«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - Романов Герман Иванович. Страница 54

Тихий лагерь на его глазах почти мгновенно превратился в библейский городок Содом в час расплаты за грехи его жителей. Дикие животные вопли и последние хриплые стоны убиваемых гвардейцев сотрясали ночную тишину, пламя от взорванного бочонка с порохом перекинулось на повозки, и те разом вспыхнули.

Огонь на секунду ослепил Орлова, но офицер успел разглядеть, как почти рядом с ним несколько озверелых матросов свирепыми волками набросились на суматошно убегающих от них гвардейцев, пустив в ход штыки и приклады. Предсмертные крики и стоны еще более усиливали панику и суматоху в Преображенском лагере.

Без малейших колебаний, а труса он никогда не праздновал, Григорий бросился вперед, крича во все горло: «За мной, ребята, за мной!»

Все это живо напомнило ему войну с пруссаками, на которой он был трижды ранен. Затопали башмаки — следом за ним побежали несколько солдат и офицеров, отчаянно матерясь.

Навстречу Орлову выскочил матрос и, ощерив рот с гнилыми зубами в оскале улыбки, попытался воткнуть граненый штык в живот цалмейстеру.

Уйдя чуть в сторону, Григорий цепко схватил левой рукой фузею за цевье, а правой врезал от души сокрушительной «распалиной», напрочь выбив моряку его последние зубы.

Матрос даже не хрюкнул, отлетая на сажень от молодецкого удара. Да что там моряк, никто в гвардии устоять в драке супротив него никак не мог, разве что за исключением гиганта Шванвича. Всех побивал махом Григорий, и только Шванвич с периодичной постоянностью в кровь и сопли лупил любого из Орловых, признанных силачей. Правда, против двух братьев Орловых и верзила Шванвич тоже устоять не мог — тут они его мордовали, как бог черепаху…

Следом за моряком Григорий приложил кулаком выскочившего за ним следом голштинца — но немчик был на самую малость покрепче и, заваливаясь ничком на сырую землю, прохрипел: «О, майн готт!»

Следующей жертвой силача оказался молодой морской офицер, размахивающий абордажной саблей. Хорошо он так ею размахивал, как ветряная мельница мельтешит крыльями в сильный ветер, но от судьбы уйти не смог — шпага гвардейца его насквозь проткнула.

Орлов рванулся дальше в кипящую сечу, бешено работая кулаками и размахивая шпагой. Он бы сокрушил всех врагов, но под его ногами с ужасающим грохотом взорвалась ручная бомба, брошенная кем-то из моряков.

Цальмейстер почувствовал, как чудовищная сила оторвала его от земли и запустила в недолгий полет. А вот своего падения на эту грешную землю лихой гвардеец уже не припомнил…

Петр вынырнул из сна, за окном трубили горны и частой дробью делали побудку барабаны. За неплотно задернутыми шторами — бледно-серый сумрак рассвета белых ночей.

С двух сторон к нему прижимались фрейлины: нацелованные вспухшие губы, шеи, груди и плечи в багровых пятнах засосов и в следах укусов. Спали его любовницы крепко-полтора часа беспрерывного секса успокоили и этих ненасытных менад.

По лицам было видно, как измотаны они — будто он их испил досуха, до самого дна. Наверное, потому-то Петр чувствовал себя прекрасно, гораздо лучше, чем после ночи с Лизой.

Правда, и Лизетта после первой безумной ночи напоминала выжатый досуха лимон, сморщенный и пожухший. Видно, реинкарнация позволяет телу подзарядиться энергией только и исключительно путем секса. Вот почему у него это бешеное желание… Вот потому он их настолько мощно, полностью оприходовал — и Лизу, и Клару с Наташей.

Петр идиотски гоготнул про себя, представляя, куда он сейчас на зарядку свою батарейку совать будет. Однако нужно было торопиться, мало ли что, прискачут, вырвут силой из рук девичьих, поспешать надо (а на войне только так, и не иначе) и еще раз успеть вкусить греховного плода…

Петр стал нежно и ласково целовать Клару в шейку и плечико, а руки мягко и неторопливо поглаживали ее теплое и упругое тело. С каждой минутой ласки нарастали, становились горячей и упорней — девушка стала легонько постанывать, уже проснулась и полностью отдалась его настойчивым губам и рукам.

