Завтра война - Зорич Александр. Страница 8
Тогда он не понимал, что делает. Не понимал, что теряет. Он был слишком увлечен «Проектом 117» и своими сумасбродными изобретениями. А когда Роланд осознал, что же натворил, – было уже поздно.
Эстерсон налил себе еще водки. Выпил. Отправил в рот блестящую черную маслину. И, подумав, присовокупил к ней желтый кружок лимона.
«Интересно, какими такими „условиями“ запугивал генерал Родригес?» – спрашивал себя Роланд, кривя лицо в лимонной муке.
Он вытер свои русые усы тыльной стороной ладони, когда его мутный взгляд упал на пластиковые контейнеры с остатками системы управления защитным полем. Контейнеры пирамидой громоздились в углу.
Пластиковые коробки были заклеены крест-накрест красной липкой лентой, по всей длине которой попугайски повторялись слова «совершенно секретно».
За последние двадцать лет Роланд видел столько «совершенно секретного», что смысл этих слов для него совершенно стерся.
На одной секретной научно-производственной базе в системе Центавра он даже видел туалетную комнату, на двери которой вместо исторического «М» или обычной живой голограммки с абстрактным джентльменом в шляпе красовался гриф «СС». А внутри как всегда – вакуумные писсуары с желтым налетом, мятые окурки под раковиной и презервативы б/у, забытые любителями bathroom fucks, каких на научно-производственных базах всегда пруд пруди…
Так вот контейнеры, как и тот центаврианский туалет, – они тоже были «СС», сов. секретными, хотя их содержимое Роланд мог бы описать и с закрытыми глазами.
Эстерсон отвернулся. Интересоваться содержимым контейнеров ему сейчас хотелось меньше всего на свете, хотя сразу после катастрофы он был буквально одержим желанием досконально осмотреть этот чудом уцелевший блок – интуиция нашептывала ему, что где-то там прячется отгадка проклятой загадки под названием «ПОЧЕМУ ОНИ ВСЕ ВРЕМЯ ПАДАЮТ?»
Но это было с утра. Теперь же Эстерсона тошнило от одной только мысли о том, чтобы работать ночью.
Он налил себе еще. И вдруг поразился произошедшей перемене. Он никогда не распускал руки, а сегодня взял да избил идиота Марио. Он всегда работал по ночам (как, впрочем, и днем, и утром, и после обеда), да он мог работать когда угодно и сколько угодно. И его никогда не тошнило. А теперь вот – тошнит.
В общем, что-то важное надломилось в тот день в душе конструктора Роланда Эстерсона. И водка «Столичная» была тут вовсе ни при чем.
Глава 3
Мы
Май, 2621 г.
Авианосец «Три Святителя»
Траверз Земли, Солнечная система
Я бы хотел, чтобы они не постеснялись назвать меня своим другом. Но мне хватало честности признать: это случится не скоро. Не сегодня и не завтра.
Даже если меня поставят в боевое расписание, даже если мне повезет выжить в воздушной свалке над фиолетовыми помидорами Наотара, если мои ракеты отыщут врага и спасут жизнь ведущему – они скажут: «Это всего лишь удача новичка. Приятная, но случайность».
И они будут правы.
«Они» – пилоты эскадрильи И-02 19-го отдельного авиакрыла Военно-Космических Сил. Больше похожие на вольнонаемный сброд из охраны корпоративной колонии, чем на офицеров регулярной армии. Не признающие промеж себя ни чинов, ни уставной формы одежды, но притом готовые драться за честь мундира до последнего вздоха – хоть в смертельном хороводе космического сражения, хоть на дуэли, хоть в пьяном угаре офицерской кантины, схватившись с каким-нибудь непочтительно ухмыльнувшимся сапером из мобильной пехоты.
Их было шестеро.
Леонид Фрайман – подвижный, стриженный почти наголо, скорый на улыбку. Улыбался он, впрочем, как-то зловеще – даже в тех случаях, когда к тому не было видимых причин.
«Фрайман. Лейтенант Фрайман», – представился он и зловеще улыбнулся.
Сергей Цапко – долговязый, с двумя серьгами в левом ухе, на первый взгляд нелюдимый и малоприятный субъект. «Свежих жмуров привезли», – так он прокомментировал наше появление в эскадрилье. В тот день я больше не услышал от него ни слова.
