Телохранитель - Каммингс Мери. Страница 16

Ему вообще бы не пришло в голову назвать Рамсфорда папой, и тот наверняка удивился бы, услышав из его уст это слово. Правда, сам он порой называл Рэя «сынок», но скорее из-за разницы в возрасте, чем подразумевая что-то более личное.

Но нужно отдать сенатору должное, в его доме Рэй никогда не чувствовал себя лишним, чужим или ненужным. Просто такой уж Рамсфорд был человек — деловой, вечно занятой… и не слишком теплый. Все душевное тепло, на которое он был способен, принадлежало лишь одному человеку — дочери.

Рэй не чувствовал себя от этого ни ущемленным, ни обделенным — он и сам любил Ри не меньше. Кого же еще любить, как не эту маленькую домашнюю тиранку, порой вредную, порой послушную, признающую его авторитет, хоть и имеющую по многим вопросам свое собственное мнение; непоседу, модницу и подлизу.

Внешне же предпочтение не отдавалось ни одному из детей; если чего-то Ри и доставалось больше — так это замечаний за столом, когда она крутилась и тараторила без умолку с набитым ртом. Оба получали подарки на праздники и карманные деньги, обоих раз в пару месяцев мисс Фаро возила по магазинам — с обязательным посещением «Макдональдса» и магазина игрушек! — и покупала им одежду и обувь. Ри ждала этих поездок с восторгом: можно будет часами выбирать и примерять обновки! — Рэй же не слишком любил возиться с тряпками, его больше радовала возможность купить новую сборную модель парусника, которыми он тогда увлекался.

К ним обоим приезжали на дом преподаватели; за полтора года Рэй прошел с ними всю программу начальной и средней школы, и когда он в четырнадцать лет пришел в девятый класс частной школы, то по уровню образования уже ничем не отличался от своих сверстников.

В тот же год и Ри впервые пошла в школу — сразу в третий класс.

Пожалуй, самым близким для Рэя человеком — не считая, конечно, Ри — был Генри Джейстон, старший телохранитель сенатора.

Обеспечивать безопасность других людей, то есть «служить и защищать», было не только его профессией, но и призванием. Этим Джейстон занимался всю свою сознательную жизнь, и в полиции, куда пришел работать, когда ему не было и двадцати, и в Секретной службе, и теперь — став правой рукой Рамсфорда и его доверенным лицом, одним из немногих, кого сенатор допускал не только к общественной, но и к личной стороне своей жизни.

Спокойный, привыкший держаться на втором плане человек, он, казалось, никогда никуда не спешил, даже двигался словно бы с ленцой, но при этом всюду успевал; круг его обязанностей был весьма обширен, но он находил время и для Рэя — между делом, понемножку учил его боксировать и играть в гольф, фотографировать и различать голоса птиц, даже отличать самца сокола от самки.

В доме сенатора он считался кем-то вроде члена семьи и, хотя имел свою квартиру в Конкорде, иногда оставался ночевать в обжитой им спальне на первом этаже. Такие дни для Рэя были чуть ли не праздниками. Он заранее предвкушал, как попозже вечером постучится к Джейстону и просидит у него до ночи, разговаривая обо всем, что накопилось и требовало обсуждения.

Однажды, когда Рэю было лет пятнадцать, Джейстон после уроков заехал за ним в школу. Сев в машину, Рэй не сразу сообразил, что едут они не домой — за окном мелькали какие-то ангары и мастерские; хотел было спросить, что случилось, но тут Джейстон остановился возле одноэтажного, похожего на склад здания и предложил:

— Хочешь зайти посмотреть?

— А что это? — удивился Рэй.

— Тир.

Это и впрямь оказался тир. Не такой, как на ярмарке, где за три удачных выстрела можно получить надувную игрушку, а настоящий, профессиональный, как те, что показывают в фильмах про полицию: с кабинками, наушниками и бумажными черно-белыми мишенями.

Джейстон махнул рукой на стоявшие вдоль стены позади стрелков пластиковые кресла:

— Посиди здесь, — сам же зашел в одну из свободных кабинок и надел наушники.

