Вопреки всему - Тэйлор Линда. Страница 9

Луиза взяла кружку в ладони и принялась пить чай. Время шло, и в голове у нее продолжали взрываться шутихи фейерверка. Салли терпеливо наблюдала за ней. Наконец Луиза поставила кружку на стол и подняла голову. Салли — замечательный, преданный друг. У них есть различия, вернее сказать, они совсем разные, и, может, именно поэтому сохранили дружбу. Обычно они обе, каждая со своей стороны, старались понять друг друга, точнее говоря, отнестись с пониманием к тому, что делает подруга, пусть это и кажется чистым безумием. Но сейчас Луиза оказалась в положении, которое Салли не в состоянии понять, старайся хоть до посинения. Только женщина, не знающая, что такое беременность, может задать другой женщине вопрос подобного рода.

— Боже, Салли, да я понятия не имею, что мне делать. Это какая-то невероятная, недостоверная, ужасающая, сверхъестественная история, какие происходили со мной всю мою жизнь.

Луиза встала и снова всплеснула руками.

— Мне тридцать два года! Если уж такому суждено было случиться, то почему именно теперь? Почему не раньше? Почему оно ждало столь долго, чтобы явиться, когда я уже убедила себя, что мои яичники превратились в грецкие орехи после долгих лет напрасных усилий? Я только и могу сказать, что чувствую себя сюрреалистичной, космической, чувствую себя… — Луизе не хватило прилагательных.

Салли похлопала ее по запястью. Луиза на секунду напряглась. Они с подругой уже давно не прикасались друг к другу, и это было странное ощущение. Но она позволила Салли заключить себя в объятия.

— Вымой волосы до того, как встретишься с Джоном, — посоветовала Салли. — Ты же не хочешь выглядеть как ходячее недоразумение, сообщая ему такую сногсшибательную новость.

Луиза думала обо всем этом, наполняя ванну горячей водой, отчего все помещение затянуло паром. Она легла в воду, благоухающую мандариновой эссенцией. Джону она позвонила на работу и немало удивила его, судя по минорному фальцету, каким он ей отвечал. Она сказала, что хочет с ним встретиться, не объяснила, зачем, но говорила так твердо, что он согласился. Она предложила паб в Кенсингтоне, в котором они иногда встречались после работы. То была нейтральная территория и потому вполне подходящая.

Что она станет говорить, когда явится туда, это уже другое дело. Каким вообще образом сообщают подобные вещи? Под звуки фанфар? С пафосом? Если бы ее старое пианино было более транспортабельным, она могла бы отвезти его в паб и пропеть Джону свое признание. Что-нибудь вроде: «Я просто девушка, которая не в силах сказать «нет»…» Быть может, лучше выбрать более задушевный инструмент. Скажем, одинокий виолончелист исполняет концерт для виолончели Е минор Элгара [7], в то время как Джон роняет слезы в свое пиво. Или, наоборот, провести сцену с некоторой агрессивностью. Лондонский симфонический оркестр рубает «Торжественную увертюру 1812 год» Чайковского под грохот канонады. Это было бы символично. Тогда она могла бы облечь свое признание в иносказательную форму и произнести под аккомпанемент взрывов: «Джон, ты знаешь свою пушку? Так вот, хорошая новость — заряд попал в цель».

Но что бы она ни сказала, ей несомненно придется иметь дело с такой же вулканической реакцией, как и ее собственная. Ну и пусть себе извергается. Потом, когда она отправит его изливать раскаленную лаву по всему Восточному Патни, ей снова придется столкнуться с вопросом, что же, черт побери, она намерена предпринять.

Луиза полежала в воде еще минут десять, положив руки на живот. Она обнаружила, что держит их таким образом, только когда попыталась сесть. Луиза надавила на живот посильнее, но не ощутила ничего необычного — ни выступа, ни уплотнения тела в этом месте, словом, ничего, подсказанного ее воображением. Это был ее собственный животик, такой, как всегда. И все же в глубинах этой неизменившейся плоти находился крошечный центр активности, подвижной, становящейся чем-то.

Луиза выбралась из ванны в паническом состоянии. Быстро растерла тело полотенцем. Вытерла запотевшее зеркало и уставилась на свое изображение. Столь независимый судья, как равнодушное стекло, сообщит ей, что наконец-то она повзрослела, но, как ни странно, на Луизу смотрело совершенно девчоночье лицо.

