Я - судья. Кредит доверчивости - Астахов Павел Алексеевич. Страница 27

– Владюш…

– Кто звонил? – Он резким движением скинул полотенце и надел белый легкий халат с черным иероглифом на спине. Мобильный сунул в карман, будто показывая, что без присмотра его теперь не оставит.

– Сергей… Владимирович, – Ната с трудом вспомнила имя. – Из банка «Кредитная политика». Просил передать, что ты просрочил платеж.

Владик хмыкнул и прошелся по комнате. Огнедышащий дракон на его спине недобро смотрел на Натку, будто прикидывая, спалить ее своим пламенем или пусть пока живет…

– Задержал! – хохотнул Владик. – Утром не успел заплатить, а днем уже задержал! Вот хамы! – Он резко задернул штору, и Наткин клатч исчез из ее поля зрения. – Я, понимаешь, машину последнюю в кредит взял, «Лексус» гибридный хотелось, последней модели, а денег не то чтобы не было, просто в кредит удобнее получается, у них там реклама такая, у банка этого – низкие проценты и все прочее… Ты ж понимаешь, что это не сразу деньги бухнуть, и все, а постепенно выплачивать… – Владик говорил бессвязно и торопливо и при этом будто не замечал ее, ходил от стены к стене, мелькая своим иероглифом.

«Зачем он мне все это рассказывает, – подумала Натка, – я же его ни о чем не спрашиваю?..»

– Я, конечно, мог купить себе третью машину и без кредита, мне это раз плюнуть. Но я ж говорю – удобно… Или сразу деньги вбухивать, или частями… Проценты в условиях постоянной инфляции – это фигня…

Будто оправдывается, думала Натка, даже Лешик сказал бы «это мои проблемы» и разбил пару тарелок. Она бы тоже разбила, на этом бы и разбежались… до завтра.

Зачем он сумку мою занавесил? Солнце в окно не светит, сторона теневая…

Натке вдруг стало так страшно, что ладони вспотели, а сердце переселилось куда-то в пятки.

Лена ведь спрашивала ее – где ты сумку бросаешь?.. Кто мог твоим паспортом воспользоваться?.. И даже на Владика намекала – мол, ты девушка легкомысленная, тебя на почве любви вокруг пальца обвести проще простого.

Влад все говорил и говорил, в руках у него появилась бутылка сухого вина – дешевого, между прочим, в таком интерьере и такое вино – смешно…

Натка вообще не смогла припомнить, чтобы Владик хоть раз потратился во время их частых свиданий – букет и тот Лешик подарил…

Нет, были еще сегодняшние розы – вполне шикарные, как же она забыла!

Владик разливал по бокалам вино, видимо, в честь примирения и как извинение за свою грубость.

Натка рванулась вперед, схватила с подоконника клатч. При этом она случайно толкнула Владика, он разлил вино.

– Ты что, солнце, куда подорвалась?

Это опять был прежний, насмешливый, расслабленный и благополучный Владик – положительный во всех отношениях, счастливый лотерейный билет. Но Натка уже не верила в его положительность – боялась поверить, потому что ей не семнадцать лет и жизнь ее кое-чему научила, хоть Лена так не считает.

– Я, это… вспомнила… надо срочно идти… – пробормотала Натка, натягивая сарафан и отыскивая свои босоножки, которые в пылу страсти бог знает где скинула. – У меня Сенька! Его нужно кормить, играть и забрать…

– Какой еще Сенька? – удивился Владик, и губы его опять превратились в тонкую полоску.

– Ребенок… Сын!

Босоножки наконец нашлись в коридоре, Натка нацепила их на ноги, не застегивая.

– Твой?! Ребенок-то чей? – не понял Владик.

Она выскочила в подъезд, не удостоив его ответом.

«Дура! – тут же мысленно отругала себя Ната. – А вдруг он правду сказал?! Купил мужик третью машину в кредит, что здесь такого?! У богатых свои причуды. Проценты на фоне постоянной инфляции – это фигня…»

Самсон Гамлетович Ленинградов оказался бессовестным попрошайкой. И хотя на табличке, прикрепленной к вольеру, содержалась убедительная просьба не кормить жирафа, Самсон Гамлетович преследовал каждого посетителя в надежде урвать кусочек чего-нибудь необычного – того, что не входило в его рацион.

