Милый пленник - Максвелл Кэти. Страница 52

— Я? — удивилась она. — Но я не сделала вам ничего плохого. Я пришла сюда, чтобы освободить вас.

— Неужели вы принимаете меня за идиота? Может быть, я действительно последний идиот? Да, я идиот. Я полный, непроходимый идиот. — Он, прищурившись, посмотрел на Кэролайн. Она явственно ощущала силу его гнева. — Скажите мне, Иезавель, что вы сейчас чувствуете? Я готов был целовать землю, по которой вы ходите, а вы все это время обдумывали свой подлый план, собираясь предать меня.

— Иезавель? Мистер Феррингтон…

— И что это за новая хитрость? — спросил он и, опустив глаза, посмотрел на ее ночную рубашку из мягкой фланели. Его взгляд остановился на ее груди и стал еще более зловещим.

Кэролайн почувствовала себя совершенно беззащитной. Ей нужно было надеть халат и как следует обдумать сложившуюся ситуацию, а не бежать в подвал сломя голову для того, чтобы спасти его.

Она видела, как напряжены мышцы его шеи.

— Вы решили окончательно одурачить меня? — Голос Джеймса снова стал хриплым. Кэролайн понимала, что кляп здесь ни при чем.

Нет, эта хрипота имеет совершенно другую причину, и она знает эту причину.

— Я не считаю вас дураком…

— Вы правы, мадам, я болван, — сказал Джеймс, горько усмехнувшись. — Я тысячу раз болван потому, что имел глупость полюбить такую женщину, как вы!

Полюбить!Кэролайн не верила ушам. Удивленно глядя на него, она медленно опустилась на пол, ожидая, что Феррингтон отречется от своих слов. Однако он этого не сделал. Он смотрел на нее, затаив дыхание. Кэролайн решила, что она ослышалась.

Он сказал « полюбить»? «Неужели я все-таки произнес это слово?» — подумал Джеймс. Он не верил в любовь. Любовь — это красивая сказка, иллюзия, которую поэты придумали для того, чтобы можно было писать о цветочках, птичках и прочей ерунде. Она не подчиняется ни логике, ни здравому смыслу, а следовательно, принадлежит к числу тех понятий и явлений, которые были для него полной загадкой.

Джеймс постепенно оправился от потрясения. Он не отрываясь смотрел на Кэролайн, ожидая ответа. Однако она молчала и как зачарованная глядела на него широко открытыми глазами. «Похоже, мои наихудшие опасения оправдались. Она не ответит мне взаимностью», — сказал себе Джеймс.

Она не любит его! Она его отвергла. Его, Джеймса Феррингтона, мужчину, который мог подчинить себе всех, кто попадал в поле его зрения.

Гнев, замешательство, смущение — вот какие чувства всколыхнулись в его душе. Он просто пылал от ярости.

— Во всем этом есть некая горькая ирония, — спокойно и твердо сказал Джеймс (ему не хотелось, чтобы Кэролайн поняла, как глубоко ранило его ее молчание). — Вы могли бы распоряжаться всем моим состоянием, но отказались от этого ради ничтожного старого маленького домика. Теперь вы не получите ничего и сгниете в тюрьме…

— Мистер Феррингтон, вы ничего не понимаете, — возразила Кэролайн.

Она снова опустилась на колени и, взявшись за веревку, попыталась развязать ее.

Джеймс так резко дернул плечом, как будто ее прикосновения были ему крайне неприятны.

— Что же здесь непонятного, мадам? Я лежу в подвале вашего дома, связанный по рукам и ногам, а вы пытаетесь шантажировать меня.

— Я никогда не пыталась шантажировать вас. Я могу вам все объяснить. Моя тетка и ее подруги хотели помочь мне. Вы забрали документы на мой дом и отказались отдать их мне, хотя и знали, что дом принадлежит мне по праву…

— В таком случае вам следовало обратиться к адвокату, а не похищать меня среди ночи. Я настоятельно советую вам, мадам, найти хорошего адвоката. Я затаскаю вас по судам, вся страна будет знать о вашем мерзком поступке. После окончания судебного процесса ваше имя будет покрыто таким позором, что вам стыдно будет выйти на улицу. Вы больше никогда не сможете прямо и честно смотреть людям в глаза.

Его гневные слова окончательно вывели Кэролайн из себя.

