Алмазный меч, деревянный меч (Том 2) - Перумов Ник. Страница 8

– Судьба поставила меня во главе трёх сотен конников во время сражения. После него Круг Капитанов принял меня в свои ряды. Не мне обсуждать высокие решения старших.

– Бумаги! – потребовал бдительный таможенник.

Бумаги оказались в порядке. В порядке оказалось и оружие – тщательно упакованное, перевязанное и опечатанное.

– И вы что, решили поселиться в нашем городе? – возвращая кожаный пакет с документами, полюбопытствовал начальник таможни.

– Мы ещё не знаем, – пожал плечами Кан-Торог, – всё возможно. Согласно указу Его величества мы хотели бы получить у имперского наместника в Хвалине бумагу, подтверждающую наше имперское подданство.

– Бог в помощь, – покровительственно проговорил таможенник. – Тогда последняя формальность. Снимите плащи, я должен убедиться, что у вас нет длинномерного оружия, запрещённого имперским законом…

Вольные молча подчинились. Под плащами – кожаные куртки, знаменитые чешуйчатые крхаппы, из шкур громадных ящериц, обитавших на западном побережье. Говорили, что такую куртку не пробить обычной стрелой.

…Однако даже бдительный таможенник не заметил – да и заметить не мог, – что после всех хлопот с караваном гном Сидри и двое Вольных отделились от остальных и вместе вошли в гостиницу.

Чародей из Ордена Арк. Юноша, отправленный следить за ним. Гном Сидри. Вольные, брат и сестра, точнее, прикидывающиеся братом и сестрой. Что привело вас всех в Хвалин, в один и тот же день, таких разных?

Я давно уже не покидаю своей кельи. Настоятель храма Хладного Пламени, в чьих подземельях я обосновался, считает себя обязанным посылать мне хлеб, овощи и вино, снабжать углём на зиму. Наверное, для него я – нечто вроде движимого храмового имущества, наподобие кота, ответственного за истребление крыс, в великом множестве расплодившихся в Хвалине.

Да, я не покидаю своей кельи. Наместник Хвалина думает, что я делаю это из страха перед ним. Его высокопреосвященство, епископ Хвалинский, кажется, искренне полагает, будто я замаливаю грехи. Колдуны Орденов – всех семи, без исключения – приписывают эту заслугу себе, однако те из них, в чьих головах содержится хоть немного мозгов, вздрагивают и осеняют себя охранительными знаками, едва заслышав моё имя. Разные мелкие иерархи Хвалинского епископата несколько раз набивались побеседовать со мной, но я отказался. Мне не о чем говорить со слугами Несуществующего. Пусть даже они называют Его Спасителем Мира и творят Его именем кое-какие чудеса.

Я же страшусь произнести имя Того, кто заточил меня здесь. Правда, убить меня Он не мог. Даже Он. И это утешает.

При мне осталось моё искусство… хотя кто знает, может, мне было бы и легче, не знай я всего творящегося там, на поверхности. Но я знаю.

Мои жилы все испещрены крошечными бугорками запекшейся крови. Я рисую пента-, гекса – и октограммы, призывая Силы Света и Тьмы явиться ко мне. Духи ветров, духи озёр и рек, духи океанов; мрачные создания, ещё не получившие имён в официальной демонологии – они возникли, когда города Империи стали достаточно жестокими, чтобы людские горе и муки вызвали к жизни из камня мостовых и домов этих существ. Духи дорог. И ещё многие.

Говорю я и с домовыми всех видов и разновидностей. Высокие маги Орденов глупы, пренебрегая этими чрезвычайно полезными созданиями. Я знаю всё, что делается в Хвалине, в его окрестностях, на ведущих к нему трактах…

Стоит унылая осенняя ночь. Начерченная моей кровью гексаграмма медленно угасает. Ниобий, «чертёнок», как назвали бы его необразованные местные, а на самом деле – маленький земной дух, торопливо запихивает в неожиданно широко распахнувшуюся пасть лакомство, состав коего я не сообщаю здесь, дабы не нарушать пищеварение достойных слушателей.

– Ты смотри, уж следующий раз меня-то призови, – закончив, он почти умоляюще глядит на меня, просительно складывая поросшие чёрной шёрсткой лапки. – Призови, а? Меня, а не…

– Если ты мне понадобишься – призову, – обещаю я. Чертёнок, уныло покивав, с досадой скребёт затылок за правым рогом.

