Вернувшийся к рассвету - Ясный Дмитрий. Страница 24

— Дим, мальки чё-то долго не возвращаются — может мне пойти поискать?

Это Илья из второго отряда. Он не состоит в комитете, но всегда с нами. На меня он смотрит хмуро и исподлобья, словно я ему сто рублей уже сто лет должен, но на это не стоит обращать внимания — характер у него такой, угрюмый и необщительный. На самом деле он обещает вырасти в неплохого человека, такого же как и его отец, который вечно пропадает по командировкам за границами. В рассудительного, честного и как стена надёжного. А беспокойство за малышей из пятого отряда, объясняется просто — у него трое младших братьев и привычка заботиться о них, стала его вторым я.

— Не надо, Илья. Вон они уже бегут.

Запыхавшиеся, с расцарапанными и измазанными травяным соком коленками, с паутиной на ушах, малыши лопоухими щенками пронеслись наискосок через футбольное поле и замерли передо мной, задрав головы, шумно дыша и поедая меня глазами. Взметнулись к головам маленькие ладошки в пионерском салюте, я соскочил с бортика и ответно отсалютовал, бросая резко вниз и в сторону, поднятую ко лбу ладонь. Один из малышей завистливо вздохнул и попытался повторить моё движение. Не получилось. Почти все в лагере старались скопировать мой жест, но не выходило — не было за их плечами тысяч просмотренных фильмов, где подобные красивые движения ставились актёрам лучшими хореографами.

— Докладывайте, товарищи юные бойцы!

— Товарищ старший командир игры!

Воздуха хватило только на первую фразу, затем малыши дружно сделали перерыв на вдох и закончили воплем, вспугнувшим греющихся на солнце ворон:

— Мы нашли!

И на тон ниже:

— Место, товарищ командир! Оно у ….

— Молчать!

Мой голос стальным лопнувшим тросом хлестнул по дернувшимся от испуга малышам, суровый взгляд придавил к земле, заставляя вжимать их головы в плечи. Я медленно и строго спустился с трибуны и в гулкой тишине подошел к замершим мальчикам.

— А если завтра война, а если завтра в поход? А вам вдруг доверят военную тайну и вы, что, тоже её первому встречному расскажете?

— Но вы свой, вы же наш, товарищ старший….

— Да! — я обрываю начавшего лепетать правого юного бойца — Я свой, я наш. Но!

Я поднимаю свой указательный палец вверх, к чистому синему небу, и золотой луч солнца рождает на его кончике маленькую искорку:

— Но вы обязаны хранить тайну, где находится захваченный врагом наш раненный лётчик ото всех и даже от меня! И если вы с этим справитесь, то вот тогда вы и станете настоящими юными бойцами!

А теперь сбавляем градус пафоса в своей речи и успокаиваем готовых зареветь малышей. Я приседаю на корточки и, проникновенно глядя в их расстроенные глаза, кладу ладони на тонкие плечи мальчишек и тихо говорю:

— А бойцами вы станете обязательно! Вы ведь нашли отличное место и никому, даже мне не рассказали о нём. Молодцы! А сейчас марш умываться и бегом к отряду «Мститель». Вы не забыли, что вы их партизаны — проводники?

— Никак нет, товарищ старший командир игры!

Двухголосый вопль сливается в единый оглушающий звонкий крик, вороны испуганно каркают и, взлетая, важно удаляются от слишком шумных двуногих, а два маленьких пыльных вихря, после короткой пробуксовки, исчезают по направлению к отрядным корпусам.

— Вот, смотрю на тебя, Димыч и всё у тебя получается как в этой….. Как её, Димыч? Ну, там, где дядьки и тётки толстые по сцене ходят и все грустно и долго поют? — Витёк медленно разворачивается и выжидательное смотрит на меня.

— В опере или в театре — вынужденно помогаю я.

— Точно! В опере!

И окончательно бросив наглаживать свой живот, он отлипает от трибуны и громко обращается к играющим:

— Меня мамка туда водила, в воскресенье, а там мужик толстый всё пел про какой-то металл и хохотал в конце страшно. Типа он самый умный. Вот и с Димоном ваще похоже, только он не поёт. Этот толстый тоже людей пугал или хвалил, но сразу было понятно, что это не по-настоящему. Понарошку.

