Алмазный меч, деревянный меч (Том 2) - Перумов Ник. Страница 18

Правда, справедливости ради следует заметить, что не дремали и Ордена Радуги. Оборотень мог и сбежать из зверинца, а мог с тем же успехом быть выпущен специально. Летучие же вампиры Кутула были явно посланы на Тракт охотиться. И всё было бы ничего – но у господина Онфима не имелось с собой заклятья-пропуска, отпугивающего чудовищ Радуги. Для того же оборотня, тех же авларов два ярко размалёванных цирковых фургона оставались законной добычей, ничем не отличающейся от того же вислюга или убрака.

Кицум витиевато выругался и машинально пошарил за широким голенищем, где, как все знали, он хранил плоскую фляжечку отборного гномояда – на самый крайний случай.

– Плохо дело, данка. Оборотня я не боюсь, но вот эти мышки… Чую, потеряем коней, – невозмутимо закончил он, хотя всем известно: потеряешь коня на Тракте перед Ливнями – можешь сразу копать могилу.

– Что же ты молчишь… Aecktan?

Она не ответила.

– Aecktan? – уже настойчивее повторил Кицум.

Агата тупо смотрела перед собой.

Aecktan. Белочка-огнёвка на языке Дану. Так звала Агату мать, смешным домашним прозвищем, потому что девочка обожала отращивать волосы до немыслимой длины, помогая себе несложным детским колдовством, заплетая их в нечто схожее с пышным беличьим хвостом.

Глаза девушки вспыхнули. Несложное слово на родном языке внезапно прорвало непроглядную завесу горя, сорвало пелену с глаз. Откуда, откуда, ОТКУДА мог знать его горький пьяница Кицум? Или это просто совпадение? Единственное ласковое слово на её родном наречии, известное старому клоуну?

– Аерас fyuarcky koi, Khoeteymi? – слова скользили стремительно и почти беззвучно, точно порхающие жарким летним днём высоко над землёй ласточки. Если он ответит…

– Ghozyl shoacky koi, Seammi, horrshoarcky tyorrdnock, – быстрым шёпотом и без малейшего акцента отозвался клоун. – Koi, Seamni, Koi, Seamni Oectacann.boewarry! Ol koi fuuarcky…

Он знал всё, и даже её полное родовое имя.

Однако долго разговаривать им не дали. С козел заднего фургона завопил, размахивая руками и подпрыгивая, Еремей – заклинатель змей. Господин Онфим-первый интересовался, какого-такого нелёгкого-нечистого передний фургон так плетётся? Ещё господину Онфиму благоугодно было узнать, видят ли Кицум с Нодликом впереди летучих мышей, и если видят, то, опять-таки, почему бездействуют?..

Бледные Нодлик с Эвелин тотчас же появились на козлах. Позади них шумно сопел Троша, тащивший охапку амуниции – короткие луки со стрелами и пару громадных плотных попон – укрыть бока и спины коней.

Останавливаться господин Онфим не разрешил. Троше и Агате пришлось накидывать попоны на бегу, а потом ещё закрывать головы и шеи лошадей наспех содранными коврами – господин Онфим расщедрился.

Солнце садилось прямо напротив них. Узкая просека Тракта, окружённая чёрными стенами леса, казалось, упирается прямо в громадный багровый диск. Уныло, обречённо завывал оборотень – жить ему осталось до начала Ливня, не дольше. Чёрными точками на фоне уже не слепящего солнца вели свой танец авлары – сомнений нет, уже почуяли караван и теперь ждут заклятия-пропуска. Пропуска, которого нет.

Агата исполняла команды не рассуждая, точно безжизненная кукла. Кицум заговорил с ней на родном языке! Хуманс, оказывается, владел тайной, никогда не покидавшей пределы поселений Дану речью! И он обнаружил это перед ней! Ясно дело, неспроста!..

…Несколько лет назад воображение Агаты, конечно, уже нарисовало бы соблазнительную картину – кто-то из чародеев, Хозяев Слова Дану, появился здесь, чтобы спасти её. Увы, те времена ушли безвозвратно. И теперь она скорее верила, что клоун Кицум на самом деле – ловкий прознатчик одного из семи Орденов. Только там ещё могли сыскаться знатоки наречия Дану; правда, в таком случае от Кицума следовало бежать и как можно скорее – в башнях Радуги девушку-Дану могла постичь судьба горше самой смерти – горше последней, конечной смерти, когда не остаётся ни души, ни надежды, ни памяти, а дышащее существо просто проваливается в бездонный чёрный колодец вечной ночи, без надежды на воскрешение…

– Готова, данка? – без выражения бросил Кицум. – Бери лук. Твоё племя славилось меткостью.

