Операция «Переброс» - Иевлев Павел Сергеевич. Страница 18

Сергеев шёл к воротам как по минному полю – тихо и сосредоточенно. Подойдя, он на секунду остановился, глубоко вздохнул – и изо всех сил толкнул железную створку. Воротина с неприятным скрипом (опять не смазали, раздолбаи! – успел подумать Борух) распахнулась вовнутрь, и сержант кинулся назад. Прапорщик ещё раз порадовался сообразительности Сергеева – тот побежал не прямо, а чуть в сторону, чтобы не перекрыть линию огня. Однако эта предосторожность не понадобилась – за воротами была тишина и никакого движения.

– Так, войска, – скомандовал Борух, – через ворота бегом! Бдительности не терять! Я первый, за мной Миша, потом Джамиль и Птица, Сергеев прикрывает. Пошли!

Все предосторожности оказались излишними – за воротами было пусто, пыльно и уныло. Поблёскивали свежей краской двери склада, стояла рядами законсервированная техника, только непривычно пусты вышки часовых. Боруху эта тишина действовала на нервы: он предпочел бы атаку, стрельбу, любое действие – лишь бы не эту тягостную непонятность. Когда возникает огневой контакт с противником, по крайней мере становится точно известно, где тот находится… Весь опыт Боруха протестовал против идеи, что склад им просто так отдали – берите и пользуйтесь. Если у врага хватило ума разнести центр связи, то и важность склада он должен понимать не хуже, а тут – нате, никого. Значит, он, Борух, не сумел разгадать замысел противника – и это крайне плохо, поскольку непонятно, чего ожидать. Однако подчинённым об этом сообщать не следовало: уверенность в командире – первое дело.

– Птица – закрыть ворота, потом на вышку. Джамиль – сразу на вышку. Смотреть в оба! Стрелять на любое движение, кроме нашего. Сергеев – проверить КПП и с нами на склад. Бегом!

Ключи от склада у прапорщика, к счастью, были – ломать замки не пришлось. Между стеллажей плясали в солнечных лучах пылинки и пахло армией: кирзовыми сапогами, оружейной смазкой и хлоркой. Привычные запахи и безукоризненный порядок успокаивали. Хотелось верить, что броня крепка, что от тайги до британских морей мы по-прежнему всех сильней и что значение косинуса в военное время может достигать чёрт знает каких величин. Запакованная в ящики и аккуратно складированная согласно описи военная мощь внушала уверенность и невольный оптимизм. Вот как провернёт армейская машина своими шестерёнками – и сотрёт в порошок кого угодно…

Борух щелкнул выключателем – лампы под потолком не зажглись. Это было странно – но чёрт с ним, окна давали достаточно света. Он не нуждался в описях – склад находился в его ведении, и тренированная память хранила информацию о расположении всего, вплоть до последней портянки. Первым делом – оружие, потом – жратва, потом – всё остальное.

– Миша, принеси с той полки пять разгрузок и пять вещмешков, – кратко распорядился прапорщик и потащил с полки зелёный ящик с гранатами.

Распихивая по карманам разгрузочного жилета гранаты, перевязочные пакеты и автоматные рожки, прапорщик привычно подивился на расцветку «тайга», до крайности неуместную в степном гарнизоне. На фоне выгоревшего буро-серого пейзажа солдат в таком камуфляже напоминал подозрительного арлекина. Наверное, в таёжных гарнизонах на складах лежали жёлтые «песчанки» – обычное дело в армии…

Падающий из открытой двери солнечный свет на мгновение исчез – рука Боруха метнулась к автомату, но сразу расслабилась – вернулся Сергеев.

– Товарищ прапорщик… – Окончание фразы повисло в воздухе. Было видно, что сержант чем-то крепко озадачен.

– Докладывай.

– КПП проверен…

– Ну сопли не жуй, солдат! Что не так?

– Там… нет никого…

Борух пожал плечами:

– А ты ожидал найти там роту голых баб?

– В смысле… Вообще никого… Трупов тоже нет.

До прапорщика дошло:

– А много было… трупов?

– Пятеро ребят. А сейчас ни одного – кровь только на полу.

Ситуация Боруху категорически не нравилась. Зачем утащили трупы? Жрать они их собрались, что ли? Бррр… Или это акция устрашения? Непонятно… А что непонятно – то, скорее всего, и опасно.

