Багровые волны - Максимушкин Андрей Владимирович. Страница 33
Вот так и вышло, что летом 1951-го года полковник авиации Чарльз Стоун нежданно-негаданно стал участником морского круиза на борту потрепанного «Либерти» в далекую Аргентину. Плыл он не один, на борту наскоро переоборудованного под войсковой транспорт сухогруза находились еще пятьсот ветеранов и просто крепких, умеющих постоять за себя парней, готовых защищать свою страну на дальних рубежах.
Может быть, общение с близкими по духу людьми, может предвкушение доброй драки, может быть морской воздух или еще что, но депрессия у Чарльза Стоуна незаметно прошла. Настроение изменялось от хорошего к прекрасному. Жизнь хороша, и жить хорошо!
Делать на борту нечего, посудина неторопливо ползла к экватору без заходов в порты. Возглавлявший группу полковник Честер Першинг, благоразумно ограничил потребление спиртного среди добровольцев и тщательно следил за исполнением своего приказа. Человек он был сильный, немало потрепанный, пообтертый жизнью, поэтому желающих оспаривать решения Першинга не находилось.
После первых организационных дней, когда люди знакомились друг с другом, привыкали к кораблю и своей роли добровольцев, полковник Першинг исподволь начал готовить контингент к грядущей операции. Участие разведывательной службы в акции было настолько своеобразным, носило такой специфический запашок паранойи, что большинство завербованных военных имели весьма смутное представление о своих задачах и обязанностях на новой работе.
Тех, кто слишком настойчиво интересовался условиями, географией, и прочими "военными секретами" отсеяли в процессе утверждения штатного расписания. По словам полковника Першинга, руководство побаивается утечки информации и вражеских шпионов. Озвучено это, конечно, было несколько другими словами, с другими интонациями, но смысл сказанного был именно таким.
Пока «Камбения» неторопливо топала по Карибскому морю, Першинг разбил своих подопечных на отряды, кратко ввел в курс дела, и занялся подготовкой. Любой военный старше сержанта прекрасно знает, что самый страшный враг личного состава это безделье. Именно от бесцельно проводимого времени и возникают все беды, горести, несчастья и ЧП. Старый танкист это знал и всеми силами заботился о благополучии своих людей, сиречь гонял их как новобранцев.
В первые дни нашлись недовольные правдоискатели, заявлявшие, что дескать не дело технических специалистов прыгать как макаки и нарезать круги по шлюпочной палубе. Ерунда. Командиры команд и отделений, сами все как один прошедшие горнило Тихоокеанской войны ветераны, быстро выбили из пустых голов инженеров гражданскую чушь. Отслужившие же в армии не пищали, они сразу поняли на чьей стороне сила, уразумели, что славных обычаев гражданской милиции времен войны за независимость полковник Першинг не допустит.
Заодно выяснилось, что мирные годы не пошли на пользу знаменитой американской системе снабжения, так прославившейся во время войны. Полковник Стоун должен был не месте возглавить истребительную эскадрилью. Так вот: из восемнадцати летчиков на борту «Камбении» плыли только 11 человек, остальные попали на другой транспорт. Да и из этих пилотов у двоих не было навыков работы на реактивных истребителях. Тогда как в Аргентине эскадрилью должны ожидать "Шутинг Стары". Примерно такая же картина наличествовала среди технических специалистов аэродромного обеспечения.
Беседуя вечерами с другими командирами подразделений за баночкой пива — не более трех на человека — Чарли выяснил, что не он один пострадал от перестраховщиков и разгильдяев. Честер Першинг объяснял это прискорбное происшествие сложностями комплектования команды, необходимостью забирать людей из разных портов, «Камбрения» вышла из Майами, и риском задержки одного из транспортов на переходе. Сказано это было таким тоном и с такой мимикой, что любому стало понятно — Старик Честер сам не верит своим словам.
Зато к своему удивлению Чарли познакомился с земляком. Роберт Шойман, потомственный британец иудейского вероисповедания бывший рядовой территориальной дивизии, в свое время успевший повоевать под Лондоном. Слушая неторопливый рассказ Роберта о минувших днях, Чарльз Стоун заново переживал те горячие дни лета и осени 40-го года.
