Память (Книга вторая) - Чивилихин Владимир Алексеевич. Страница 83

Барановский прерывисто вздохнул, и я сказал:

— Может, пора вам отдыхать, Петр Дмитриевич?

— Я мало сплю. И, кстати, тихо, как мышь… А вам интересно? Мне хочется снова вернуть вас сюда, в Болдино! Нет, нет, это вы меня извините, я давно так много не говорил… Сейчас заканчиваю.

В Ярославле к 1927 году было восстановлено около двадцати памятников. Барановский же снова и снова бывал здесь. Обмерил Троицкий собор, колокольню, еще раз с превеликим удовольствием трапезную, составил проект реставрации всего комплекса, защитил на этой основе диссертацию и немедленно начал работы… Начал…

Он замолчал, и я выключил диктофон.

Утром, за чаем, будто не было никакого перерыва, он заговорил:

— Сразу же привез из Москвы дефицитнейший тогда металл. Взял в бетон, завел в ниши Введенской церкви, скрепил. Параллельно с каменными, плиточными и лепными работами затеял тут музеи-русская народная скульптура, резьба по дереву, керамика, старинное оружие, археологические находки. Здешние окрестности с точки зрения археологии-золотое дно! В верховьях Днепра множество городищ, и недаром скандинавские саги говорят о нашей прародине как о Гардарике — стране городов.

— В этих местах скрещивались две главные дороги глубокой древности — с севера на юг и с запада на восток, — добавил я. — Не только в древности. В средневековье степная орда прошла, и, наверное, можно найти ее следы! В новое время французы на Москву и обратно.

— А между ними поляки, литовцы, шведы… В 1500 году великий московский князь Иван III на реке Ведроше, что впадает в Осьму почти рядом с монастырем, разбил польско-литовские войска и взял все эти древнейшие русские земли под Москву и православие…

Да, свершилось тогда огромное историческое событие! С русской и литовской сторон в сражении участвовало по сорок тысяч воинов. Перед Ведрошеи передовые русские отряды вступили в бой и тут же отошли "а восточный берег реки, а переправившихся литовцев встретили главные силы. Сеча завязалась жестокая и длительная. Но вот командовавший русскими войсками князь Даниил Щень послал в бой свежий засадный полк, который и решил исход сражения. Русские захватили всю артиллерию противника, много пленных, включая самого главу похода. В результате этой блестящей победы к Москве отошла исконно русская Северская земля — с Черниговом, Новгородом-Северским, Путивлем…

— А несколько позже инок Герасим, прозванный Болдинским, основал здесь скит, впоследствии монастырь… И удивительные находки, знаете, случаются в истории! В 1923 году в шведских архивах были найдены-что бы вы думали? — приходо-расходные книги Болдина монастыря! Это исключительно интересная и важная находка, потому что подтвердила, хотя и косвенно, мои догадки об архитекторе.

— Кто же он?

— Федор Савельевич Конь.

— Неужто?

— Да, тот самый единственный русский зодчий, который торжественно именовался как «государев мастер палатных, церковных и городовых дел». Родился он тут же, под Дорогобужем, а сын его был казначеем этого монастыря. Федор Конь, как вы знаете, построил два великих сооружения-Смоленский кремль и Белый город в Москве, а тут он появился около 1575 года. Его ссора с придворным Иваца Грозного немцем Генрихом Штаденом закончилась дракой. Мастер скрылся в этот монастырь и начал обстраивать его. Вознесся над лесом собор с громадной центральной главой и четырьмя поменьше, явилась чудо-трапезная, о которой мы уже говорили, колокольня в шестерик с огромными арочными проемами и шлемовидным завершением. Характер кладки, стилевые приемы, зодческий почерк в сочетании с документами и биографическими данными Федора Коня убедили меня в том, что именно он, этот великий русский зодчий, создал на своей родине еще один бессмертный памятник масгерства, искусства и духа, который еще при его жизни считался лучшим архитектурным комплексом Московского государства… Белый город Федора Коня безвозвратно исчез, поэтому так важно было сохранить Болдинский монастырь! К концу двадцатых годов основные реставрационные работы закончились… А теперь пойдемте смотреть. Где моя неразлучная подруга? Куда я ее дел?