— Довольно! — воскликнула она, поднимаясь на ноги. — Я пришла сюда для того, чтобы освободить вас, но вы, как видно, не хотите выслушать мои объяснения. Вы уже что-то там для себя решили, сделали поспешные выводы, нашли одному вам понятные объяснения.

«Как же она прекрасна в гневе, — думал Джеймс, глядя на Кэролайн. — Если она решила не сдерживаться, то, значит, и я могу дать волю своим чувствам», — решил он.

— Но ведь вы связали меня, мадам! — горько усмехнувшись, вскричал он. — У меня до сих пор болит голова от удара, который, скрываясь под покровом ночи, нанес мне ваш сообщник! Все это неопровержимые факты, а не скороспелые выводы.

Кэролайн содрогнулась от злости и, стиснув кулаки, закричала:

— Мне еще никогда не доводилось встречать такого высокомерного, упрямого и безрассудного человека, как вы…

— Меня совершенно не волнует, что думает обо мне хищница…

— Мистер Феррингтон! — возмущенно воскликнула Кэролайн. По тому, как дрожал ее голос, Джеймс понял, что достиг своей цели.

— Иезавель, — сказал он, гордо подняв голову.

— Прекратите! — закричала Кэролайн.

— Далила, — пророкотал он.

— Я не намерена больше…

— Ведьма!

Кэролайн стремительно бросилась к лестнице, и Джеймс подумал, что она уходит. Однако он ошибся. Остановившись, она повернулась и посмотрела на него сверкающими от гнева глазами. Она была похожа на рассерженную юную богиню — богиню лунного света.

Это зрелище поразило Феррингтона до глубины души. Никогда еще Кэролайн не казалась ему такой прекрасной. Ее волосы, заплетенные в длинную косу, струились по спине, а ночная рубашка, облегавшая тело…

Ночная рубашка. Джеймс почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Его гнев мгновенно улетучился. Теперь он испытывал совсем другие чувства. Рубашка скрывала все ее тело от шеи до пят, но он видел ее босые ноги.

На Кэролайн не было ничего, кроме ночной рубашки. Ничего. Теперь он заметил, как мягкая ткань облегает ее грудь. Ему хотелось обхватить ее ладонями, почувствовать ее тяжесть…

Джеймса бросило в жар. Впервые такое сильное и страстное желание он испытал в четырнадцать лет. Тогда одна из горничных, служивших у них в доме, решила подразнить его. Она медленно расстегивала блузу, обнажая перед ним свою грудь. У него кружилась голова. Все его тело изнывало от дикого, неуемного желания.

Посмотрев на губы Кэролайн и на ее маленькие прелестные зубки, он вспомнил тот вечер, когда они вместе ехали в экипаже. Вспомнил, как лег на нее, как отвечал на ее поцелуи…

Почему, черт возьми, они все время ссорятся? Какая ему разница, любит она его или нет? Пусть весь мир катится в тартарары. Ему все равно. Главное — побыстрее унять дикое желание, которое пульсирует у него в крови и стучит в висках, как военные барабаны туземцев.

«О Господи, как же я хочу ее!» — подумал Джеймс.

Медленно, словно сквозь туман, в его сознание просочились какие-то звуки. Потом эти звуки превратились в слова, и наконец Джеймс понял, что она что-то говорит ему.

— …вы эгоист, сэр! Да, вы корыстный и меркантильный человек. Теперь я понимаю, как вы сколотили свое состояние — вы присваивали себе имущество, которое отбирали у других. Вы тут называли меня всякими именами. Что ж, я тоже могу назвать несколько имен, которые вам очень подойдут. Вы… вы… мерзкий распутник! — выпалила Кэролайн. Она произнесла это слово так, будто это было самое ужасное ругательство, которое она могла вспомнить.

Милая, прелестная Кэролайн. Он и представить себе не мог, какой она может быть прекрасной в гневе. Джеймс невольно улыбнулся.

И тут же понял, что делать этого не следовало.

— Так вы смеетесь надо мной? — возмутилась Кэролайн. — Я высказываю вам все, что о вас думаю, а вы смеетесь? — сказала она, чеканя каждое слово.

Она вдруг резко повернулась и отошла от него. Джеймс зачарованно смотрел на нее, наблюдая за тем, как она пытается унять свой гнев.

Джеймс знал, что женщины делятся на две категории: одни руководствуются только чувствами, другие — только здравым смыслом. Однако Кэролайн представляла собой восхитительную смесь бурных эмоций и холодного разума. Он знал, чувствовал это. Поэтому он и полюбил ее.