Потрудившись полчаса над макияжем, она уже не выглядела слишком юной. Проходя через холл к выходной двери, услышала, как по лестнице с громким топотом спускается Гаррис. Глаза у него горели, руки были распростерты для грядущего объятия, и Луизу едва не сшибло с ног вонью одеколона. Она огляделась по сторонам в поисках объекта такого бурного приветствия, но с изумлением обнаружила, что Гаррис устремляется к ней. На нем были кожаные брюки.

— Не сейчас, Гаррис, — произнесла она и выскочила за дверь.

Джон уже сидел в «Гербе Черчиллей», когда Луиза туда добралась. Она задержалась у двери, пропуская шумно-веселую компанию мужчин и женщин, потом посмотрела на Джона. Он склонился над стойкой бара и уже успел заказать себе пинту пива.

Со спины он смотрелся великолепно. Широкоплечий, в хорошо сшитом шерстяном костюме угольно-серого цвета, по сравнению с которым особенно яркими и блестящими в приглушенном красноватом свете бара казались рыжеватые волосы. Луиза словно бы ощутила кончиками пальцев мягкость подстриженных кончиков этих прядей. Джон хорошо сложен. Стройный, высокий, элегантный. Многообещающий. Однако ей следует вести себя по-взрослому. Луиза показала спине Джона язык и прошествовала к стойке. Заказала себе выпивку, расплатилась и, только убирая кошелек, сообразила, что даже не поздоровалась для начала. Повернулась лицом к Джону и обнаружила, что он смотрит на нее с любопытством.

Она так и не подготовилась толком к тому, с чего начать разговор и как контролировать свои лицевые мускулы. Когда бы они с Джоном ни встретились, физиономия у нее расплывалась в улыбку. Это превратилось в побудительный стимул: «Мы собираемся провести сегодня фантастическую ночь, Джон, и разве ты не рад, что предпочел провести ее со мной?» Однако сейчас она все же справилась с собой и просто посмотрела на него, инстинктивно ощутив, что чувственность здесь ни при чем. Ей просто нет места в данных обстоятельствах. Надо решать судьбу их союза. И это было очень, очень странно.

Джон придвинул локоть совсем близко к Луизе, чтобы вглядеться в ее лицо. Она в ответ посмотрела ему в глаза. Красивые глаза. Темно-карие с искорками более светлыми. Унаследует ли их ребенок? Но тут Джон заговорил с ней:

— Ты хорошо выглядишь сегодня. Должно быть, хорошо себя чувствуешь.

Ответить на это было нечего, и Луиза предложила:

— Может, пойдем и присядем за столик?

Он казался на удивление спокойным, если учесть, что менее суток назад Луиза ему нахамила. Она думала об этом, пока они искали свободный столик и нашли его в конце зала, возле стены, увешанной заключенными в рамки холстами с наколотыми на них экзотическими бабочками. Луиза уселась, сбросив на спинку стула свое пальто и натянув потуже джемпер, чтобы подчеркнуть фигуру. Она хотела напомнить Джону, что она женщина. Джон тоже сел, вынул из кармана пачку сигарет и протянул Луизе.

— Я не уверена, что хочу курить, — сказала она, и Джон, пожав плечами, взял сигарету себе. — Нет, пожалуй, и я закурю, — решила Луиза и вытянула сигарету из пачки.

Джон поднес было ей зажигалку, но Луиза порылась в сумке и достала собственную. Выпустила в сторону струйку дыма и обхватила пальцами стакан. На минуту ей стало так славно оттого, что она сидит за столиком, в стороне от суеты бара, что ей тепло, а на стенах пестреют мертвые бабочки. Джон потягивал пиво, положив ногу на ногу, и ждал. Луиза подумала, что ей, пожалуй, не стоило бы курить… Тут она заметила, что Джон наблюдает за ней, и вышла из блаженного транса.

— Итак, Джон, — начала она, слегка наклонившись вперед, — прошлым вечером я тебе сказала, что между нами все кончено.

— Я помню.

Он поднял одну бровь. Кажется, он готов был улыбнуться, но не сделал этого. Он выглядел чересчур спокойным, чтобы сообщать ему, что он станет отцом.