В фильмах герои обычно выпускали по мишени сразу чуть ли не всю обойму, но Джейстон действовал по-другому: он молниеносно выхватывал пистолет, делал два-три выстрела и снова прятал его в кобуру; нажимал на кнопку, подгоняя к себе мишень, менял ее на свежую и повторял то же самое.

Рэй смотрел на него с восторгом. Ему все здесь нравилось — и хлесткие звуки выстрелов, и запах пороха, и люди, стоявшие в кабинках, подтянутые и сосредоточенные.

Словно почувствовав его взгляд, Джейстон снял наушники и обернулся.

— Ну что — хочешь тоже попробовать?

— Да! — вырвалось у Рэя, он вскочил с места и, не чуя под собой ног, влетел в кабинку.

Джейстон протянул ему наушники:

— Надевай!

Показал, как нужно стоять, как держать пистолет; объяснил, что от отдачи ствол может повести вверх… Первый раз, когда пистолет, как живой, дернулся в руках и по ушам хлестнул выстрел, Рэй от неожиданности зажмурился.

— Мимо! — глухо прозвучал сквозь наушники голос Джейстона.

В тот день Рэй выстрелил пять раз, но попал в мишень лишь однажды, да и то с краю.

— А еще сюда можно будет приехать? — спросил он, когда они вышли из тира. Рука, казалось, все еще ощущала тяжесть пистолета; внутри все дрожало, настолько хотелось вернуться туда и еще, и еще стрелять — на этот раз уж он точно не промахнется!

— Да, конечно! — кивнул Джейстон.

Через год Рэй уже был членом юношеской команды округа по стрельбе. Дальше этого дело не пошло, и в сборную штата он не попал — по словам тренера, сам был виноват: при том, что способности к стрельбе он имел несомненные, не хватало у него той «конкурентной жилки», стремления победить во что бы то ни стало, которая необходима каждому настоящему спортсмену.

И действительно, ему просто нравилось стрелять, если и хотелось научиться делать это как можно лучше, то не для того, чтобы кого-то превзойти, а исключительно для себя самого.

К концу школы дальнейшая жизнь Рэя, казалось, была уже расписана на годы вперед. Университет, работа — потом, скорее всего, какое-то второе высшее образование, снова работа…

Чем дальше, тем чаще Рэй задумывался о том, кем он хочет стать, и не мог найти ответ. Инженер? Но к технике, не считая пистолетов, его никогда не тянуло. Врач? Б-рр, от одного воспоминания о больничном запахе становилось не по себе. Программист? Юрист? Менеджер? Мысль об этом не находила в его душе отклика.

Так он и сказал Рамсфорду, когда тот незадолго до выпускных экзаменов позвал его к себе в кабинет и спросил, что он намерен делать дальше.

Сказать честно, что он предпочел бы год-другой где-нибудь поработать или просто посмотреть мир и лишь потом выбирать, чем заняться в жизни, Рэй не осмелился — не хотел разочаровывать сенатора. Понятно было, что вопрос «Что ты намерен делать?» на самом деле означает «Где ты хочешь продолжить обучение?»

— Ну что ж, — кивнул Рамсфрод, — я думаю, тебе для начала стоит получить степень бакалавра искусств и гуманитарных наук. Она может стать «стартовой площадкой» для многих специальностей, от адвоката до политолога и журналиста; а за четыре года учебы ты, я надеюсь, поймешь, что именно тебе ближе.

— Да, сэр, — единственное, что нашел ответить Рэй.

— Я бы посоветовал Гарвард. Тем более что он достаточно близко, чтобы ты мог приезжать домой на уик-энды.

Возможно, вопреки воле самого сенатора, это прозвучало не как пожелание, а как приказ.

Тяжелее всех переживала его отъезд Ри — ходила кислая, спорила и вредничала по любому поводу. Сам же Рэй, с нетерпением предвкушая новые впечатления, переживал куда меньше.

В последний вечер перед отъездом, когда он зашел поцеловать Ри на ночь, то увидел, что она лежит носом к стене, свернувшись в клубочек. Развернул силком к себе — глаза у нее были мокрые и красные.

— Ты чего?! — Догадаться о причине на самом деле было нетрудно.

— Завтра вечером тебя уже не будет… — она вцепилась в его руку, прижала к мокрой горячей щеке. — Не хочу-у!

— Брось ты, я же в пятницу приеду, — рассмеялся Рэй.