Мой генерал - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 11
– Где?
– Там. Внизу.
– Асфальтовая дорожка, – обстоятельно ответил он, заглянув вниз, – а что?
В это время опять затрещали ветки и кто-то что-то негромко сказал.
– Вы что? Не слышите?!
– Слышу, – согласился он хладнокровно, – ну и что?
Конечно, он понятия не имел, что Марина все еще надеется на свое «настоящее приключение»!
Она быстро присела, оказавшись в тени балконной решетки, и Федора потянула за собой.
– Что такое? – недовольно удивился он, но тоже шепотом, видно, подействовала Маринина таинственность.
В кустах действительно разговаривали, но почти невозможно было расслышать – о чем. Ей показалось, что несколько раз повторилось «зачем» и «сейчас».
– Зачем мы прячемся? – на ухо ей сказал Федор Тучков. – Сейчас все равно ничего не видно!
Тоже слышал «зачем» и «сейчас»?
Цикады опять стрекотали вовсю, и поле за забором лежало – такое свободное, такое большое, такое летнее, как будто вздыхало после длинного и жаркого дня.
В кустах тревожно шептались.
– Зачем мы подслушиваем? – негромко вопросил Федор. – Мы хотим услышать что-то особенное?
Марина дернула его за руку, чтобы замолчал.
На серебристую и голубую дорожку из кустов выбрался человек – темный силуэт. Выбрался и постоял, как будто прислушиваясь.
– Уезжай, – отчетливо сказал человек в сторону кустов, – только попробуй не уехать! Ты что, не видишь, что творится?!
Из кустов приглушенно ответили, разобрать было нельзя. Марина услышала только «все равно».
– Нет, не все равно! – прошипел черный силуэт. – Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь… увидел с тобой! После того, что ты сделал!
Снова слабый треск веток, и все смолкло.
Тень еще постояла неподвижно, как будто прислушиваясь, потом посмотрела по сторонам и даже наверх, где прятались за балконной решеткой Марина и Федор, и быстро пошла по голубому асфальту налево, в сторону главного входа.
Неровный кусок желтого света лежал на траве и асфальте. Светился большой металлический ящик на ножке, сделанный «под старину». Тень вошла в желтый свет и оказалась… Вероникой, профессорской внучкой.
Внучка быстро пролетела свет, беспокойно оглянулась и пропала в темноте.
Марина поднялась с корточек и, перегнувшись через перила, посмотрела ей вслед.
Федор Тучков из засады потянул ее за джинсы.
Марина отшвырнула его руку.
– Вы что?! С ума сошли?!
– Зачем вы свешиваетесь?! А если из кустов за вами… наблюдают?!
– Кто? – прошипела Марина и посмотрела опасливо.
Кусты были сплошные и темные, как неровная живая стена. В их зеленой густоте днем шевелились и попискивали какие-то птицы, время от времени выпархивали, сильно треща крыльями, как будто в сильном испуге.
Сейчас невозможно было себе представить, что днем там деловито копошатся птицы.
Стояла тишь, только далеко, в деревне, размеренно и непрерывно лаяла собака, и музыка доносилась как будто не снаружи, а изнутри дома.
Впрочем, так оно, наверное, и было – танцы уже начались.
Федор Тучков, ее нечаянный компаньон, завозился рядом, достал сигареты и предложил Марине несколько перекошенную от лежания в кармане пачку. Марина посмотрела на пачку с отвращением.
– Нет, спасибо, – отказалась она, – я лучше свои.
После чего они глубокомысленно закурили.
– Что за тайны? – как будто про себя пробормотала Марина, надеясь, однако, что он услышит, – Юля с Сережей какими-то загадками говорили, и Вероника теперь тоже.
– Тоже, – согласился Федор Тучков и не добавил ни слова.
Марина некоторое время помолчала, а потом все же не выдержала:
– Как вы думаете, о чем это она… то есть Вероника… Ведь это была Вероника, да?
– Да, – подтвердил Федор. – Это была Вероника, совершенно точно.
– О чем она разговаривала? И с кем?
– Понятия не имею, – признался Федор безмятежно. – А как вы думаете, о чем?
– Как о чем?! – поразилась Марина. – О трупе, конечно. О том, в пруду.
– А есть еще какой-то?
