Когда она сказала да - Брэдли Селеста. Страница 39
Он так и не отдышался. И если она не ошиблась, даже заикался немного.
— Это… это все на сегодня, миссис Портер.
Прислушиваясь к поспешно удалявшимся шагам мужа, Калли ухмыльнулась.
«Погодите, мистер Портер!»
Глава 20
Беатрис вошла в переднюю Спрингделла и принялась расстегивать влажное пальто. Теперь нужно повесить его на кухне и проследить, чтобы оно не село от жара, идущего от печи.
Когда-нибудь у Калли будет горничная, которая и станет выполнять подобную работу, если Лоренс преодолеет свою дурацкую нелюбовь к слугам.
Нужно отдать должное Калли, давно заброшенный дом теперь выглядел уютным, по крайней мере те помещения, где жили эти двое. Калли так все выдраила, что особняк буквально сверкал.
До чего раздражает то обстоятельство, что Калли так трудно ненавидеть. Насколько было бы легче, окажись новая хозяйка Эмберделла избалованным тщеславным созданием!
Беатрис становилось плохо при мысли о том, что могло случиться в тот день. Пустоголовая кобылка могла убить Калли.
Она прогнала печальные мысли и изобразила улыбку. Ради Генри. Все еще не сняв пальто — да кто бы его взял у нее? — она отправилась в кабинет мужа.
— Добрый вечер, дорогой. Полагаю, Джейкс уведомил тебя, что миссис Портер благополучно добралась до дома.
Генри сидел в любимом кресле, глядя в огонь. Он не посмотрел на нее с обычной учтивой, но приветливой улыбкой.
— Беатрис.
Она застыла. Беатрис, не Бетти, имя, которое она ненавидела.
— Да? Я должна повесить сушиться пальто, прежде чем оно…
— Беатрис, когда Лоренс приехал узнать о жене, ты сказала ему, что Салли только что вернулась.
Черт бы побрал Джейкса!
Беатрис с невинным видом уставилась на него.
— Не помню. Я так волновалась, что сама не знала, что говорила.
Генри повернулся и взглянул на нее в упор. Она едва не попятилась, увидев в его глазах горькое разочарование.
— Беатрис, лошадь к тому времени уже простояла в конюшне несколько часов. У меня создалось впечатление, что ее с благодарностью вернули. Впечатление, которое создала ты.
Она широко раскрыла глаза:
— Я думала, что Салли оставили у конюшни, никого не предупредив.
Теперь взгляд Генри похолодел как зимний лед.
— Беатрис, я спрошу всего раз, и ты ответишь правду.
Она наклонила голову, глотая слезы.
— Конечно, Генри, как всегда.
— Это ты замышляла недоброе против жены Лоренса?
Облегчение охватило Беатрис. Она мило улыбнулась.
— Конечно, нет, дорогой. Что за глупый вопрос!
Она увидела, как волну гнева разбавило сомнение, и поняла, что снова победила. Подавшись вперед, она припала поцелуем к его лысеющей макушке.
— Наслаждайся трубкой, дорогой.
Выходя из кабинета, она снова облегченно вздохнула. Слава богу, что Генри задал вопрос именно в такой форме.
Рен метался по спальне. Новой, той, в которой он решил поселиться. Хозяйской спальне. Смежной с комнатой Каллиопы.
За окном занимался рассвет. Хотя все тело ныло, ему сейчас не до отдыха.
Вчера она едва не погибла. Похоже, кто-то хочет выжить его жену из Эмберделла.
Изгнать… или убить.
Но почему? Она здесь всего неделю. Но первая попытка состоялась уже на второй день. Даже Уортингтон не могла так быстро обзавестись врагами… разве что Дейд Уортингтон обладал подобными способностями. И все же Калли никому не причинила зла, ни с кем не поссорилась. Их обвенчали в деревне, в гостиной викария, и менее чем через сутки кто-то намеренно толкнул лестницу, чтобы Калли свалилась вниз. Она наверняка разбилась бы о булыжник двора.
Но, может, дело не в Каллиопе, и именно поэтому он так упорно старался не думать о покушениях. Именно по этой причине не желал слушать, когда она рассказывала о своих подозрениях.
