Двойная жизнь Чарли Сент-Клауда - Шервуд Бен. Страница 17
— Пора работать, — обратился Чарли к Джо. — Пошли.
Черные волосы блестели на голове распорядительницы похорон, как стальная каска: они отливали вороненой сталью, как борта ее с иголочки нового кадиллаковского катафалка.
— Привет, ребята, как дела? — поздоровалась Мирна Долибер, захлопывая водительскую дверцу.
— Да уж получше, чем у многих, — ответил Чарли. Он успел заправить форменную рубашку в брюки, пригладить волосы и засунуть рабочие перчатки в задний карман. — А как у тебя?
— Лучше не бывает, — ответила та. — У двоих детей ветрянка, третий руку сломал.
Предки Мирны появились на полуострове еще в 1629 году, вместе с первыми поселенцами. Через какое-то время получилось так, что именно они занялись похоронным бизнесом и стали монополистами в этом деле на всем побережье от Беверли до Линна. В «удачные» дни каждый из Долиберов работал не покладая рук, включая Мирну, которая была известна как самый суеверный человек во всем округе Эссекс. Она умудрилась собрать целую коллекцию дурных примет и предзнаменований: точно знала, какую беду пророчит соринка в левом глазу, а какую — белая моль в вашем доме.
— Эй, Мирна, я вот насчитал в твоей процессии тринадцать машин, — заметил Джо со злорадной ухмылкой. — Это что — тоже не к добру? Может, сегодня еще кто-нибудь умрет или что случится?
— Придержи свои шуточки при себе, если хочешь чаевые получить, — ответила та и, подойдя к корме катафалка, открыла заднюю дверь.
Чарли нагнулся, расстегнул фиксаторы, приподнял гроб за ручку и перекатил его на грузовую платформу кладбищенского мини-трактора.
— Держите, — сказала Мирна, протягивая Чарли конверт. — И ни в чем себе не отказывайте. — Большинство похоронных агентов включали в список расходов сто долларов или даже больше на так называемое дополнительное вознаграждение могильщикам. Вот только в большинстве случаев Чарли и его напарнику доставалось из этой суммы по паре долларов, не больше. Мирна была более щедрой и обычно давала им на чай десятку.
Они подъехали, насколько было можно, к месту погребения, а затем уже на руках перенесли гроб через газон к могиле. Чарли взялся за ремни в ногах, а Джо досталось, как всегда, более тяжелое изголовье. Для него это было делом чести: Джо был самым сильным из всех могильщиков на Уотерсайдском кладбище и не упускал случая продемонстрировать это. Вдвоем они аккуратно поставили гроб на фиксаторы опускающего устройства, осмотрели могилу и пришли к выводу, что с их стороны к погребению все готово.
— О’кей, — сказал Чарли. — Перекур. Спускайся к берегу, а когда все закончится, я захвачу тебя.
— Договорились, босс, буду ждать, — отрапортовал Джо и вытащил из-за уха припасенную сигарету «Кэмел».
Проводив взглядом спускавшегося по склону помощника, Чарли отступил в сторону и, встав под раскидистой шелковицей, стал наблюдать за церемонией.
Захлопали дверцы машин, и по склону холма к свежевырытой могиле потянулись люди. Среди них было несколько десятков пожарных и спасателей в парадной форме. Волынки затянули привычную унылую мелодию, и Чарли увидел слезы на лицах многих собравшихся. Много лет назад он ощутил, что не может больше плакать по погибшему брату, и решил исследовать биологическую причину того, откуда же берутся слезы. По всему выходило, что за это дело отвечает сокращение мышц вокруг глаз. Они сжимают слезные железы, вызывая избыточное выделение влаги, превышающее то, которое обычно необходимо для увлажнения глаза, и эта влага стекает по слезным протокам. Учитывая, что тело взрослого человека содержит примерно сорок литров воды, можно было понять, почему в этом мире так много слез.
