В объятиях принцессы - Грей Джулиана. Страница 27

Юноша зло рассмеялся:

– Конечно, я вам верю. Речь идет всего лишь о легкой болтовне в вашем кабинете. Этим вы занимаетесь каждый день.

– Она предала меня!

– Вероятно, вы были не самым лучшим мужем.

Сомертон напрягся:

– Согласен. Мы оба не приспособлены к совместному проживанию. Поэтому я хочу предложить ей… – Скажи это, произнеси вслух! – Развод. Я уже подготовил соответствующие бумаги.

Маркем резко обернулся:

– Развод?

– Именно развод, – зло проговорил Сомертон. Злостью он старался унять страх, сжимавший сердце, подавить тошнотворное чувство окончательности. Пути назад нет. Развод. Господи, какое мерзкое слово! Символ поражения, преступного греха. – Так что, вы видите, – продолжил он уже спокойнее, – что станете для ее милости благим вестником. Вы позовете ее навстречу свободе.

Маркем почувствовал иронию в голосе Сомертона и слегка нахмурился, недоумевая, что бы это значило.

– Вы на самом деле этого хотите? – спросил он. – Развестись с ней? А как же ваш сын?

– Мы, разумеется, все устроим. А вообще он даже не заметит моего отсутствия. Он с самого рождения был только ее ребенком.

Огонь в камине разгорелся как-то очень уж быстро, и в комнате стало жарко. Слишком жарко. Не надо было класть столько угля. Сомертон понял, что ведет себя как мать, волнующаяся из-за замерзшего ребенка.

Маркем сделал маленький шажок вперед:

– Мне жаль, что…

– Что вы хотите сказать, Маркем?

– Мне очень жаль, что вы так страдаете.

Сомертон собрался. Все зашло слишком далеко, как если бы ему пустили кровь и он слишком ослаб, чтобы все прекратить.

– Я не страдаю, мистер Маркем. Напротив, я полон решимости, и очень скоро наши дела будут улажены к всеобщему удовлетворению. А теперь идите наверх к ее милости.

Маркем стоял, освещенный пламенем камина. Его карие глаза были огромными и, казалось, занимали пол-лица. Кожа стала прозрачной. Ну и что? Ничего особенного. Всего лишь игра света и тени.

– Мистер Маркем, – проговорил Сомертон, чтобы только нарушить молчание.

Узкие плечи юноши распрямились.

– Хорошо. Я пойду к ней. Но это будет акт дружбы, а не служебная обязанность.

– Что вы сказали? – Внезапно пол ушел из-под ног Сомертона. Он покачнулся.

– Я уже уведомил вас, что покидаю службу и ваш дом. Сегодня или в крайнем случае завтра утром. – Куинси горестно взвыл, и юноша наклонился, чтобы погладить собачку.

– Вы не можете говорить серьезно.

– Никогда не был серьезнее.

Сомертон дал себе минуту, чтобы собраться с мыслями и не испугать Маркема или самого себя слишком сильной реакцией, главной составляющей которой была паника.

– Если состояние здоровья вашей тетушки настолько серьезно, Маркем, – сказал он, – вы можете перевезти ее сюда. Пусть живет в этом доме, сколько необходимо.

– Боюсь, это не поможет, сэр. А теперь, если вы позволите мне пройти, я отправлюсь к ее милости. – Юноша слегка поклонился и властным движением руки предложил Сомертону, преграждавшему ему путь к двери, отойти в сторону.

Уходит. Маркем уходит.

Вообще-то этого следовало ожидать. Он, Сомертон, – холодное и безжалостное животное, злобный и безнравственный тип. Понятно, что такая чистая и прямая душа, как Маркем, не желает долго находиться рядом, чтобы не испачкаться.

И нет никаких причин для столь бурной реакции. А кровь – да, сейчас она шумит в ушах, но вскоре успокоится. В конце концов, мальчишка – всего лишь секретарь, и всегда можно найти другого, достаточно щелкнуть пальцами. Кого-нибудь такого же холодного и циничного, как он сам. Кого-нибудь, кому он и не подумает довериться.

Так что все к лучшему.

И Сомертон отошел в сторону.

– Я буду ждать в кабинете, мистер Маркем.