Мужчина с прошлым должен понимать, что это прошлое может преследовать его, как гончая — добычу.
Гигант…
Когда-то Рен был частью того, что считал чудом. Компания братьев, товарищей по оружию, клуб, такой великолепный и восхитительно тайный, каким должен быть каждый мальчишеский клуб. Одна беда, он был не мальчиком, а мужчиной на службе короны.
Но даже корона при необходимости отречется от этого сборища. Воры, шпионы, саботажники… и наемные убийцы, вроде гиганта.
Человек жил в клубе. Или умирал в клубе. Но никогда его не покидал.
Кроме Рена. Он считал свой долг полностью выплаченным. Но, возможно, были те, кто считал эту плату недостаточной.
ОН УМЕР за этот клуб. Избитый до полусмерти на грязном причале, оставленный истекать кровью за свою честь и преданность короне. Если бы не корабль с ранеными солдатами, которых выносили на сушу, если бы не медики, хорошо знавшие, что делать, он не вернулся бы к жизни.
Много недель Рен лежал без сознания. Много месяцев. А очнулся полубезумным от боли. Таким изломанным, что едва мог ходить, едва мог говорить. И все же сполз с больничной койки, надел чистый костюм, с надеждой оставленный на стуле, и просто вышел.
Они все равно его нашли… или он их нашел. Движимый яростными мыслями о мести, о желании вернуть потерянное, он направил на них изломанное, горячечное тело, как оружие, полный решимости заставить увидеть то, что они сотворили своим предательством.
Ибо его предали, отдали в руки врага, и предал один из близких друзей за кошель с золотом и похвалу Наполеона.
Враг одного за другим находил тех, кого этот предатель выдал, атаковал, убивал, как пытались убить и Рена.
Теперь его бывшие собратья вернулись и послали самого опасного из них охотиться за хорошенькой, странной добросердечной молодой женщиной, никогда не слышавшей ни о них, ни об их миссии.
Нет, дело совсем не в Каллиопе. Дело в нем.
Но какова их цель? Заставить его замолчать? Какая теперь необходимость в его молчании? Война на полуострове завершилась, и Наполеону скоро придет конец.
Каллиопа… Калли…
Он остановился, положил руку на каминную доску и уставился в красные глаза тлеющих углей. Прошлой ночью она нанесла ему смертельный удар, когда поглотила его, взяла в теплый влажный рот и заставила выкрикнуть свое имя… а ведь этот акт должен знаменовать господство. Унижение.
Но получился почти священным: благословением, счастьем, даром.
В тот момент он был слишком поглощен собственными ощущениями, чтобы это осознать. Но Калли стала ласкать его: ее ладони были словно прохладный бальзам, успокаивающий и нежный, хотя она все это время сосала и соблазняла его. И тогда он проник в ее рот еще глубже, хотя чувствовал, будто вторгаются в него. Насилуют и лишают девственности.
Она что-то сделала с ним. Поймала, заколдовала своим волшебным ротиком. Он уже не тот, каким был неделю назад.
Но уже и не тот, каким был три года назад. Стал совсем другим. Юношеская самоуверенность исчезла. Но пылкое сердце романтика все еще билось. Он был мужчиной, чьи горечь и отчаянье ушли навек, оставив шрамы, благородные боевые шрамы. Она стала даром. Преподала урок смирения и великодушия. И он у нее учился.
Над восточными холмами выглянул краешек солнца. Рен постарался не думать о том, как маленькие руки касались его обнаженного изуродованного тела, и сосредоточился на сегодняшней миссии.
Он намеревался отыскать гиганта.
Калли было, приказано оставаться дома, и, честно говоря, она не возражала. Она решила было поработать над рисунками, но образцы растений завяли, а накануне она не смогла принести свежие.
Погода была пасмурной и холодной, так что сидеть на подоконнике не хотелось. Чтение тоже не привлекало, потому что голова болела по-прежнему. Шитье казалось бессмысленным, поскольку светлый муслин был непоправимо испорчен. Все, что у нее оставалось, — голубое платье, но Калли надеялась, что мистер Баттон выполнит свое обещание и через несколько дней пришлет новые.
Ну, а пока она испытывала совершенно непривычное для себя состояние — скуку.