Палка нашлась, и мы вышли на улицу. Жадно оглядев окрестности, я ничего не увидел-ни куполов, ни каменного шатра, ни колокольни… Но вот за прудом показалась низкая серо-белая стена и внутри ее что-то неопределенное и бесформенное-какое-то приземистое, свежего кирпича строение, деревянные навесики, груды старого камня, и в центре всего возвышалась гора, поросшая зеленой травой.

— Хорошо видите?-спросил Петр Дмитриевич, приостановившись на плотине.

— Да, — поперхнулся я.

— Они взорвали тут все!-крикнул он, и руки его, сжавшие набалдашник палки, побелели в суставах.

— Зачем? — растерянно спросил я, хотя хорошо знал, зачем фашисты планомерно и целенаправленно уничтожали памятники старины; затем, чтобы уничтожить этот предмет нашей национальной гордости, лишить нас исторической памяти, унизить презрением, запугать чудовищной аморальностью и даже обеднить в какой-то мере материально, потому что хорошо знали-мы все это будем когда-нибудь восстанавливать!

В тот болдинский день я узнал, что варварское уничтожение собора Федора Коня в 1943 году было также актом бессильной злобы и мстительности — в бывшем монастыре располагался штаб партизанских соединений этого района Смоленщины. В крохотном музейчике, еще с двадцатых годов хранящем несколько экспонатов, некогда собранных П. Д. Барановским, лежат на полках партизанские пулеметы, гранаты, висят портреты патриотов-партизан. Краткий отчет о действиях одного из соединений, которым командовал Герой Советского Союза Сергей Гришин: взорвано около ста мостов, пущено под откос 295 паровозов и 8486 вагонов с грузами, уничтожено более двадцати тысяч гитлеровцев…

Окруженные в монастыре партизаны сражались до последнего патрона. Оставшихся в живых согнали к стене Троицкого собора и расстреляли из пулеметов. На этом месте стоит сейчас скромный обелиск, но если думать о священной Вечной памяти, то должно восстать из праха все окружающее его!

Петр Дмитриевич, хватаясь руками за будылья, карабкается на гору камня и ждет, когда поднимутся остальные. Смотрит невидящими глазами вокруг, но у меня такое ощущение, что видит он все лучше других. Так оно и было, потому что никто из нас не видел архитектурного ансамбля Болдина целым, не входил в собор, не поднимался на колокольню.

— Старая Смоленская дорога — вот она, вдоль стены тянется, — показывает он рукой. — Стена имела четыре угловые башни… А там, у главных ворот, смоленские студенты выложили часть стены. Хорошая работа! Ну а мы общими усилиями трапезную возвели заново по моим ранним обмерам. Очередь колокольни. Первый ярус, как видите, готов… Видите блоки под навесами? Они добыты из такой же горы развалин, пронумерованы, и каждый уже знает свое место. Будем поднимать эти куски старой кладки и вклеивать… Собор был взорван умелыми разрушителями, однако огромные куски стен упали целехонькими-Федор Конь делал раствор доброго замеса! Все фрагменты поставим на место…

Это был новый метод реставрации, разработанный Барановским. Пойдут в дело вот эти кокошники, карнизы, детали окон — только когда? Работы на колокольне идут слишком медленно, руины собора даже не разобраны, а дожди, снега и травы вот уже три десятилетия с гаком делают свое недоброе дело, которому, к сожалению, помогало и окрестное население, устилавшее болдинским кирпичом дорожки в личных дворах да полы скотных дворов…

Вдруг я вздрогнул, увидев на краю гигантского каменного развала щемяще знакомое. Побежал вниз. Да, сомнений нет — сибирский кедр! Густотой своей меланхолической кроны выделяется из всего здесь растущего. Лет двести ему, красавцу, не меньше, — француза, значит, еще помнит. И устоял при взрыве, хотя рос под самой стеной собора. Молодец!.. Когда я вернулся, Петр Дмитриевич спросил:

— Кедр смотрели?

— Да… Устоял!

— Мне Мария Юрьевна читала о кедрах из вашей книги. И правда, хорошо бы эти леса поберечь, но с моей точки зрения есть дела поважней.