– Так, Сергеев, – ты про это не трепись. Меньше знаешь – крепче спишь, так что побереги сон товарищей. Сейчас возьми разгрузку – я её уже снарядил, возьми вещмешок – там консервы и галеты, и замени Джамиля на вышке – пусть идет сюда, прибарахлится. На вышке пожуёшь – но вполглаза! Бдительности не терять!

Сержант убежал, а прапорщик продолжил обтирать ветошью смазку с ручного пулемёта. Рядом пристроился Миша Успенский, успевший сменить офицерский китель на камуфляжное хэбэ и туфли на высокие солдатские ботинки. В руках он держал грубо вскрытую штык-ножом банку тушёнки, из которой черпал волокна мяса прямо галетой.

– Что делать будем, Боря?

Борух вздохнул:

– Драпать будем, Миша. Долго мы тут не высидим – воды всего пять литров в баклажке. Я её по фляжкам разлил, а больше взять негде. По такой жаре, да если двигаться – через сутки никакие будем.

– Так сразу и драпать?

– Нет, не сразу. Пожрём сначала.

– А как же радиостанция?

– Радиостанцию опробуем, конечно, но что-то я в неё мало верю… Она лет десять на консервации простояла. Ты когда-нибудь видел, чтобы после консервации что-то сразу заработало? А я не радист, починить не сумею… и ещё один момент…

– Какой?

– Электричества нет. Не знаю, куда оно делось, но без прожекторов нам ночью кранты – бери голыми руками. Не удержать нам склад.

– От кого не удержать-то?

– Вот веришь, Миш, не знаю точно. Но подозрения имею самые нехорошие.

– И куда будем драпать?

– В город, вестимо. Командование нас, конечно, с говном съест за оставление гарнизона, но другого выхода я не вижу.

– А если и там… тоже?

– Ну… это вряд ли. Там народу много. Всех не сожрут.

Борух вытащил из вскрытого ящика обмазанную густой смазкой банку «стратегической» тушёнки и начал аккуратно вскрывать её тупым штык-ножом. Однако, выгребая из раскромсанной банки последние волокна жирной говядины, он уже начал беспокоиться – пора бы с вышки Джамилю прибежать.

– Миша, – окликнул он отдыхающего на ящиках лейтенанта, – взгляни там на вышки, чего наши рядовые попритихли? Только аккуратно, мало ли чего…

Успенский подошёл к воротам и осторожно выглянул наружу. Несколько секунд он крутил головой, всматриваясь в жаркое марево, потом обернулся к Боруху:

– Никого на вышках нет! Куда эти черти делись?

Борух замысловато выругался и, отбросив пустую банку, подхватил с пола РПК.

– Твою мать, Миша! Дорасслаблялись мы с тобой! Совсем нюх потеряли!

– Может, они куда-нибудь… ну поссать там пошли… – нерешительно сказал Успенский.

– Миша, ты где учился? – проникновенным тоном спросил Борух.

– В N-ском общевойсковом… – удивлённо ответил лейтенант.

Борух расстроенно покачал головой:

– Миша, если, находясь в окружении противника, ты, не обнаружив на месте часовых, первым делам решаешь, что они пошли поссать, то в училище тебя учили чему-то не тому.

Успенский, обиженно засопев, отвечать не стал, только щёлкнул предохранителем автомата.

Борух, крякнув, вскинул ручной пулемёт и уверенным шагом пошёл к выходу. Он ожидал чего угодно – стремительной атаки собачьих полчищ, оружейного огня неизвестного противника, влетающей в ворота гранаты – но двор склада остался пуст. Пусты оказались и вышки – невысокие ажурные сооружения прекрасно просматривались снизу, но ни Джамиля, ни Птицы, ни Сергеева на них не было – как, впрочем, и трупов. Такое впечатление, что часовые действительно отправились в кустики – вот только кустиков на территории склада не наблюдалось. Спрятаться на заасфальтированном пространстве негде – солдаты просто исчезли.

Выскочивший вслед за ним лейтенант растерянно водил по сторонам стволом автомата, не понимая, что происходит и в кого стрелять. Впрочем, Боруху было не легче – ситуация складывалась просто абсурдная. Чёрт с ними, с собаками, – противник, конечно, непонятный и непривычный, но в него по крайней мере можно всадить пулю, и только брызги полетят. Но тихое и бескровное исчезновение часовых не лезло ни в какие ворота.