Реквием опадающих листьев - Молчанова Ирина Алексеевна. Страница 46

Брат мог говорить о чем угодно, даже зачитывать на память Библию, и при этом слушатель боялся лишь одного — что наступит тишина.

На улице светало, Вильям ждал уже второй час, но Лайонел не сильно спешил. А его сотовый телефон на столе между тем каждые десять минут оживал, настойчиво взывая к своему хозяину.

Вильям взял золотую печать в форме Ягуара и повертел в руках. Звуки доносившегося голоса не давали ему сосредоточиться. Перед глазами стояла залитая лунным светом постель, а на ней двое: брат и рыжеволосая девушка. Образы из прошлого перемешались с фантазией и мучили, болезненно сжимая сердце в груди.

Когда же шепот стих, молодой человек поставил печать на место и затаил дыхание, прислушиваясь. Золотая ручка повернулась, дверь отворилась, и вошел Лайонел, на ходу застегивающий рубашку.

Вильям окинул его быстрым взглядом, задержался на обнаженной груди и, ощутив толчок в сердце, в смятении отвел глаза. А брат перестал застегиваться, оставив ворот распахнутым на три пуговицы, и поинтересовался:

— Чем обязан?

Вильям нервно вцепился в подлокотники кресла и, стараясь не смотреть на брата, промолвил:

— Я был у Бесс и видел альбом с ее фотографиями. Принес тебе. — Он указал на стол.

Лайонел раскрыл альбом, пролистал его и, видно, не найдя его интересным, сел в кресло и принялся просматривать пропущенные звонки, порекомендовав:

— Продолжай.

— Я видел ее раньше множество раз и помню об этом.

Брат поощрительно кивнул.

— Разве это не странно? Сколько девочек жило и живет на нашей улице, почему же именно она?

— Метку нашел?

— Нет. — Вильям вздохнул. — Нет у нее никакой метки!

Лайонел вскинул брови.

— Это все?

Вильям замялся и нехотя признал:

— Есть еще кое-что…

— Да?

— Волк.

— Йоро?

— Нет, то чучело, которое Бесс притащила в день, когда ты встретил ее возле дома.

— И что?

Молодой человек коротко рассмеялся.

— Тут такое дело… Я хотел его немного развернуть, а его с места не сдвинуть!

— Как это? — наконец заинтересовался брат, подняв глаза от телефона.

Вильям развел руками.

— Он как будто прирос к полу, а его глаза… Все время, пока я там находился, меня не оставляло чувство, словно они наблюдают за мной. Так странно. Бесс — она иногда смотрит на него как на… как на…

— Живого? — подсказал Лайонел.

— Точно, — с облегчением покачал головой Вильям. Помолчал и нерешительно прибавил: — Я рассказал ей. О нас.

— Ну да, конечно, — презрительно скривился брат. — Разве ты мог иначе, ведь в глазах каждой смазливой девчонки ты должен выглядеть несчастной жертвой.

Молодой человек покосился на него.

— О, вижу, в своих воспоминаниях ты перевел Катю из разряда серых молей в разряд смазливых девчонок. Большая честь.

Лайонел швырнул в него альбом, проворчав:

— Ладно, не важно. Это твоя Бесс по каким-то непонятным причинам вошла в нашу жизнь…

— В нашу, — повторил Вильям с дразнящей улыбкой.

Брат не оценил его юмора и сухо продолжил:

— Девица непростая, все указывает на то, что она из Отмеченных. Бесстрашна, не болеет, у нее потрясающая память, девчонка хороша собой, ее представления о морали кощунственны, она задыхается в церкви, свечи от одного ее появления гаснут и превращаются в руках в воск. Однако метку ты не нашел.

Вильям подхватил:

— Еще ей нравится боль, риск, скорость, черный и красный цвета, вкусная еда, беспорядочные связи, деньги. Она равнодушна к мужской красоте, не испытывает обид, привязанностей, ей не бывает неловко. И она ничего не боится, кроме нежности и ласки.

— Просто душка, — криво усмехнулся Лайонел. — А невинности ее лишил в двенадцать лет какой-то уголовник.

Надолго в кабинете повисла тишина.

— Ну а что ее окружение? — полюбопытствовал брат. — Кого-нибудь особенно заметил?

— Нет. — Вильям откинул голову на спинку кресла. — Разве что этот парень…

— Какой?

— Максан, ее дружок детства.