Чарли еще раз оглядел результаты своей работы. Вроде бы они с Джо все сделали аккуратно и правильно. Холмик выкопанной земли был прикрыт ровным слоем искусственного дерна. Края могилы обрамлял плотный ковер из роз и гвоздик. Тогда Чарли стал высматривать среди собравшихся покойного. Очень часто усопшие появлялись на своих похоронах и прогуливались по кладбищу или же подходили к собственной могиле, чтобы понаблюдать за плачущими и сморкающимися в бумажные платки родственниками и знакомыми. Отличить их от всех остальных было нетрудно: только от покойников исходило теплое, едва заметное свечение. Зачастую они пробирались к самой могиле и, облокотившись на гроб, оценивающе оглядывали собравшихся и прикидывали, кто из знакомых нашел время прийти на похороны, а кто посчитал это излишним. Обычно на кладбище приходили бывшие подруги, коллеги, они же конкуренты по офису, всякие давно забытые кузины. Неискренние восхваления усопшего могли вызвать у него приступ истерического смеха или столь же неискреннего, притворного плача. Впрочем, в большинстве случаев покойные оказывались тронуты и даже удивлены тем, как много они значили для людей, живших с ними рядом.
Чарли с первого взгляда отличал кладбищенских новичков. Те, кто умер не своей смертью, порой бывали покрыты синяками, ссадинами или хромали и с трудом передвигались из-за многочисленных переломов. Те, кто умер после долгой болезни, бывали слабы и тоже поначалу с трудом ходили. Впрочем, все довольно быстро восстанавливали нормальный внешний вид и силы. Чарли прекрасно помнил, как искорежен был Сэм после аварии и как страшно он выглядел на похоронах, но буквально через несколько дней он вновь стал прежним, самим собой.
Для некоторых посещение собственных похорон оказывалось слишком сильным испытанием. Поначалу покойники предпочитали держаться где-нибудь поодаль. Лишь через день-два они появлялись на кладбище и пытались внутренне примириться с неизбежным. Рано или поздно все постепенно растворялись в воздухе и отправлялись в дальний путь, пунктом назначения которого были небеса, рай, другой мир — каких только слов не придумали люди, чтобы назвать вечность.
Многое зависело от того, насколько они были готовы расстаться с прежним миром.
Чарли услышал, как отец Шегтак начал церемонию. Немногочисленные волосы, оставшиеся на голове пастора, были такими же белыми, как его воротничок. Он всегда аккуратно расчесывал их, стараясь равномерно распределить поверх почти лысого черепа. От этого создавалось впечатление, что над головой священника висит искусственный, словно наштукатуренный нимб. Только могильщики знали самый главный секрет святого отца: свое полное драматизма представление он повторял неизменно, слово в слово, каждый раз на похоронах вот уже много лет — от первых слов соболезнования до театрально выдержанных пауз во время чтения двадцать второго псалма, когда процессия проходит по кладбищенской Долине Смертной Тени.
«Не убоюсь зла…» [2]
Ну а затем он, как обычно, перешел к знакомой цитате из Екклесиаста:
— Всему свое время, и время всякой вещи под небом, — затянул он. — Время рождаться и время умирать; время насаждать и время вырывать посаженное; время плакать и время смеяться; время сетовать и время плясать; время искать и время терять; время любить и время ненавидеть…
А еще, подумал Чарли, время менять репертуар.
Отец Шеттак закончил молитву, и шаг вперед сделал Дон Вудфин, начальник пожарной части города. Он был долговязый, и его густые усы словно парили в воздухе, не касаясь впалых, худых щек. Одежда висела на нем в буквальном смысле слова как на вешалке.
— За сто девятнадцать лет нашей истории, — начал он, — шестеро сотрудников пожарной службы погибли при исполнении своих обязанностей. Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память седьмого. — Он поклонился и продолжал: — Мы благодарим Тебя, Господи, за то, что жили рядом с этим прекрасным человеком. Мы благодарны, что стали свидетелями того, как он посвятил себя спасению жизни людей. Мы благодарим судьбу, что жили рядом с этим мужественным, презиравшим опасность человеком.
В первом ряду заплакала женщина с маленьким ребенком на руках.
— Мы просим Господа ниспослать благословение его семье, — сказал командир пожарных. — Пусть их поддержат добрые слова, добрые воспоминания, вечная надежда, сочувствие друзей и гордость за человека, до конца исполнившего свой долг. А ради тех, кто продолжает бой против нашего вечного и безжалостного противника, мы просим Тебя, Господи, дать им силы пережить это тяжкое испытание. Предаем их в Твои руки. Аминь.
2
«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…». (Ветхий Завет. Псалтирь. Псалом 22, стих 4).