Но сама никаких ответных действий не предпринимала, а только внимала ласкам. Но стоило Петру перейти к активным действиям, как Клара тихонько запищала, но по мере нарастания темпа ее голос стал набирать силу и в конце превратился в дикие сладострастные вопли.

И как только все закончилось, девушка сразу обмякла тряпичной куклой и тут же уснула — недаром французы называют оргазм «смертью понарошку», а «умирала» Клара этой ночью уже несколько раз.

Однако утренний променад на этом для него не закончился — Наталья давно проснулась, наблюдала за ними, а теперь, возбужденная, потребовала и свою долю. Его долго упрашивать не пришлось, и он быстро отозвался на ее откровенные ласки, даже не отдохнув толком.

Но теперь Петр действовал по-солдатски, решительно и грубо, но зато долго. И прокатились по комнате еще более громкие звуки удовлетворяемой плоти. А вскоре еще одна фрейлина, сраженная Венериными усладами, целиком и полностью рухнула в сладостные объятия сновидений…

Император резво соскочил с ложа, быстро обтерся мокрым полотенцем, тщательно протер крепкие зубы ароматическим мелом, обстоятельно прополоскал рот.

И тут же в комнату вошел адъютант с ворохом одежды и помог императору облачиться. И Петр не один раз ловил завистливый мужской взгляд, брошенный офицером на спящих обнаженных женщин, и уважительный — уже на него самого.

Посмотрел на часы — половина пятого. Петр лихо добил, не чинясь, остатки ночной трапезы. Только горячий кофе ему принесли, тот хорошо пошел вместе с папиросой.

Теперь Петр чувствовал себя превосходно — отлюбив красавиц всеми доступными и недоступными способами, плотно перекусив за ужином и завтраком, да еще испив кофе под папироску… Что еще надо для жизни нормальному и здоровому мужику? Только одно и остается — драку не заказывали?

Петр ухмыльнулся, припомнив все события получасовой давности, и решительно покинул своих спящих красавиц. Он спустился по широкой деревянной лестнице в столовый зал, где его уже ожидали шесть генералов его маленькой армии — Гудович, Измайлов, Мельгунов, Ливен, Шильд и Девиер, штабные офицеры и адъютанты.

Петр внимательно оглядел собравшихся в зале, при его появлении дружно вставших. Жестом император усадил их на места, а сам решительно уселся в председательствующее кресло.

— Господа генералы и офицеры. Мы здесь собрались, чтобы обсудить план сегодняшнего боя, вернее, даже генерального сражения, которое решит судьбу мятежной гвардии. Я говорю вам сразу — мы победим. А сейчас мы должны решить, как это сделать без больших для нас потерь. Запомните все крепко-кровь человеческая не водица, и просто так лить ее я своим генералам не позволю. Ибо за каждого убитого перед Господом нашим лично ответ держать буду. Подполковник Рейстер, вам слово…

После делового разговора последовал общий обильный завтрак — и он не мог не сесть рядом с ними. Ведь им сегодня предстояло драться, а может быть, кое-кому и умирать. За него, кстати, умирать.

И Петр желал посмотреть на каждого, приободрить и показать свое им благоволение. Странное это ощущение — вдруг получить право посылать на смерть солдат да распоряжаться войсками. Пусть солдат было сейчас девять тысяч, что маловато для серьезных дел, но это была его армия. Он прекрасно понимал, что у него нет опыта войны, здешней войны, но надеялся на знания генералов, умение офицеров и мужество солдат — ведь на этом держится любая армия, и это нивелирует глупость и бесталанность командующих.

Хотя тупым Петр себя не считал, да и был хорошо знаком с военным делом, пусть и на уровне взводного сержанта. И за эти двое суток Петр время не терял и успел пообтесаться в роли главнокомандующего…

— Папа, мне письмо от Катерины старый Иван привез. Он сюда в лодке из Петербурга приплыл, тайно от Миниха, — Лиза в ночном халате смотрела большими глазами на отца.