Ожерелье Дриады - Емец Дмитрий Александрович. Страница 55

Антигон, не пытаясь никого обмануть, сидел в луже. Со стороны деревенской улицы к нему деловито направлялись соседские утки. На нос Антигону села большая, красивая стрекоза. Выстрел липкого языка – и кикимор отплюнул крылышко. Второе прилипло к губе как прозрачный и твердый ус. В следующую секунду Антигон совершил головоломный прыжок и отвоевал у уток дождевого червя, утопшего после вчерашнего ливня.

Ирка с испугом уставилась на Макарыча: как он к этому отнесется. Тот отнесся нормально, даже одобрил:

– Ишь, какой у вас малец! Сам собе провизию добыват!.. Ну что ж, ночуйте! Вон и место вам!

Он кивнул на дощатую пристройку со стороны двора, имевшую отдельный вход. По случаю лета единственная рама была выставлена и замещалась желтоватой марлей, пузырящейся от сквозняка.

Спросив разрешения, Багров заглянул. В пристройке сложно, но вкусно пахло печью, сыроватой побелкой и старыми газетами. По углам стояли две ржавые кровати с проволочной сеткой и закругленными железными спинками. Одна из кроватей была не без кокетства застелена – вторая же вообще без матраца. Ирке кровати напомнили о детском санатории, в который Бабаня возила ее когда-то.

На стене висел календарь с центральной улицей города Арзамаса, обсиженный мухами настолько, что даже солнце на календаре казалось проеденным. Рядом на гвозде болталось одноствольное ружье. Опасности для зайцев оно давно не представляло. Курок отсутствовал. Ствол изнутри был чем-то забит. Во всяком случае Багров, как ни пытался, не сумел увидеть сквозь него просвет.

– На этом когда-то поймали Ахилла, – заметила Ирка.

– На чем?

– Ни один мужчина не может, увидев оружие, не потрогать его.

– А ты-то сама можешь? – спросил Багров.

Разговаривая с Иркой, он ощущал внутренний трепет, точно она была призраком, который каждое мгновение может растаять.

– Ну я хотя бы трогаю глазами, – призналась Ирка.

Матвей улыбнулся. В этом ответе была она вся.

– Ну и зачем мы здесь? – спросил он.

– Я устала, – сказала Ирка. – Подумала попросимся – а там, если согласятся, то согласятся. Не против?

– Я-то нет. И все, другие причины отсутствуют? – недоверчиво спросил Багров.

– Почти, – ответила Ирка, предпочитавшая не распространяться, что ее позвало сердце. Для Багрова, как для некромага, сердце было только мышцей, перегонявшей кровь по жилам. Даже любить он изредка ухитрялся головой, что весьма сказывалось на качестве чувства.

Матвей посмотрел на нее без особого доверия, однако приставать с вопросами не стал.

Когда они вышли, хозяин уже вернулся в дом, собачья же свора, как-то пронюхав, что в пришельцах признали своих, вертелась под ногами и попрошайничала, мешая пройти.

– Пойду узнаю, есть ли у деда баня. Если есть – напрошусь ее растопить. А то я так грязен, что на меня даже мухи не садятся, – сказал Матвей задумчиво и пошел.

Ирка подумала, что Багров преувеличил. Мухи, оводы и комары садились на него ничуть не реже. Правда, после укуса они почти мгновенно дохли.

С баней у Матвея не сложилось. Банька у Макарыча была, но он еще с прошлой осени сволок туда старые рамы, два улья и кучу другого хлама. Да и печь, по его словам, тянула угаром. В результате Матвей выпросил у Макарыча кусок хозяйственного мыла с выдавленными на нем цифрами «72», означавшими, как видно, число пошедших на него кошек, и отправился к Сереже.

Река у деревеньки была полосатая – у берега к ней примешивался скрывавшийся в траве ручей с торфяным подмесом. Где-то на грани светлой и темной воды плавал дохлый, ставший уже белым окунь.

Матвей вымылся, выстирал одежду и вновь оделся в мокрое, надеясь, что на теле одежда высохнет быстрее. Дохлого окуня прибило к берегу ниже по течению. Матвей усмехнулся, всмотрелся в него, и окунь вдруг, быстро работая хвостом, поплыл к нему.

– Узнаю некромага! Мне все интересно было: удержишься ты или нет! Мы даже поспорили на три фофана, и я, конечно, выиграла! – внезапно послышался насмешливый голос.

Матвей круто повернулся. За его спиной у раскидистой ивы стояла Гелата. Рядом топтался ее оруженосец, на голову которого, как боярская шапка, нахлобучено было розовое пластмассовое ведро. Подмосковная валькирия оттянула ведро назад и трижды щелкнула его по лбу. Качок скалился. Гелата поморщилась и подула на отшибленный ноготь.

– Так нечестно! Лоб у тебя бронированный. И кто кого, спрашивается, наказал? – спросила она.

Оруженосец самодовольно гоготнул.

– Странные вы все-таки, некромаги. В чем тут чудо – с трупами играться? Жизни-то настоящей ты дать никому не можешь. Даже несчастную амебу заново сотворить вам не по силам, а все тянет на фокусы! – продолжала Гелата. – Знаешь, как вас ловили в древности? Бросали у дороги дохлую лошадь и прятались где-нибудь неподалеку. Нормальные люди спокойно проходили мимо, некромаг же обязательно садился на труп верхом и норовил доскакать до города. Но обычно не доскакивал, потому что хорошие лучники с тридцати шагов не мажут.

– Не было такого! – проворчал Матвей и демонстративно заставил окуня выпрыгнуть из воды.

Окунь сделал метровую свечку.

– Оставь в покое дохлую рыбку! – сказала Гелата. – Я-то ничего, но тут за пригорком Таамаг. Лучше не дразнить! Человек три дня уже ни с кем не дрался и ни на кого не орал – идет на новый мировой рекорд.

Багров подумал, что она права. Он еще не забыл, как долго проходят поставленные Таамаг фингалы. Матвей завернул в лопух дедово мыло и пошел к подмосковной валькирии. Дохлый окунь сразу перевернулся брюхом кверху и закачался на волнах, поднявшихся, когда Багров выходил из реки.

– Мы тут рядом лагерь разбили. Песчаная коса удобная – все байды втащить можно. Вы-то с Иркой где остановились? – спросила Гелата.

Багров показал дом. Подмосковная валькирия тотчас развила бурную деятельность.

– С одеждой-то что решили? А то я свое дам! – заявила она и тотчас, не дожидаясь ответа, стала отправлять оруженосца за рюкзаком.

– Ты, смотри, пока помалкивай! Пусть девочка хоть в порядок себя приведет, чтобы всякие Холы не издевались. А будут спрашивать, куда идешь, – делай глупое лицо с физкультурным уклоном. Это у тебя хорошо получается! – проинструктировала она его.

– Сама иди! – заупрямился оруженосец.

Гелате это «сама иди!» не понравилось.

– Не перетягивай одеяло на себя! А то еще отдадут, и непонятно будет, чего с ним делать, – предупредила она с угрозой.

Качок выразительно посмотрел на нее, ведром зачерпнул из реки воды и неторопливо ушлепал за пригорок, откуда доносились громкие голоса.

– Совсем распоясался! Если и дальше так будет продолжаться, придется попросить Таамаг на неделю взять его на воспитание. Хотя это, конечно, крайняя мера, – озабоченно заметила подмосковная валькирия.

Когда оруженосец вернулся с рюкзаком, Гелата наскоро просмотрела его содержимое и вытянула легкие брюки, носки и брезентовую куртку с железными пуговицами.

– Это стопудово подойдет. Правда, и остальное не мало будет, но остального мне жалко, – честно сказала она, передавая вещи Багрову.

– Ты, значит, знаешь уже, что она не волчица… – утвердительно произнес Матвей.

– Ага.

– Откуда?

Гелата обошлась без ссылок на верблюда. Правда, и подробных пояснений давать не стала – только ткнула пальцем в лоб.

– У валькирий существует внутренний телеграф. Словами не объяснишь, но когда что важное происходит – мы чувствуем. Как она?

– Нормально. Аппетит только… хм… волчий.

– Ну это-то понятно. А ты сам как?

Багров смотрел на Гелату задумчиво. Лгать ей ему не хотелось. Странная штука жизнь! Продавать колбасу не преступление, даже если она из спаниелей, а продавать чувства и слова – преступление. Видимо, объяснение в том, что не все, что подходит желудку, подходит мозгам.

– Сносно, – сказал он. – Хотя, конечно, рад ужасно!

Гелата испытующе посмотрела на него и внезапно улыбнулась.

– Ну раз с рыбкой играешься, значит, и правда, рад, – заметила она утешительно.