– Что?
– Труп.
– Нет, – удивилась Марина. – больше нет. По крайней мере я ничего не слышала.
– А почему вы думаете, что о трупе? Про труп не было ни слова.
– Она сказала – «видишь, что творится» и еще «я не могу с тобой встречаться после того, что ты сделал»! О чем это, по-вашему?
– По-моему, это может быть о чем угодно.
Кретин. Самый натуральный.
– Тайно, в каких-то кустах, – продолжала Марина, – с кем она могла там встречаться?
Федор затянулся – оранжевый отблеск сигареты осветил его подбородок, растекся по вылезшей к вечеру светлой щетине.
– С поклонником? – предположил он.
– Ночью, в кустах, с поклонником?! Она что, мусульманская жена? И ее за измену могут закидать камнями на площади? Зачем ей встречаться с поклонником ночью в кустах?!
– Не знаю, – признался Федор Тучков.
– Она из Москвы, значит, и поклонник должен быть оттуда! Отсюда до Москвы на поезде сутки ехать. Вы думаете, что он специально к ней на свидание сутки ехал? Или он местный? Из деревни?
– Не знаю.
Марина сосредоточенно посмотрела на него:
– Нет. Поклонник тут ни при чем. Дело в чем-то другом.
– Может, кофе еще выпьем? Или чаю? У меня есть чай в номере. Я могу принести, – предложил Федор, решительно не желая втягиваться в «детективные» разговоры.
Марина посмотрела в темную массу зелени. Сидеть на балконе было неуютно, казалось, что оттуда на нее кто-то смотрит. Она еще разок с опаской глянула вниз и вернулась в комнату. Федор Тучков притащился за ней и даже дверь на балкон прикрыл.
Внизу, из темноты кустов, за дверью внимательно наблюдали. Как только колыхнулась белая занавеска, приглушая оранжевый электрический свет, ветки затрещали, разошлись, и с той стороны, где плотная зелень почти упиралась в забор, выбралась темная фигура. Сетка забора затряслась, как будто даже столбы завибрировали, потом последовал тяжелый прыжок – и все стихло, только трещали цикады.
Пока Федор ходил за чаем, Марина думала, не рассказать ли ему про ту самую деталь. Не то чтобы она вдруг уверилась в его дедуктивных способностях, но ей очень захотелось поделиться хоть с кем-нибудь.
Два часа назад ей не хотелось ни с кем делиться, а теперь вот захотелось – потому что Сережа с Юлей на дорожке говорили непонятно о чем и еще потому что Вероника пряталась в кустах и тоже говорила непонятно и странно, даже зловеще.
Или просто ей так уж захотелось получить свое «настоящее приключение»?
Вернулся Тучков, принес три разноцветные чайные коробки.
– Это черный цейлонский, это зеленый, а это фруктовый, – обстоятельно объяснил он, выставляя коробки одну за другой на стол, – вы какой предпочитаете?
– Мне все равно.
Тут он полез в карман, порылся и конфузливо выложил рядом с разноцветной пирамидой здоровенный лимон.
– Лимончик, – тихо признался он и зарделся, – очень люблю с лимончиком!
Марина посмотрела на него с состраданием – грустно, когда мужчина такой кретин.
Наверное, бессмысленно с ним «делиться». А может, и нет. Может, как раз хорошо. Рассказать хочется, а он так глуп, что все равно ничего не поймет, будет только переспрашивать с наивным, заинтересованно глупым видом.
– Разрешите?
– Что?
– Разрешите мне ополоснуть чашки? После кофе.
Марина вздохнула:
– Разрешаю.
Он аккуратненько взял в каждую руку по чашке и пошел в ванную.
Раздумывая, Марина включила телевизор.
Боже мой! Матвей Евгешкин сидел в застенке – плохие люди, обозлившись на то, что он палил по ним из танка, заперли его в кутузку. С ним вместе в кутузке оказался его сподвижник по доброте. Вот сидели они там и писали «на волю» почти революционные воззвания, которые отказывалась публиковать местная коррумпированная газета.
Весь ужас заключался в том, что все это показывалось до невозможности «сурьезно», со слезой, с пафосом, без капли юмора или иронии.
Бедный Матвей Евгешкин! Как трудно ему живется на свете.