Мореплавания Солнышкина - Коржиков Виталий Титович. Страница 32
Солнышкин не чувствовал ни рук, ни ног. Целый день он красил с Буруном борт, и в его глазах плясали тысячи красок: зелёное море, голубое небо, жёлтые борта, и над всем этим парящие летучие рыбы. Рыбы и сейчас летели из темноты на свет, и, между прочим, у Солнышкина тоже начинала созревать одна небезынтересная мысль. Он собрался уже высказать её вслух, но Борщик снова заглянул в глаза Перчикову.
— А может, компоту с сухариками?
— Ну ладно, с сухариками давай, — согласился Перчиков, и добрый Борщик побежал на камбуз.
Он открыл дверь и остановился: среди ночной тишины коку послышалось, будто в углу раздался странный шорох. Борщик вздрогнул. За всю жизнь у него на камбузе не было не то что крыс, но и самого захудалого мышонка!
Но шорох повторился. И именно там, где у Борщика стоял мешок прекрасных тонких булочных сухарей. Кок гневно скомкал фартук и с размаху запустил им в угол. Шлёп! И фартук врезался в глаз артельщику, сунувшему руку в мешок с сухарями.
Артельщик схватил со стола что-то подвернувшееся под руку и метнул в дверь.
В ту же секунду мимо Борщика с резким свистом пролетел таинственный белый предмет.
К звёздам, едва не задев кока по носу, удалялась тарелка!
Кок снова заглянул на камбуз, и тогда навстречу ему одна за другой вылетела целая дюжина тарелок. «Одна, вторая, третья…» — считал Борщик.
Перепуганный насмерть артельщик бомбил своего преследователя.
— Тарелки! Тарелки! — закричал Борщик, хватаясь за голову. Он уже не слышал ни шороха, ни кряхтенья артельщика, который с полной пазухой сухарей выкарабкался в боковую дверь и на четвереньках полз по трапу.
На палубе поднялся настоящий переполох. Все смотрели на горизонт. Там выкатывалось яркое созвездие Южного Креста, и к нему, посвистывая, уносились маленькие белые точки.
Перчиков бросился наверх, в штурманскую. Схватив бинокль, он направил его в сторону экватора. Сомнений не оставалось: три хорошо видимые тарелки парили над океаном, уходя в сторону Южной Америки.
Нужно сказать, что в тот же вечер тарелки были замечены иностранными самолётами. Одна из них даже приземлилась на участке всеми уважаемого фермера, слегка задела его, и он видел, как из неё вышли два странных существа. Правда, чего не увидишь после того, как тебя треснет по лбу тарелкой! Но факт этот излагался в разных научных статьях. А точнее всего он записан в бухгалтерии океанского пароходства, где так и сказано: «За пропажу дюжины столовых тарелок высчитать из зарплаты кока Борщика 8 рублей 70 копеек».
Это, конечно, мало кого интересовало, но именно с тех пор Борщик поверил в существование летающих тарелок.
ВСЕГО ОДИН ПОВОРОТ КОЛЕСА
Если бы кое-кто из моряков Тихого океана заглянул в рулевую рубку парохода «Даёшь!», он бы, конечно, обрадовался и удивился: у штурвала стоял старый инспектор океанского пароходства Мирон Иваныч по прозвищу Робинзон. Но теперь в руках у него был настоящий штурвал. В открытые иллюминаторы врывался настоящий океанский ветер, и под сияющими тропическими звёздами настоящие волны поднимали и опускали судно.
— Вы слышали об этой истории? — влетел в рубку Моряков.
— О какой?
— С тарелками.
— Любопытно, — ответил Робинзон.
— И что интересно, — заходил по палубе Моряков, — с камбуза пропало с полпуда сухарей. Рассказать кому-нибудь — не поверят. Ведь не прилетали же эти самые тарелочники к Борщику за сухарями? И почему вдруг пропали десять тарелок?
— Хм-хм, — почесал лысинку Робинзон. — С сухарями, конечно, немного странно. И всё-таки это приятно.
— Что? — Моряков был поражён. — Что пропали сухари? Что улетели тарелки?
— Приятно, — пожал плечами Мирон Иваныч, — что есть ещё на земле чудеса!
