Забытая история любви - Кирсли Сюзанна. Страница 28
С какой стороны появился мистер Мори, она не поняла. Так же, как не поняла, каким образом его сапоги могли ступать по половицам совершенно бесшумно. Она поняла лишь то, что, когда она вышла из обеденного зала, он был там, и, если бы он не схватил ее молниеносно за плечи, от столкновения пострадало бы не только ее самообладание.
Он тоже явно не рассчитывал встретить ее здесь, ибо первым его побуждением было выругаться, но он оборвал проклятие на полуслове и попросил прощения.
— Я не ушиб вас?
— Вовсе нет. — Она быстро (пожалуй, даже слишком быстро) высвободилась из его рук. — Это я виновата. Нужно смотреть, куда идешь.
С такого близкого расстояния он казался еще более высоким. Если бы она смотрела прямо перед собой, ее взгляд пришелся бы аккурат на его горло над узлом шейного платка. Свой желтый камзол он сменил на сюртук из зеленой вязаной ткани с серебряными пуговицами. Выше она не смотрела.
Его, похоже, заинтересовал ее акцент.
— У вас не эдинбургский выговор, — заметил он.
Она секунду не могла понять, почему он об этом заговорил, а потом вспомнила, что графиня днем рассказала мужчинам, что мистер Холл приехал с нею из Эдинбурга. Удивленная тем, что мистер Мори обратил внимание на подобную мелочь, она сказала:
— Да. Я просто там останавливалась во время путешествия.
— Откуда же вы родом?
— Из Вестерн-ширс. Вы, наверное, не знаете этого города.
— Возможно, вы удивитесь широте моих познаний.
Тогда она ответила ему, и он кивнул.
— Да. Это рядом с Керкубри, не так ли? — Она почувствовала на себе его взгляд. — Так вы пресвитерианка?
Она не могла ответить, что была никем, что, живя в доме дяди, давно утратила веру, поэтому сказала уклончиво:
— Мои родители ими были и крестили меня в этой вере, но воспитывали меня тетя и дядя — приверженцы епископальной церкви.
— Это все объясняет.
Любопытство наконец заставило ее посмотреть вверх. Оказалось, он улыбался.
— Что это объясняет?
— У вас не такое недовольное и осуждающее лицо, какое бывает у пресвитериан, — ответил он. — Да и богобоязненная юная особа, которая прилежно ходит в церковь, не станет бегать сломя голову по горам на глазах у Господа и всего мира. Или это не вас я видел сегодня, когда мы подплывали к берегу?
Она посмотрела на него, но ничего не ответила, ибо было совершенно ясно, что отвечать не требуется.
— Не смотрите на меня так, — сказал он. — Поверьте, вас за это не казнили бы, даже если бы я рассказал об этом кому-нибудь. Однако в будущем, если захотите не посвящать никого в свои тайные удовольствия, лучше смывайте пятна грязи с платья, прежде чем встречать гостей.
Одарив ее этим ценным советом, он с торжественным видом поклонился и оставил ее одну в полумраке коридора. Она же…
Телефон громко прозвонил во второй раз. Как ножницы, вспарывающие материю, он оборвал поток слов, сбил настроение. Я со вздохом встала и пошла снимать трубку.
— Я не вовремя? — раздался голос отца на другом конце провода.
Я солгала:
— Нет, что ты. Я просто заканчивала одну сцену. — Я уже начала отходить от писательского транса и понимать, кто я, где я и с кем разговариваю. И тут же заволновалась, потому что отец почти никогда не звонил мне. — Что-то случилось?
— Нет, у нас все в порядке, просто ты спрашивала о Макклелландах. Я в последнее время ими почти не занимался, но решил, что могу заглянуть в Интернет, посмотреть, что там есть по этому вопросу в МГИ.
МГИ, или «Международный генеалогический индекс», был одним из самых полезных ресурсов для исследователей фамильной истории. Он был создан Церковью Святых Последних Дней, члены которой по всему миру собирали записи о рождениях и браках, содержащиеся в церковных книгах. Они снимали страницы этих книг на микропленку, переписывали и позже индексировали их. Теперь, с появлением Интернета, списки эти стали доступнее, к огромной радости моего отца.
Архив постоянно пополнялся. Когда отец последний раз искал в нем Макклелландов, он так и не смог найти записей о нашихМакклелландах, тех, что упомянуты в семейной Библии. Но на этот раз…
— Я нашел его, — заявил отец. Голос его звучал торжественно, как у человека, сделавшего важное открытие, которое я, в чем он нисколько не сомневался, должна была понять и всецело разделить. — С прошлого обновления они обработали еще несколько церквей. Сегодня я захожу в Сеть и вижу: Дэвид Джон Макклелланд женился на Софии Патерсон 13 июня 1710 в Керкубри. Это наш! Я заказал микрофильм, чтобы рассмотреть все получше, но вряд ли найду там что-нибудь еще. Шотландские метрические книги совершенно не похожи на североирландские, в них даже не записывались имена родителей жениха и невесты. Но кто знает? Будем надеяться.
— Пап, отличная новость! — сказала я, хотя после написанного мне было не очень приятно вспоминать, что София Патерсон в действительной жизни вышла замуж за человека, происходившего скорее всего из обычной пресвитерианской семьи.
— Но это еще не все, — продолжил отец. — Поэтому я тебе и звоню.
— Да?
— Да. Помнишь, ты говорила, что придумала для своей Софии — ну, этой, из твоей новой книги — год рождения… Кажется, 1689, верно?
— Да, верно.
— Так вот, в МГИ я нашел запись о крещении некой Софии Патерсон в декабре 1689 года в Керкубри. Как тебе такое совпадение? Правда, сейчас мы не можем знать наверняка, что это нашаСофия. Не хватает других источников. Если бы мы знали имя отца нашей Софии, мы могли бы хотя бы сверить его с именем отца на крещении…
— Джеймс Патерсон, — вырвалось у меня.
— Вообще-то да, там указано «Джеймс», — сказал отец, но он был слишком возбужден, чтобы подумать, будто я говорю серьезно.
У нас в семье шутили: когда обнаруживается какой-нибудь наш новый предок, он обязательно оказывается либо Джоном, либо Джеймсом, или, что случалось крайне редко, Дэвидом. Все это — очень распространенные имена, что значительно затрудняло отцовские генеалогические изыскания. В городе могла жить целая армия Джеймсов Макклелландов, и нам приходилось кропотливо собирать сведения о каждом из них, чтобы установить нашего прародителя. «Нам в роду, — всегда говорил отец, — не хватает какого-нибудь Октавия или Горация».
Отец продолжил:
— Я по-быстрому просмотрел тот сайт по шотландским завещаниям, но там, разумеется, столько Джеймсов Патерсонов, что нашего вычислить невозможно. Я не знаю, когда он умер, а даже если бы знал, все равно, чтобы мы могли найти его завещание, он должен был оставить что-нибудь Дэвиду Джону Макклелланду или упомянуть свою дочь Софию Макклелланд. Только так можно определить связь между ними.
— А ты не помнишь, среди тех завещаний не было заверенных примерно в 1699 году? — спросила я, хотя подспудно боялась услышать ответ.
Он помолчал.
— Почему в 1699?
Про себя я подумала о том, как София, мой персонаж, рассказывала Кирсти о своем отце и о его смерти на борту корабля по дороге в Дарьен. А первая шотландская экспедиция в Дарьен, если мне не изменяет память, отправилась в 1699 году. Но вслух сказала:
— Просто так. Не обращай внимания, — и заговорила о другом.
Разговор продолжался недолго, и, когда мы попрощались, я пошла на кухню делать кофе. У меня еще оставалась надежда, что порция кофеина поможет мне возобновить работу с того места, где меня прервали.
Не получилось.
Я сидела и бездумно смотрела на мерцающий на мониторе курсор, когда снова позвонил отец.
— Говори, что ты знаешь такого, чего не знаю я? — огорошил меня он.
— Что?
— Я снова зашел на сайт о шотландских завещаниях и обнаружил там завещание Джеймса Патерсона, датированное 1699 годом. Он одну треть своего имущества оставил жене Мэри, а вторую разделил между дочками Анной и Софией. — Отец осуждающе помолчал. — Это, конечно, совершенно не означает, что он каким-то образом связан с нами или что его София — та самая София, которая позже стала женой Дэвида Джона Макклелланда, и все же… Как ты угадала год?