– Сень, ему мороженое точно нельзя! – Никита предотвратил попытку Арсения сунуть эскимо в пасть Самсону, перегнувшемуся через ограду вольера.

– Почему?

– Это все равно что тебя накормить… гвоздями.

– И что? – возмутился Сенька. – Что мне от гвоздей будет-то?

– Ой, – испугалась Лена, – ты ему сейчас подашь идею…

– Видишь, у него на обед ветки ивы подвешены? – уходя от опасной темы, Говоров присел возле Сеньки и показал на висевшие в вольере ветки.

– Это есть невозможно, – констатировал Сенька. – Так и помереть недолго.

– Еще он ест морковку, бананы и виноград, – объяснил Никита.

– Ну, это еще ничего, – кивнул Сенька. – Кроме морковки, конечно. Ему точно нельзя мороженое?

– Точно.

– А мне – гвоздей?

Никита поперхнулся, поймав взгляд Лены, в котором опять мелькнула паника.

– Есть гвозди, брат, это большая глупость. Живот разрежут, уколов поставят штук сто, оно тебе надо?

– Нет, – согласился Арсений, в один присест доедая мороженое. – Все, что угодно, только не уколы.

Никита подмигнул Лене, торжествуя победу над своей же ошибкой. Она недоверчиво улыбнулась и покачала головой.

– Кит, а почему он Ленинградов? – спросил Сенька.

– Потому что в Ленинграде родился.

– Какой он тебе Кит? – возмутилась Лена. – Дядя Никита!

– Мы договорились, что можно Кит, – шепнул ей заговорщицки Говоров.

– О чем вы еще договорились? – тоже шепотом спросила Лена.

– О том, что в следующую субботу пойдем в луна-парк.

– Кит, а почему он Гамлетович?

– У него папа Гамлет.

– А мама?

– Я не знаю, – растерялся Никита.

– Мама у него – жирафиха, – подсказала Лена.

– Тогда я не понимаю, почему он Самсон, – не сдавался Сенька.

– Это не обязательно понимать, Сень, – сказал Говоров. – Назвали как назвали, его не спросили.

Сенька захохотал:

– И меня не спросили!

Самсон Гамлетович, не получив от Сеньки никакого разнообразия к своим ивовым веткам, переключился на других посетителей.

В одном вольере с ним бродили забавные кабаны – «бородавочники», как было написано на табличке, – и паслась черная антилопа.

– Кит, как бы я хотел стать таким же большим, – мечтательно произнес Арсений. – Можно было бы сэкономить на колесе обозрения.

– А мы сейчас попробуем… сэкономить!

Никита поднял Сеньку и посадил себе на плечи.

– Ура! – закричал тот. – Урра! Я жираф!!!

Заинтересовавшийся необычной конструкцией, Самсон Гамлетович подошел к Сеньке, лупившему изо всех сил ногами Никиту по груди, и перегнулся к нему через ограждение.

– Кит, он меня за своего принял! Теть Лен, что делать?!

Лена, вздохнув, достала из сумки яблоко и протянула племяннику.

– На, угости родственника.

– Урра! – Сенька протянул яблоко жирафу, и тот, мелькая фиолетовым языком, стрескал угощение с таким аппетитом, будто неделю ничего не ел.

Лена взяла Говорова под руку.

– Пойдем еще кого-нибудь посмотрим, а то у меня уже шея затекла на Самсона Гамлетовича смотреть.

Никита вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым.

Ребенок на шее, Лена, мягко положившая руку на его предплечье, и жираф-попрошайка в вольере… Почему он раньше не знал такого простого рецепта?

Еще были необязательные компоненты этого счастья – солнечный день, например, и перепачканные мороженым брюки, – но все основные ингредиенты, он точно знал, работали только на выработку эндорфинов, адреналина и еще каких-то неведомых, неизвестных науке гормонов, от которых хотелось запеть и взлететь вместе с Леной и Сенькой, слегка придушившим его липкими пальчиками и колотившим пятками по груди.

– Знаешь, я решил не экономить на колесе обозрения, – сообщил он Арсению.

– И я решил не экономить! – И Сенька особенно сильно ударил Никиту пятками в грудь.

Говоров закашлялся, потом быстрым шагом направился по дорожке в ту сторону, куда потоком устремлялась толпа.

– Тут нет колеса обозрения, – засмеялась Лена.

– Да? – остановился Никита. – А что здесь есть?