Три цвета ночи (СИ) - Неволина Екатерина Александровна. Страница 8

Вот всегда, если что, начинают именно с меня.

Кстати, хотите забавный случай: в прошлом году мы с Викой решили сходить в кино, сбежав с последнего урока. У наших классов как раз была объединенная физкультура – мы должны были команда на команду играть в волейбол. И, разумеется, как назло, оказались застигнуты физкультурником. И что вы думаете, Вика проскочила незамеченной, а в меня он вцепился ну прямо как клещ. А мама еще говорит «яркая внешность»!..

Я нехотя встала и повернулась лицом к классу.

– Меня зовут Полина. Учусь здесь с первого класса, интересуюсь литературой, являюсь ведущей внутришкольной видеопередачи. Свою дальнейшую судьбу надеюсь связать с журналистикой.

Пока я говорила, Артур не отрывал от меня глаз. Я не смотрела на него, но ощущала его взгляд буквально физически. Будто он пытался проникнуть через мою оболочку и посмотреть, что у меня там, внутри.

Опустившись на свой стул, я почувствовала, как в висках часто стучит пульс, словно я только что сделала не менее пятнадцати отжиманий. (На самом-то деле мне и десяти вполне хватало.)

Следующим выступил Димка, потом Галя Ларина, ну и остальные шесть человек. Я, признаться, не слушала, что они там говорят, а тупо пялилась в окно, называя себя дурой. Деревья в парке беззвучно, словно в немом кино, качали ветвями, и я заметила, как с ветки сорвался одинокий узорный лист и, медленно кружась, опустился на землю. И что я так разволновалась? Подумаешь, будто красавчиков никогда не видела…

Урок литературы в тот день показался мне мучительно долгим. Анна Анатольевна говорила про осень, про умирание и возрождение, а потом попросила нас почитать свои любимые осенние стихи.

На этот раз я вовсе не хотела ничего читать. Просто не хотела – и все. А еще кое-кто обязательно решил бы, что я выпендриваюсь перед новеньким. Но Анна Анатольевна посмотрела на меня с такой надеждой, что подвести ее было просто невозможно.

И тогда я встала, вышла вперед и прочитала стихотворение Бориса Пастернака. Ну, знаете:

Очень легкое, светлое стихотворение. Так и видишь золоченые рамы ясеней и осин, которые, как драгоценную картину, обрамляют лазурно-чистое небо, и длинную тенистую аллею, и янтарный отблеск солнца на коре… Я люблю такую праздничную осень.

Во время прочтения стихотворения я, конечно, старалась не смотреть на новенького, но все-таки заметила, как Виола засмеялась и прошептала ему что-то на ухо. Собственно, даже сомневаться не приходилось, что: очередную гадость обо мне.

Анна Анатольевна похвалила меня и сказала, чтобы я садилась. А я, словно назло, споткнулась и чуть не упала. В классе захихикали, а мне стало так горько и обидно, что я опять уставилась в окно.

Но тут Анна Анатольевна спросила новенького, есть ли у него любимое стихотворение про осень, и он прочел:

– Боюсь, что не знаю этого стихотворения, – сказала Анна Анатольевна. – Это какой-то современный поэт. Строчки не слишком ровные, сбивчивые, но в целом неплохо. Довольно образно.

– Это Дельфин. Называется «Штемпель», – объяснил Артур.

– Интересно, а почему ты выбрал его? Расскажи, пожалуйста, Артур.

– Потому что оно мне близко. Оно – обо мне.

– Ты чувствуешь себя одиноким? Отверженным?

– Не меньше и не больше, чем любой другой подросток. – Он улыбнулся.

Я, забыв о пейзаже за окном, с интересом смотрела на Артура. Возможно, я не права, сразу же решив, будто он мажорный и пустой. Наоборот, все вокруг считают себя исключительными, и только очень смелый и необычный человек может сказать, что он такой же, как и все.

– Тебя интересует тема смерти? – снова спросила Анна Анатольевна.

– Многие из тех, кто пишет об этом, не имеют никакого понятия, что такое смерть. Они говорят о том, чего не знают. – Артур вдруг стал серьезным, и мне показалось, что эта тема и вправду его волнует.

Интересно, на гота он не похож. Вряд ли он оставляет свой «Роллс-Ройс» у ворот кладбища и ночами шляется вокруг могил. Артур, конечно, очень бледен, но, насколько я понимаю, у него, как и у меня, от природы такой оттенок кожи, а вовсе не от каких-нибудь белил – днем всякая неестественность обязательно стала бы заметна…

Я поймала себя на том, что опять беззастенчиво, в упор, разглядываю его, и, смутившись, опустила глаза.

Димка рядом со мной методично закрашивал клеточки в тетради.

Видно, ему что-то ужасно не нравилось.

– Молодых людей часто волнует мысль о скоротечности земного бытия, – говорила тем временем Анна Анатольевна. – Например, есть она и в лицейской лирике юного Пушкина. Хотите, мы проведем с вами семинар на эту тему?

Мы договорились о семинарском занятии на следующей неделе, и она отпустила нас немного подкрепиться.

Все дружно двинулись показывать новенькому столовую, по пути оживленно расспрашивая его об Англии.

Мне это было совершенно неинтересно, и мы с Димкой держались отдельно от них. Я пыталась придумать, что делать с видеопередачей, но Фролов был сегодня особенно молчалив, так что болтала в основном я.

Зато и новенького было почти не слышно.

Но когда я проходила мимо их столика, до меня долетел обрывок разговора.

– И как там девочки? – кокетливо спрашивала Виола.

Я не смотрела на них, но готова поручиться, что в этот момент она вовсю строила ему глазки и вообще всячески напрашивалась на комплимент.

И он, разумеется, полностью оправдал ее ожидания, сказав:

– Да так, ничего интересного. Здешние лучше. Хотя меня скорее интересует только одна. Совершенно особенная.

– Правда? – спросила Виола уже абсолютно медовым голосом.

А я не удержалась и хмыкнула. Если его родители и отправили Артура сюда в целях собственного пиара, то он явно не собирается тратить время даром и уже – гляди-ка – откровенно подбивает клинья к первой в классе красотке. Подумаешь, ему нужна совершенно особенная девочка! Я вот совсем обыкновенная, и это меня вполне устраивает.

Я вернулась на свое место и поставила принесенный стакан томатного сока на стол. В последний момент рука моя дрогнула, и часть сока выплеснулась, красная лужица медленно растекалась и ширилась, стремясь добраться до края стола и оставить на моей одежде обличающие пятна.

Красная густая лужица медленно растекалась у его ног, и он отодвинулся, чтобы на кроссовках не осталось обличающих пятен.

Сейчас он легко мог позволить этой влаге течь. Он никогда не брал больше, чем нужно. К тому же чувство пресыщения влияло на реакцию и снижало нюх. А позволить этого он никак не мог. Он – Королевский Ловчий – всегда должен быть в форме. Без пищи – нельзя. Но и ее надо принимать в самую меру, не забывая о том, что он – на охоте. Даже братья уважают и боятся его. Даже среди них – сильных и ловких, прошедших суровый естественный отбор и испытание временем – он был первым. Сама королева отличала его, и он вполне мог стать вожаком, однако это никогда не входило в круг его интересов.