Энтузиазм мобилизованных, готовых грудью остановить врага молодых парней. Первые разрозненные панические слухи о вражеской высадке. Слухи успевшие обрасти нелепыми подробностями. Даже странно, что мы им тогда верили. Марш-бросок к линии фронта, атаки на немецкие плацдармы. Горечь потерь, страшная солдатская правда войны: висящие над головой «мессеры», удары «Хейнкелей» и ДБ-3 по тылам и узлам обороны, горящие железнодорожные станции.
Рядовому Шойману немало выпало пережить, он до дна испил горькую чашу поражений. Бессмысленные атаки на вражеские пулеметы, огонь вражеской морской артиллерии, выстрелы в лицо, заваленные телами брустверы окопов. Одна винтовка на двоих. Безнадежное ожидание неминуемой смерти. Безнадежное потому что смерть тогда казалась меньшим из зол.
Шойман был таким же везунчиком, как и Стоун. Он умел выживать. Попав в Лондонский котел, парень не отчаялся, не погиб под развалинами зданий, а сумел пересидеть штурм и уйти из города, когда все кончилось. Рассказывая о своем бегстве, Роберт всего в двух словах упомянул путь до Шотландии. Они и понятно, не всегда можно ворошить прошлое, есть вещи, о которых лучше забыть. Оккупированная немцами территория вообще не лучшее место для бывшего английского солдата, особенно черноглазого и с характерным носом.
Дальнейшая судьба Роберта как один повторяла историю Чарли Стоуна. Набитая людьми яхта, встреча в море с английским крейсером. Америка. Выживание в чужой, равнодушной к иммигранту стране. Новая война, снова выживание, карьерный рост и как финал хорошая пенсия, свой дом, купленный на федеральной распродаже, неплохая работа и ностальгия, тягостная душевная боль по давно минувшим дням.
Надо ли говорить, что Чарли и Роберт быстро сдружились. Слишком похожие были у них судьбы, чтобы просто так отказаться от прошлого. Даже вербовщики обоих поймали на одну и ту же приманку. Острый приступ ностальгии, депрессия, острое желание вернуть, реанимировать сгоревшую, растертую гусеницами танков, растреляную авиационными пушками молодость.
3
Над Москвой вставало яркое ослепительное солнце. Прекрасная летняя погода. Не смотря на ранее утро, на улице уже жарковато. В такой день хорошо махнуть за город, на дачу или в дом отдыха, также неплохо слетать в Ленинград провести день на Сестрорецком разливе. Простые немудреные места отдыха простых граждан, но недоступные сильным мира сего.
Председатель Совмина СССР Андрей Жданов грустно вздохнул, глядя на проносящуюся за окном машины Москву. Летний отдых не для него, только если удастся разгрести дела и вырвать у работы денек на поездку в Ленинград. Фантастика. Такое только товарищ Беляев, который писатель, может придумать.
Раньше в свою счастливую бытность секретарем ЦК Ленинградского горкома товарищ Жданов и не думал, что придется во второй половине жизни переезжать на работу в Москву. Все изменил тот самый двадцатый партсъезд. Никто и помыслить не мог что Коба даже не посоветуется со старыми партийными товарищами, а поручит проработку бывшему энкэвэдешнику Берии, сам все переиначит и самоличным решением отменит главенствующую роль Партии. Неприятная новость для партийного работника.
К счастью Коба не забыл своего старого верного друга и пригласил в Москву заместителем председателя Совнаркома, вскоре ставшего Совмином. Пришлось Андрею Александровичу срочно расширять кругозор и вникать в суть хозяйственных проблем. Рабочий день у Жданова незаметно увеличился, а редкие дни отдыха стали еще реже. С работой новый заместитель справился, директора заводов и руководители облсоветов приняли своего куратора и даже помогали осваиваться на новом месте. Впрочем, новые обязанности мало чем отличались от прежнего руководства Ленинградом и областью. Только масштаб изменился, а так та же самая работа с людьми, те же самые проблемы, заботы и все это надо решать. И незамедлительно!