– Рехнулся, старый козёл? – яростно зашипела Эвелин. – Хочешь, чтобы она всадила бы первую стрелу в горло мне, вторую – Нодлику, а третью – тебе, размалёванная образина?

– Вот-вот, правильно, – тотчас же встрял Нодлик. – Эй, ты, данка, марш к лошадям! Смотри, чтобы им в морды не вцепились.

– Это ж верная смерть, Нодлик, – нахмурился старый клоун.

– Тебе что, жалко это отродье? – вскинулась Эвелин.

– Мне-то нет, да вот только что скажет господин Онфим? Девка-то его собственность!..

Это несколько отрезвило.

– Эй, там, на головном, готовы? – заорал сзади Еремей.

– Готовы! – отозвался клоун.

– Тогда давай вожжи и вперёд! Господин Онфим говорит, что стая долго гнаться не будет!

– Подавай мне стрелы, Агата, – спокойно сказал Кицум девушке.

Авлары рухнули на караван тонко визжащей тучей. Остро потянуло отвратительной вонью; Эвелин перегнулась через борт повозки, Нодлик и Троша, побледнев, схватились кто за живот, кто за горло; и лишь Кицум остался невозмутим. Вскинул лук, бросил стрелу – под копыта коней покатилась первая тушка.

Авлары сперва атаковали лошадей. Попоны затрещали под натиском десятков небольших, но очень острых чёрных коготков; кони с истошным ржанием рванули, не нуждаясь в вожжах. Первым пришедший в себя Нодлик вслед за Кицумом стал посылать стрелу за стрелой в летучих бестий. Троше же пришлось в основном заботиться о полубесчувственной Эвелин – женщину мучительно рвало от непереносимой вони, и толку от неё не было никакого.

Два лука против доброй сотни порхающих, точно бабочки, тварей – это маловато. Авлары осмелели. Не решаясь бросаться коням в ноги, они атаковали людей.

Агата наугад отмахнулась попавшимся под руку дрыном – по уродливой чёрной морде, по раззявленной пасти, полной крошечных острейших зубов… Тварь захлебнулась собственной кровью, трепыхаясь, кожаный мешок полетел вниз, где – надеялась девушка – его переедет колесо. Дану вообще презирали охоту и трепетно относились к жизни любого существа, но сейчас перед Агатой был не честный зверь, которого она сумела бы отвадить, а мерзкое порождение хумансовой магии, рождённое в подземельях Кутула, и девушка не чувствовала никакой жалости.

Вожжи пришлось бросить. Кони мчали сами по себе; их бока и спины превратились в сплошной шевелящийся чёрный ковёр. Кицум, Нодлик, Троша не колеблясь били по нему лёгкими стрелами – они не пробивали толстых стёганых попон. Агате и пришедшей в себя Эвелин пришлось, размахивая дрынами, отгонять авларов от лучников. Оказалось, что женщина на удивление ловко владеет немудрёным оружием – куда лучше, чем положено даже опытной жонглёрше.

Однако крылатых вампиров слетелось слишком много.

– Ай! – Троша схватился за окровавленное плечо. Кицум наотмашь хлестнул ладонью по чёрной твари, словно отвешивая оплеуху – брызнула тёмная, почти синяя кровь, нетопырь затрепыхался на дне фургона. Задыхаясь от омерзения, Агата наступила сапожком ему на голову.

Хрипя, ругаясь, вскрикивая от укусов, они продолжали отбиваться – однако вот одна из лошадей, не выдержав, вдруг взвилась на дыбы, отменного качества постромки лопнули, и животное бросилось наутёк, по пятам преследуемое чёрной сворой. Бедняга надеялась найти спасение в бегстве.

…Прежде чем вырваться из объятий стаи, фургон потерял ещё одного коня. После этого уцелевшие авлары, лениво взмахивая чёрными крыльями, потянулись прочь от дороги – сегодня пиршество им было обеспечено.

Уцелевшая пара измученных, израненных животных еле-еле протащила фургон ещё примерно с лигу и встала.

Господин Онфим был очень недоволен. Мрачный, он пару раз обошёл фургон кругом, скривившись, пересчитал сундуки с цирковым добром… Кицум, Нодлик, Эвелин, Троша и, уж конечно, Агата боялись даже вздохнуть.