Плач перепелки - Чигринов Иван. Страница 24

По звездочке на рукаве Чубарь догадывался, что перед ним сидел комиссар, но в высоких воинских званиях, особенно политсостава, он не очень-то разбирался. Правда, теперь это не имело значения, довольно уже того, что на рукаве у военного была комиссарская звезда.

И тем не менее комиссар сказал:

— Представляться не буду. Мое все на мне. — Он показал глазами на звезду, затем, уже рукой, на шпалы. Усмехнулся: — Под гимнастеркой тоже свое, отечественное… Фашистского. ничего нет.

Чубарю еще не приходилось слышать, что немцы порой переодеваются в красноармейскую форму — для провокации, и потому последние слова комиссара показались ему излишними, даже неподходящими для человека такого высокого воинского звания.

— А вот про вас, — продолжал полковой комиссар, — хотелось бы узнать подробнее. Документы пожалуйте.

Чубарь пошарил в кармане, подал комиссару все, какие имел при себе, бумаги.

Полковой комиссар поставил сбоку котелок, собираясь проверять документы Чубаря. Но спохватился, кивнул на котелок.

— Если хотите и не брезгуете, можете доесть.

Чубарь смутился. Но по глазам его комиссар догадался, что человек голоден.

— Да вы не стесняйтесь, — сказал он. — Кушайте запросто. Правда, кухни настоящей у нас нет. Харчей тоже небогато. — И засмеялся: — Считайте, что вам в какой-то степени все равно повезло. Я вот зазевался, так теперь придется поделиться с вами. Садитесь.

Полковой комиссар подал Чубарю котелок. Тот еще больше покраснел — было неловко отбирать ужин у человека, который тоже хотел есть.

В котелке был картофельный суп с крупой, густой, еле повернешь ложкой. Пахло мясом. Однако Чубарь есть не спешил.

Капитан сходил к костру, принес краюху деревенского хлеба.

— Ешьте, — сказал он Чубарю. — Мы-то знаем, что значит голодать!..

Полковой комиссар между тем занялся документами.

— Ну, исповедуйтесь, — сказал он после того, как Чубарь подчистил остатки в котелке, и подвинул руками немного в сторону раненую ногу.

Чубарь поблагодарил за еду и начал рассказывать о своих скитаниях. Когда дошел до того места, как они со Шпакевичем и Холодиловым оказались в Пеклине, комиссар бросил молчаливому капитану, стоявшему в двух шагах от него:

— Карту!

Тот быстро достал из перекинутой через плечо планшетки топографическую карту, положил комиссару на колени, а сам опустился на корточки рядам.

— Мы примерно так и полагали, — посмотрел комиссар на Молчаливого исполнительного капитана.

Капитан изобразил на лице что-то похожее на усмешку, кивнул головой.

— Н-да, — в раздумье промолвил полковой комиссар, — по сегодняшней канонаде можно было судить…

Оба — и полковой комиссар, и капитан — некоторое время не отводили глаз от развернутой карты.

— Значит, в Пеклине наши? — уточнил комиссар.

— Были наши, — ответил Чубарь.

Полковой комиссар протянул руку. Капитан вынул из планшетки металлическую линейку. Комиссар намерил ею что-то на карте, задумался.

— Ну что ж, — посмотрел он на Чубаря, — если ваши сведения точны, то мы уже почти у цели!

— Вы заходили в деревни? — спросил у Чубаря капитан.

— Он ведь верхом ехал! — пошутил комиссар.

— Нет, больше пришлось на своих двоих, — серьезно ответил Чубарь.

— А конь?

— Это так… — замялся Чубарь.

— А мы с тобой, капитан, сколько топаем, а вот не додумались, — снова с усмешкой сказал полковой комиссар.

— Я хочу уточнить, — посмотрел на Чубаря капитан, — вы когда шли через деревни, немцев там не видели?

— Я обходил деревни. И потому точно не знаю.

— Вот что, капитан, — распорядился через некоторое время полковой комиссар, — пусть бойцы отдыхают. Завтра выступим на рассвете. И вам, товарищ Чубарь, тоже надо отдохнуть. — И уж совсем непонятно почему добавил: — Вы это заслужили.

