. Назвался груздем – полезай в кузов.

– Тебе лучше сделать это добровольно…, – не унимался он.

– Иначе что? – взревела она, не выдержав. – Что? Будешь держать меня силой? Может быть, выковыряешь её из меня, чтобы удостовериться, что я не вру? – Вика тяжело дышала. – Что дальше? Что будешь делать, когда этот ребёнок окажется не твоим? – Она отвернулась, чтобы он не успел увидеть дрожащие губы. – Уходи!

– Рядом с тобой нет никого, кто мог бы быть отцом, – спокойно пояснил Ярослав.

– Только потому, что её отец такой же подонок, как и ты. – Вика воспользовалась грубостью – своим излюбленным средством защиты. – Наше дело не рожать – сунул-вынул и бежать! Приди в себя, наконец! Оставь меня и себя в покое!

– Вика! – Ярослав сделал движение в её направлении, но она отпрыгнула подальше. Распахнула дверь, заскочила в дом и заперла его перед самым его носом. Руки не слушались, замок заедал. Она думала, что он станет стучать, но услышала только его тихие нервные шаги у порога, а потом семьсот лошадей увезли его прочь.

Вика прислонилась спиной к двери. Оказывается, блондинка – его сестра! Мирослава. Димка говорил про неё, но Вике и в голову не пришло, что она была на свадьбе Ольги. Почему она показывала всем кольцо? Может, и вправду замуж собиралась выходить? Зачем Ярослав её на свадьбу притащил? Димка называл её по-другому. Мира или Мирка. Как бы там ни было, себе она могла признаться, что испытала легкость, когда узнала, что это не девушка Ярослава. Как будто тяжелый узел в груди немного ослабел. Всего лишь сестра. Что еще Вика о нём не знала? Может быть его родители живы? Может у него и дети были? Могло быть всё, что угодно. Он никогда не говорил о себе правды. Теперь и она платила той же монетой. Конечно, это давало какое-то мелочное удовлетворение и служило внутренним оправданием того, что она утаивала истину.