— Что в нем особенного?

— Ничего, просто… мы виделись всего лишь пару раз, мне показалось, он не чувствует меня. Вернее чувствует, но иначе. Люди нас сторонятся, а этот сперва проявил дружелюбие, а потом агрессию.

— Стоп, — взмахнул рукой Лайонел, — вот тут поподробнее.

Вильям вкратце рассказал случай в баре и, видя, что брат задумался, предположил:

— Может, он был в состоянии аффекта, поэтому не среагировал сразу?

— Слишком много совпадений вокруг тебя! Я проверю парня.

— Не убивай его!

Ледяные глаза уставились на него.

— Это еще почему?

— Он дорог Бесс!

А это уже что-то новенькое. Сынам и дочерям дьявола никто не дорог.

Вильям провел ладонью по волосам.

— Ты можешь ошибаться. Не трогай парня, Лиза и так не хочет иметь со мной ничего общего.

От пристального взгляда брата ему стало не по себе, и он отвернулся. А Лайонел спросил:

— Ты испытываешь к ней нечто большее, чем похоть?

— Не знаю.

Брат посмотрел в потолок и задумчиво промолвил:

— А с Катей ты сразу определился в своих чувствах.

Да, — отрывисто согласился Вильямс — и ошибся.

Лайонел рассмеялся.

— Ты ошибся, но дьявол не ошибается никогда. Он уже трижды приходил к Кате.

Перед глазами возникла картина, увиденная в каморке слепой предсказательницы Даримы. Вильям моргнул, прогоняя этот образ, и спешно поднялся.

— Думаешь, старейшины правы? Катя бес?

На прекрасном лице брата между бровями возникла морщинка.

— Я не знаю, как иначе объяснить интерес к ней самого Люцифера! — признался он. — Вопрос остается открытым. Многие другие тоже…

— С Фарнезе что-нибудь прояснилось?

Лайонел взял телефон.

Георгий звонил, видимо, нашел того, кто готов снять блок с части сознания Фарнезе, где хранится нужная мне информация. — Брат поднес телефон к уху и, указав на дверь, бросил: — На днях Джонсон устраивает бал-маскарад, пригласи свою подружку.

— Это еще зачем? — взвился Вильям. — Она же… Лайонел отмахнулся, вновь указав на дверь, и, прежде чем заговорить с Георгием, прорычал:

— Приведи ее! Если Люцифер положил глаз на мою девочку, я хочу быть ближе к его.

Он лучезарно улыбнулся.

— Клянусь, без интима.

Сегодняшнее утро чем-то сильно отличалось от всех предыдущих в ее жизни. Бесс сидела на кровати, прижав к себе колени, и смотрела на серый туман, видневшийся в щелку приоткрытой балконной двери.

В комнату проникала утренняя сырость, а вместе с влажным воздухом тонкой струйкой в ноздри входила непонятная грусть и, проходя по горлу, тяжестью оседала где-то в области сердца.

Девушка посмотрела на соседнюю примятую подушку, на которой совсем недавно покоилась голова ее любовника. Она позволила ему остаться, уснула в его объятиях и не слышала, как ближе к рассвету тот ушел.

Бесс обхватила себя руками за плечи. С той минуты, как она выскочила из храма и ее охватила дрожь, у девушки возникло да так и осталось чувство, будто она не может согреться. Кожа оставалась прохладной, сколько бы ни растирала ее. По спине пробегали мурашки, к щекам приливал жар, и внутри творилось что-то необъяснимое. Казалось, произошло непоправимое, нечто страшное, похожее на смерть. Вот только смерть никогда раньше не пугала. Да что там — совсем не вызывала никаких эмоций, принималась как данность, и все.

Девушка взглянула на волка и вздрогнула, увидев, что тот лежит на боку возле камина.

Она вылезла из-под одеяла, приблизилась к чучелу и застыла на месте, потрясенно взирая на него. На полу лежала только шкура, как если бы кто-то освежевал настоящего волка. На ковре остались капли крови.

Девушка дотронулась до морды с пустыми дырами, где каких-то несколько часов назад сияли желтые глаза.

— Что же это?.. Черт, — пробормотала Бесс, отступая. Откуда в чучеле кровь?

Она притронулась к засохшей ранке на шее.

Мог ли вампир так подшутить? Почему бы и нет? Судя по вчерашнему концерту, шутки ему нравились.