Капитан отошел к костру отдавать соответствующие распоряжения. А полковой комиссар поморгал усталыми глазами, устроил поудобнее раненую ногу и снова сказал Чубарю:

— Вы присоединяйтесь пока к моим бойцам и отдыхайте. Думаю, они примут вас. А еще лучше, полезайте в мой шалаш. Берите вон одеяло и накрывайтесь. Будете как у Христа за пазухой. А мы с капитаном посидим. Надо разработать на завтра маршрут. — И добавил: — С вами мы потом тоже еще поговорим. Вы не против?

— Нет, — сказал Чубарь.

Бойцы разбросали ногами костер и разошлись по шалашам.

Случайной опасности не ждали — с четырех сторон вокруг лагеря стояли посты.

Чубарь тоже не заставил уговаривать себя, полез на четвереньках в шалаш.

Снаружи было слышно, как разговаривали полковой комиссар и капитан. Слов их нельзя было разобрать. Да Чубарь и не старался этого делать. Он лежал и не знал, засыпать ему или дождаться комиссара. Но неожиданно появилась новая забота — непривязанный конь мог уйти куда-нибудь ночью. Хотя Чубарь и не знал, нужен ли будет ему завтра этот конь, однако ломал теперь голову над тем, как его привязать. Не хватало простой вещи — веревки или даже обычной бечевки.

Тем не менее пришлось вылезти из шалаша.

— Коня посмотрю, — сказал он капитану, который настороженно поглядел на него.

Конь в каком-то беспокойстве разрыл копытом перед собой плотный лесной мох, но стоял на том месте, где оставил его Чубарь. Действительно, положение было незавидное — привязать коня нечем. Тогда Чубарь подвел его к шалашу и чуть не ткнул его мордой в еловые ветки.

— Стой тут, — приказал он.

Когда Чубарь снова забрался в шалаш, там уже был полковой комиссар.

— А что вы вообще собираетесь делать? — спросил у Чубаря комиссар.

— Пойду с вами, — ответил Чубарь. — Там, в Журиничах, собирают ополченцев.

Полковой комиссар долго молчал.

— А вы считаете, что бить фашистов можно только в ополчении? — наконец нарушил он тишину.

— Почему же, — не понял Чубарь, — в армии тоже… Там, наверное, еще лучше. Но тогда, в Пеклине, меня почему-то не взяли в армию, направили в Журиничи, в ополчение.

— Я не о том, — сказал полковой комиссар. — Вы про партизан слышали?

— Читал в газетах, кажется, в «Правде», а может, в «Известиях», двух наших полешуков-белорусов недавно наградили. Героев Советского Союза дали. Но фамилий я не запомнил.

Полковой комиссар расстегнул карман гимнастерки, достал двумя пальцами сложенную бумагу и подал в темноте Чубарю.

— Это сокращенный текст речи товарища Сталина, которую он произнес третьего июля, — объяснил комиссар. — Тут про все сказано. Про партизан тоже. И вас, как немобилизованного коммуниста, это касается больше всего. Чубарь слушал.

— Знаете, что я сделал бы теперь на вашем месте? — продолжал полковой комиссар. — Вернулся бы в свой колхоз. Там вас хорошо знают…

— Но именно то, что меня хорошо знают, может… Кто-нибудь возьмет да и выдаст немцам.

— Все будет зависеть от вас.

— Но там, очевидно, оставили нужных людей? — выставил тогда самый важный аргумент Чубарь. — Если бы я тоже был нужен, то…

Комиссар ответил не сразу.

— Мне трудно судить, — наконец начал он, — что у вас там, в районе, произошло. Но я уверен, что в вашей местности действительно кто-то оставлен для организации партизанского движения. Вы же сами понимаете, район ваш расположен на самом юго-востоке. Пока фашисты захватили его, сколько времени прошло. Теперь август, а война началась в июне. Это не то что на границе или поблизости от границы. Там могли и не успеть создать партизанские группы. А у вас тут дело другое. Вашему руководству времени хватало, чтобы выполнить директивы партии и правительства. А директивы были определенные. — Комиссар помолчал, будто думал, что бы еще сказать Чубарю, а потом усмехнулся в темноте и с восхищением в голосе проговорил: — А с партизанами мы с капитаном встречались не один раз. Особенно за Днепром. Они там постреливают уже немцев!

Слова полкового комиссара, казалось, не произвели на Чубаря надлежащего впечатления. Он воспринимал их как что-то мало касающееся его лично. И без всякого умысла поинтересовался: