В объятиях принцессы - Грей Джулиана. Страница 4

Не дождался.

Уголки полных розовых губ юноши чуть дернулись.

– Две сотни фунтов? – переспросил он с непередаваемым выражением. Таким же тоном он мог сказать «две сотни выпотрошенных ящериц». – Неудивительно, что секретари у вас не задерживаются надолго, ваша милость. Пожалуй, удивляет то, что вам вообще удается найти претендентов.

Сомертон вскочил:

– Что вы себе позволяете, молодой человек! Две сотни фунтов – это даже слишком щедро.

– Простите, лорд Сомертон, но факты говорят сами за себя. Я – единственный претендент на должность. Очевидно, две сотни фунтов – недостаточный стимул для амбициозного молодого человека, чтобы вытерпеть такого властного, требовательного и холодного деспота, как вы. – Юноша подошел к столу и коснулся длинными изящными пальцами его края. – Позвольте мне сделать встречное предложение. Я буду в течение недельного испытательного срока, начиная с завтрашнего дня, исполнять обязанности вашего личного секретаря. Если условия работы меня устроят, я соглашусь выполнять ее и дальше за триста фунтов в год, выплачиваемые еженедельно авансом. Разумеется, речь идет о полном пансионе.

И наглец, не моргая, уставился на Сомертона. Юноша оставался невероятно… нереально спокойным. На его красивом юном лице не дрогнул ни один мускул.

– Боже мой, – потрясенно пробормотал Сомертон, чувствуя, как пульсирует в висках кровь. Он откинулся на спинку стула, взял ручку и принялся рассеянно вертеть ее в руке. Слава богу, рука не дрожала.

– Итак, сэр? – напомнил о себе юноша. – Мое время ограничено.

– Вы можете идти, мистер Маркем. – Граф махнул рукой в сторону двери.

Юноша выпрямился:

– Хорошо. Желаю удачи, сэр. – Он повернулся и направился к двери воистину королевской походкой, словно возглавлял государственную процессию.

Сомертон дождался, когда он взялся за дверную ручку.

– Да, мистер Маркем. Будьте любезны, скажите дворецкому, чтобы он завтра рано утром организовал доставку ваших личных вещей. Займете комнату рядом с моими апартаментами.

– Сэр? – Наконец-то в голосе невозмутимого юнца прозвучало удивление.

Сомертон взял чистый лист бумаги, положил перед собой и улыбнулся:

– Подозреваю, вы прекрасно подойдете властному требовательному и холодному деспоту.

Луиза закрыла дверь кабинета и привалилась к ней спиной.

Сердце билось громко и часто, словно она только что закончила пробежку вокруг сверкающего чистого Хольштайнского озера. Спасибо накрахмаленному белому воротнику и галстуку, иначе этот человек – Сомертон – своими уверенным проницательными черными глазами непременно заметил бы, как пульсирует жилка у нее на шее.

На нежной женской шее.

Его взгляд, казалось, мог проникнуть под любую маску. Появись у него хотя бы малейшие подозрения, он бы ее уничтожил.

Услышав: «Вы можете идти, мистер Маркем», – Луиза почувствовала, что мир вокруг рушится.

Ну а потом – «Займете комнату рядом с моими апартаментами». При этих словах ее охватило… что? Страх? Облегчение? Предвкушение?

Когда Луиза была маленькой – еще до того, как ее юбки стали длиннее и горничные начали укладывать волосы в замысловатые прически под драгоценной тиарой, – отец часто брал ее с собой в Швайнвальд выслеживать оленя. Они отправлялись ранним утром, когда над влажной травой еще клубился серебристый туман и только цокот копыт разрывал звенящую осеннюю тишину. Тогда Луиза и научилась быть терпеливой, слушать и наблюдать. Она внимательно следила за движениями отца и старательно их копировала. Она была Дианой, девой-охотницей, мудрой и отважной.

Так продолжалось до октябрьского дня, когда ее лошадь захромала и сбросила юную всадницу. Происшествие осталось незамеченным, и знакомые деревья и кустарники Швайнвальда неожиданно стали чужими и страшными. Луиза кричала, свистела, звала на помощь, изо всех сил стараясь не поддаться панике и отчаянно сжимая поводья лошади. В это время из-за кустов вышел черный медведь и остановился в каких-то двенадцати футах от нее.

Они бесконечно долго смотрели друг на друга, она и медведь. Луиза, конечно, знала, что не надо на него таращиться. Необходимо смотреть в сторону и медленно уходить. Но в тот момент все нужные знания вылетели у нее из головы. Она не могла бросить хромую лошадь. Ей некуда было отступать – вокруг не было ничего похожего на убежище. Поэтому она с вызовом уставилась на медведя и не отводила взгляда, как ей показалось, целый час, хотя, вероятнее всего, прошло не больше минуты.

Луиза на всю жизнь запомнила абсолютную черноту медвежьей шерсти. Только в том месте, где на зверя падал чудом проникший сквозь крону деревьев солнечный луч, шерсть отливала золотом. Она помнила его внимательные темные глаза, круглый нос, покрытый узором линий, – как кончик пальца. Она помнила запах гниющей листвы и дуновение свежего ветерка, ласкающего лицо.

Тогда она подумала: «Я умру или буду жить?»

– Сэр, вы пришли к моему отцу?

Луиза вздрогнула и отошла от двери.

Перед ней стоял маленький темноволосый мальчик и с любопытством ее разглядывал. Его черные глазки были в точности такими же, как у лорда Сомертона.

– Простите… – пробормотала она.

– Мой отец. – Мальчик кивнул в сторону закрытой двери. – Вы собираетесь зайти к нему, или он уже вышвырнул вас вон?

– Я… я только что закончил собеседование с лордом Сомертоном. – Луиза с недовольством поняла, что мямлит и запинается. Дети всегда заставляли ее нервничать. Они, казалось, все видели, все замечали, и Луиза не могла угадать, что происходит в их головах. А этот ребенок был хуже остальных. Он взирал на нее с откровенным любопытством и без улыбки, а его глаза были слишком похожи на те, которые буравили ее на протяжении всего собеседования. Она чувствовала, что должна что-то сказать, ничего не смогла придумать и спросила: – Вы – сын лорда Сомертона?

Мальчик кивнул.

– Филипп, – представился он и с важностью добавил: – Лорд Килдрейк.

– Понимаю.

– Думаю, он уже вышвырнул вас вон. Ничего страшного. Встряхнитесь. Так мама всегда говорит. Встряхнитесь и попробуйте еще раз. Позже. Когда у него будет хорошее настроение.

– Понимаю.

Юный лорд Килдрейк вздохнул, намотал на пальчик прядь волос, подергал ее и снова вздохнул.

– Проблема в том, – сообщил он, – что он никогда не бывает в хорошем настроении.

Со стороны холла послышались шаги. И голоса. Дворецкий отдавал приказы. Женщина – наверное, леди Сомертон – позвала мальчика.

Он не бывает в хорошем настроении. Никогда.

В тот далекий день Луиза выжила, но не потому, что сразила медведя силой взгляда. Тогда лесная тишина неожиданно наполнилась стуком копыт, и на поляне появился князь Рудольф на белом скакуне. Он поднялся на стременах, бросил поводья, вскинул ружье и на полном скаку застрелил медведя.

Луиза взглянула на маленького мальчика. Он уже утратил к ней интерес, испустил еще один вздох и медленно побрел на голос матери, продолжая накручивать на палец свои мягкие локоны.

Ее отец мертв. Ее муж мертв. Ее сестры и гувернантка где-то прячутся.

Она осталась одна.

Луиза решительно выпрямилась и поправила рукава. Надо делать свое дело, и будь что будет. Другого варианта все равно нет.

Глава 2

В день пятнадцатого дня рождения отец графа Сомертона наконец обратил внимание на сына.

– Становишься мужчиной, мой мальчик? – буркнул он. – Вы только посмотрите, какие у него широкие плечи!

Лорд Сомертон – тогда просто Леопольд, виконт Килдрейк – засиял от переполнявшей его гордости. Днем раньше он приехал из школы на каникулы, но, кроме дворецкого, который организовывал его поездку, никто в доме не заметил его появления.

– Да, сэр, – сказал он.

– Тебе уже четырнадцать, не так ли?

– Сегодня исполнилось пятнадцать, сэр.

– Сегодня? Боже правый! – Граф слегка наклонил голову. – Должно быть, ты уже вовсю ухлестываешь за горничными?

Юный Леопольд почувствовал внезапный страх, как будто отец прочитал его самые сокровенные мысли. Не то чтобы он действительно совратил хотя бы одну горничную – он бы никогда не осмелился вторгнуться на территорию отца, – но с удовольствием посматривал на них издалека. Полные груди, круглые попки и… Он сцепил руки за спиной и что было сил впился в них ногтями. Неуправляемое молодое тело слишком явно реагировало даже на мысли о женской плоти.