– Да-а, ты всегда только обещаешь, – обиженно тянет он, со вздохом косясь на тускнеющий контур охранной линии. Как только гексаграмма погаснет, ему придётся возвращаться к себе, в унылое, безрадостное царство земляных духов, где ни света, ни движения, ни смеха… Не допусти нас Творец до такого жалкого существования.

Тем не менее своё сегодняшнее угощение он заслужил. Пожалуй, и в самом деле можно будет вызвать его просто так, в награду. Пусть порадуется. Потом будет служить ещё лучше – и не только из страха перед властными, причиняющими невыносимую боль и муку заклятьями.

Всё, что нужно, я знал. Протянувшиеся из разных концов Империи нити связывались в единый тугой узел – связывались здесь, в Хвалине.

Правда, чувствовал я и некую неполноту этого узла, словно в нём не хватало ещё каких-то петель. Хорошо было бы заглянуть на восточную дорогу, однако надвигавшийся от Острага Смертный Ливень напрочь глушил все заклятья, направляемые в ту сторону. Духи тоже спешили убраться подальше из тех мест; так что, пока не минует туча, сделать ничего нельзя.

Мне оставалось лишь ждать, чем кончатся события здесь, в Хвалине, хотя я почти не сомневался, что ничем. Целей всех явившихся сюда с непраздным сердцем путников не было в городе; все – и чародей из Арка, и посланный по его следу соглядатай, и Вольные, в которых я чуял какую-то мрачную тайну, и гном Сидри – для всех них Хвалин был лишь промежуточным пунктом, откуда они должны были следовать дальше.

Кроме чародея Ордена Арк. Я уловил его тревогу и беспокойство, тщательно замаскированные привычной бронёй ледяного презрения к окружающим. Он чего-то ждал здесь, в Хвалине, – с тем, чтобы потом двинуться по своему пути дальше.

Гексаграмма погасла окончательно. Свеча горела еле-еле, с трудом освещая крошечный стол с раскрытой книгой. Я положил руку на чистые страницы и начал диктовать…

В этот день Император отходил ко сну не в духе. И было отчего! Ведавшие доставкой новостей маги только что, с поклонами и извинениями, вручили Его Солнцеподобному Величеству спешный пакет, наглухо запечатанный гербом Ордена Лив.

Тонкие, изящные пальцы (за изяществом почти всегда кроется сила) нетерпеливо сорвали голубой Печатный Камень. Карие глаза впились во вспыхнувшие голубым же – цвета Ордена – огнём строчки.

Восточная армия слала панические депеши о том, что три отборных легиона – Четвертый, Седьмой и Девятый Железный, под командованием его светлости герцога Парциваля, вследствие непомерной гордыни оной же светлости, оторвались от главных сил, заблудились в джунглях, после чего оказались прижаты к непроходимым болотам и поголовно уничтожены. В зловонных трясинах полегли восемь тысяч латников отборной имперской пехоты. Ничего не смогли сделать и приданные корпусу маги Синего Ордена Солей (между строчек угадывался ядовитый намёк, что, мол, адепты Ордена Лив никогда не дали бы свершиться подобному); единственное, в чём преуспели волшебники, – это отправить в безопасное место его светлость герцога вместе с походными наложницами, псарями, лучшей охотничьей сворой, соколами и казной погибших легионов вместе с не выданным в срок жалованьем. Как свидетельство особой доблести герцога приводился тот факт, что он, герцог, всежертвеннейше отказался взять с собой одну из наложниц, захватив вместо этого знамёна всех трёх легионов.

Холёные пальцы Императора медленно, точно лаская, расправили пергамент. Кольцо с чёрным камнем на среднем пальце правой руки чуть заметно осветилось – мягким жемчужным светом. Лист донесения сам собой свернулся в трубку и, воспарив, понёсся по воздуху к невидимым отсюда полкам, где в строгом порядке хранился весь имперский архив.

Император работал в колоссальной подземной библиотеке, где ряды полок тянулись чуть ли не на лигу; обширный стол повелителя стоял возле самого входа.

Человек, повелевавший мириадами своих подданных на всех берегах вокруг Ожерелья Внутренних Морей, рывком поднялся из кресла. Резким, раздражённым движением погасил светильник. Умирающее пламя (самое обычное, отнюдь не магическое) вырвало из тьмы строгое молодое лицо с чеканным, в точности как на новых монетах, профилем. Кудрявые волосы ниспадали до плеч. Карие глаза смотрели прямо и вдумчиво.