Глава 12

Луиза медленно поднималась по лестнице. С каждым шагом чувство вины усиливалось. Она сделала это, нашла шкатулку с драгоценностями и принесла ее графу. Именно она нанесла последний решающий удар браку лорда и леди Сомертон. И сделав это, уходит, предоставив графу и графине справляться с последствиями.

Она на секунду остановилась и крепко зажмурилась, вспомнив, какой сильный гнев охватил ее при виде портрета постороннего мужчины в шкатулке графини. Портрета ее кузена Роналда, блестящего внука герцога Олимпии, смеющегося и красивого, как всегда. Как могла леди Сомертон совершить такое? Похоже, у ее супруга не было ни единого шанса. Она всеми силами цеплялась за старую любовь и не хотела ничего менять.

Луиза снова двинулась вверх по лестнице. У нее отчаянно болела голова, тело вроде бы лишилось всех жизненных сил. Необходимо забыть о чужих проблемах. Этот брак дал трещину много лет назад, возможно даже, он никогда не был полноценным. В любом случае все это ее больше не касается. Последнее поручение, и она будет свободна. У нее есть более важные проблемы. Она должна вернуть себе трон, уничтожить заговорщиков. Вероятно, следует подумать о конституции, чтобы ничего подобного больше никогда не могло повториться в Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофе.

Неудачный брак английского аристократа – не ее дело.

Дверь в детскую была приоткрыта. Луиза громко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

В игровой комнате было темно и пусто, все игрушки находились на своих местах. Свет был зажжен в спальне Филиппа, и оттуда доносился негромкий голос леди Сомертон. У Луизы заныло сердце.

Но она не остановилась, понимая, что это обойдется ей слишком дорого. Если задержится, то скорее всего повернет назад. Поэтому она подошла к двери и открыла ее. Головы леди Сомертон и Филиппа повернулись к ней. На лицах и матери, и сына было написано удивление.

– Мистер Маркем, что вы здесь делаете? – спросил Филипп.

Луиза решительно кашлянула, чтобы не подвел голос:

– Ваша милость, граф передает вам свои наилучшие пожелания и просит спуститься к нему в кабинет.

Леди Сомертон, не выказывая ни намека на беспокойство, закрыла книгу, которую читала сыну.

– Сейчас?

– Да, если, конечно, вы закончили чтение. – Она не могла заставить себя посмотреть на Филиппа, заглянуть в его черные глаза, так похожие на глаза отца.

– Папа хочет тебя видеть? – недоверчиво спросил он.

– Судя по всему, да, – ответила леди Сомертон. Она положила на стол книгу, погасила лампу и наклонилась, чтобы поцеловать сына. Луиза отвела глаза.

– Тогда тебе лучше пойти, – проговорил Филипп в темноте. – Надеюсь, он не будет сердитым.

Послышался шелест шелка.

– Я тоже надеюсь, любовь моя. Спокойной ночи.

Луиза вышла из комнаты. Леди Сомертона молча следовала за ней. За всю дорогу она не произнесла ни слова. В гробовом молчании они дошли до кабинета, из-под двери которого виднелась полоска света.

Луиза постучала.

Ответа не последовало.

Она открыла дверь. В кабинете было пусто.

– Он сейчас спустится, – сказала она.

– Конечно, – спокойно согласилась леди Сомертон и вошла в комнату.

Луиза молча смотрела, как леди Сомертон опустилась в кресло, стоящее у массивного письменного стола ее супруга, – словно школьница, вызванная в кабинет директрисы. Она сидела очень прямо и была больше похожа на принцессу, чем сама Луиза.

– Доброго вам вечера, ваша милость.

– И вам доброго вечера, мистер Маркем, – ответила леди Сомертон, не повернув головы.

Луиза обвела прощальным взглядом кабинет графа Сомертона, в котором провела за работой так много часов. Простая мебель, книжные полки, мраморный камин, большой стол хозяина, ее столик. Все это вначале казалось ей пугающим, а теперь стало знакомым и почти родным. Перед ее мысленным взором предстал хозяин кабинета – надменный, властный, решительный. И далекий, как Цезарь.

Луиза тихо вышла из комнаты и закрыла тяжелую дверь. Какое-то время она стояла, прислонившись спиной к двери, – как и при их первой встрече.

А теперь она покидает этот дом.

Девушка отошла от двери и медленно побрела по коридору. Вокруг никого не было. Похоже, она сумеет спокойно вернуться в свою комнату и собрать вещи. Но когда вышла в холл, ее окликнул лакей.