Я улыбаюсь. М-да, Витя полностью непрошибаем и заслуженно носит данное ему мной прозвище Коннан — варвар. Для него все мои эти манипуляции голосом, тоном и взглядом со сверстниками лишь песок под сапогами и смятая обёрточная бумага, он видит суть. Даже не видит, тут я его несколько перехвалил, он чувствует. Хотя природа и обожает равновесие и, лишив Витька некоторой сообразительности в обмен на силу, оставила ему лишь способность ощущать, но этого ему хватает сполна. Он просто чуял, когда его обманывает, когда над ним за глаза смеются или боятся и размышлениями не заморачивался. Этого ему вполне хватало для принятия решения что, как и с кем делать. Мне даже было несколько завидно — никаких рефлексий или долгих размышлений на тему «А вправе ли я так поступить?» и душевных терзаний. Сама простота и истинное дитя природы. Но другом он для меня стал верным и надёжным, без размышлений приняв моё лидерство и главенствующую роль.

Я выныриваю из своих размышлений, обвожу строгим взглядом собравшихся у трибуны и говорю:

— Так, пацаны, давайте заканчивайте ножом кидаться. И руки из карманов выньте, продолжение сами знаете. Давайте проверим ещё раз — всё готово у нас для игры?

— Так проверялись же Дим ещё перед обедом!

— И что? В прошлый раз кто не проконтролировал, что девчонки не все медали нарисовали?

Семён отводит взгляд, а Юрка отвешивает ему щелбан и тут же прячется за братьев от возмездия. Семён показывает ему кулак, и медленно перемещаясь в сторону обидчика, рассудительно заявляет:

— В этот раз всё нормально будет! Я всё вчера ещё прокон… пронтоко…. Блин, короче! Танька со Светкой ещё вчера медали нарисовали- я к ним перед отбоем заходил. Ровно десять штук — «Штурмовик», две серебряные «Снайпер» и одну, золотую — «Герой битвы». У них только пудра кончилась, на две серебряные ещё хватит и всё. А на эти, как ты говоришь, голдовые — нету.

— И повязки всем розданы. И «мстителям» и «бастионовцам». Они в них даже спать легли, мы сами видели — продолжает доклад Алексей и, переглянувшись с братом, смеётся — На руки повязали и под одеяло залезли.

— А потом проснутся и как в прошлый раз, и по запарке, сверху рубахи оденут!

Теперь братья смеются вдвоём и я, вспоминая прошлую игру, смеюсь вместе с ними.

В прошлую игру наши спасители и захватчики раненного лётчика полчаса пытались понять, куда делись их знаки отличия, доорались до версии похищения повязок противниками и только вмешательство старшего пионервожатого помогло избежать конфликта. Меня тогда не было с ними — я ушел за наградами для победителей в игре. Что за игра? Да простая игра, навроде «Зарницы». Один отряд удерживает в плену раненого лётчика, второй отряд его ищет и освобождает. Оружие — наполненные водой полиэтиленовые кульки. Проводники для освободителей — лесные партизаны. Их роль сегодня играют мальки из пятого отряда. В игре только один подвох — храбрый лётчик ранен в ноги и идти сам не может. Сразу четыре человека из активных бойцов в минус. Так что, спасителям пленённого лётчика приходится труднои побеждали они всего два раза. Пока счёт три — два, в пользу захватчиков. Но освободители не сдаются и раз за разом ищут новые тактические ходы — общий штурм, отвлекающая атака и даже пробовали осаду. Сидели в кустах почти до самого ужина и на призывы пионервожатых не реагировали. Соответственно, эмоции в игре переплёскивают через край, и иногда противники сходятся врукопашную. Пацаны, в основном, катаются с пыхтением по траве или кружат вокруг противника, прожигая противника суровыми и гневными взглядами. Девчонки с душераздирающим визгом таскают друг друга за косички. Один раз и раненный лётчик влез в свалку и получил по носу за инициативность. Бардак, короче. Но на этот случай есть мы, спортивный комитет, выполняющие важную роль миротворцев и карающей и контролирующей структуры. В случае серьёзного нарушения правил — мгновенная дисквалификация и удаление с поля, то есть из игры. Вначале, разумеется, были попытки неподчинения и посылания не прошеных контролёров далеко и экспрессивно. Но потом, после пары разъяснительных бесед всё прекратилось. Правильно говорят, что один хороший подзатыльник заменяет двухчасовую педагогическую лекцию. Вот и раздали мы, гм, несколько подзатыльников.