Старик не мог жить без чудес. На каждом шагу ему хотелось бы видеть чудо. И он размечтался, как бывало в своём домике на сопке, когда он думал о дальних плаваниях. Лево руля, право руля! Он так крутанул штурвал, что судно со свистом описало дугу вокруг своего собственного носа. Моряков отлетел в сторону. Робинзон удержался, но отчаянно смутился.
Он даже не представлял, что без этого поворота колеса на палубе «Даёшь!» не случилось бы нескольких занимательных историй.
Дело в том, что в это самое время толстый артельщик улепётывал по трапу к себе в каюту. Сухари покалывали бока. Он уже миновал тёмный коридор, когда неожиданный толчок швырнул его обратно, прямо под ноги доктору Челкашкину, который вышел из лазарета.
— Что с вами? — наклонился к нему доктор.
— Хе-хе… Немножко закружилась голова… Видимо, от голода, — промямлил артельщик и схватился за живот: как бы не вывалились сухари.
Челкашкин посмотрел на него и пожал плечами:
— Послушайте, милый, да вы опухли! Чёрт бы побрал вашу дурацкую голодовку!
— Опух, опух, — сказал артельщик, поддерживая руками майку, чтобы не похудеть у доктора на глазах.
— И признаки слабоумия, — заметил доктор, заглянув ему в глаза. — Немедленно в лазарет! Рыбку надо есть, рыбку. Побольше фосфора для мозга. А сейчас — ждать меня.
Как только доктор вбежал по трапу, артельщик со всех ног бросился в каюту и, отшвырнув матрац, вывалил свои хрустящие трофеи. Едва он успел их прикрыть, к нему вошли Челкашкин, Петькин и Федькин и, подхватив под руки, повели в лазарет.
«Ведите, ведите, — усмехнулся артельщик, — до Жюлькипура полежу без работы, пожую котлетки и пончики, попью компот. А там посмотрим, кто останется в дураках».
КРЫЛЬЯ ПАРОХОДА «ДАЁШЬ!»
За каких-нибудь полчаса «Даёшь!» вонзился в густую тропическую ночь. Стало так темно, что люди налетали на мачту или друг на друга. Поэтому на палубе то и дело возникали короткие яркие вспышки и раздавалось:
— А-а! Чёрт возьми! Извините!
— Простите, пожалуйста!
И слышался шелест от потираний ушибленных мест.
Но белый колпак Борщика хорошо виднелся у камбуза, и на его свет пробирался Челкашкин с очень важным делом. Кок всё смотрел на небо, где высоко среди звёзд мерцали прозрачные летучие облака…
— Не видно? — спрашивал Солнышкин, который сидел рядом.
«Нет», — хотел сказать Борщик, но его остановил голос вынырнувшего из темноты Челкашкина.
— Борщик, вы знаете, что человеку нужен фосфор?
— Зачем? — спросил кок, обмахиваясь полотенцем. Несмотря на темноту, жара была африканская.
— Чтобы лучше работал мозг, — вмешался Солнышкин.
— А я на свой не в обиде, — обиженно сказал Борщик, поправив колпак.
— Но кое-кому, к сожалению, фосфора не хватает, — побарабанил пальцем по голове Челкашкин, — и было бы вообще неплохо, если бы по утрам мы ели свежую рыбку! Постараетесь?
В другой раз кок просто бы швырнул полотенце о палубу, однако Челкашкин просил очень вежливо.
Но где взять ночью рыбу, не знал даже бывалый Борщик.
Солнышкин только и ждал этого момента. С самого вечера из-за шума с летающими тарелками он не мог высказать сверлившую его мысль. Над пароходом проносились целые косяки рыб. Нужно только задержать их на палубе!
— Но как? — спросил удивлённый кок.
— Плавали — знаем! — сказал Солнышкин. — Только бы раздобыть леску и крючки!
И, переглянувшись, Борщик и Солнышкин отправились к Петькину.
Через полчаса, после азартной торговли с известным рыболовом, они уже снова были на корме и под храп команды ряд за рядом натягивали между мачтой и камбузом увешанную крючками леску.
От ветерка леска гудела, как струна, и словно в предчувствии замечательного улова напевала рыбацкую песню.
Проверив, крепко ли завязаны узелки, Солнышкин добрался до двери камбуза и улёгся рядом с Борщиком. Он был доволен своей выдумкой и уснул, угадывая уже запах свежей рыбы. Но того, что случится, Солнышкин, конечно, не мог предугадать.