Братья Фрол и Егор Кожемякины – уроженцы Большого Мурома. По-моему, этим все сказано. Известно ведь, что такое Большой Муром.
Да-да, именно. Фрол и Егор расхаживали по жилому отсеку в красных рубахах-косоворотках, носили на шее обереги, а их русые бородки курчавились исконно русскими кольчиками.
Честно говоря, поначалу они показались мне самыми сумасшедшими во всем этом летучем дурдоме. И только позже, познакомившись накоротке с людьми Клона, я понял, что ретроспективная эволюция, сорвавшая крышу населению Большого Мурома, была очень умеренной и, пожалуй, благотворной вариацией на темы того, что случилось с колонистами на Вэртрагне двести лет назад.
Пятым был могучий азиат Ибрагим Бабакулов: широкоскулое лицо, кулаки размером с мою голову, волосатые лапищи и… изящные старомодные очки в металлической оправе. Смотрелись они на нем, как галстук на быке. Галстук, кстати, был таким же неотъемлемым атрибутом Ибрагима, как и очки.
«Ты похож на юного Вагнера! – восхитился он, разглядывая Быстрова поверх очков. – У тебя в роду немцев не было?»
«Вроде не было, – ответил Быстров. – А кто такой Вагнер?»
«Кто такой Вагнер? – переспросил Ибрагим, нахмурившись. – Чему вас на Новой Земле вообще учат? Как люди, не знающие Вагнера, могут называть себя истребителями?»
«Вагнер – это такой немецкий композитор», – пояснил Коля Самохвальский.
И хотя до большой дружбы с лейтенантом Бабакуловым Коле было еще далеко, этот эстетствующий киргиз, знаменитый на весь авианосец меломан и интеллектуал, посмотрел на Самохвальского как на человека. А не как на говорящую вошь из кунсткамеры, которой в тот момент представился Бабакулову ограниченный Быстров.
Командовал эскадрильей капитан третьего ранга Василий Готовцев. Будь я редактором еженедельника «Небесная гвардия», лепил бы его на обложку каждого второго выпуска. Не человек, а готовая статуя героя. Глаза стальные, взгляд пронзительный, зубы крупные и ровные… Впрочем, уставной формой одежды манкировал и он.
Наша эскадрилья по штату должна была насчитывать двенадцать одноместных истребителей РОК-14 «Горыныч». Но пилотов с офицерским званием в ней почему-то обнаружилось всего лишь шесть. С нами, недоделанными, получалось десять.
Куда девались остальные? Почему пришлось разбавлять профессионалов недоучками?
На все вопросы мы получили исчерпывающие ответы, когда после ужина вместе с прочими потащилась в Пятый ангар принимать новые флуггеры.
Авианосец бодро пожирал миллионы километров пустоты, разделяющие Землю и Флору, а мы грустно рассматривали пару потрепанных и несколько свеженьких «Горынычей». На которых – как показывали элементарные арифметические выкладки – кое-кому из нас полетать не светит. Флуггеров в Пятом ангаре оказалось еще меньше, чем нас.
На вертикальном оперении одного флуггера был нарисован напружинившийся, злющий котяра. На другом – щекастое лицо-солнце в обрамлении лучей-лепестков. Этот флуггер имел позывные «Ярило» и принадлежал Фролу Кожемякину.
На флуггере «Кот» летал командир эскадрильи. Об этом свидетельствовал дополнительный красный шеврон на фюзеляже под кабиной.
Остальные шесть флуггеров были только что извлечены из транспортных контейнеров и смонтированы трудами авиационных техников. Никакие художества их не отягощали, если не считать стандартных опознавательных знаков Объединенных Наций и Военно-Космических Сил.
Меньше недели провел авианосец в боях за Наотар, а Егор Кожемякин, Бабакулов, Цапко и Фрайман уже стали «безлошадными».
Егор Кожемякин и Фрайман катапультировались из своих поврежденных машин и были подобраны на поверхности планеты службой поиска и спасения, оснащенной специальными флуггерами «пятачковой посадки».
Бабакулов дотянул до авианосца на последних килограммах горючего, но так неделикатно грохнул израненную машину на полетную палубу, что ее оставалось только отправить в заводской ремонт.