Один день - Николс Дэвид. Страница 21
– Ну вот, – бодро произнес он, – защитный костюм готов. Ну что? Купаться?
Так прошел долгий жаркий день. Они плавали, дрема ли и читали, а когда спала жара и на пляже появилось больше людей, вдруг заметили, что что-то не так.
Декстер был первым.
– Это мне кажется или…
– Что?
– Все на пляже голые!
Эмма огляделась:
– О да. – И снова уткнулась в книгу. – Будешь так таращиться, глаза выпадут, Декстер.
– Я не таращусь, а наблюдаю. Я, между прочим, по образованию антрополог, забыла?
– И по антропологии у тебя была тройка с минусом, верно?
– Двойка с плюсом. Смотри, вон наши друзья.
– Какие друзья?
– С парома. Вон там. Они устроили барбекю. – В двадцати метрах от них над дымящимся алюминиевым противнем сидел голый бледный мужчина, точно хотел согреться, а девушка стояла на цыпочках и махала им рукой: два белых треугольничка, один черный. Декстер радостно замахал в ответ. – А вы голые!
Эмма отвернулась:
– Я так не могу.
– Что?
– Жарить мясо голышом.
– Эм, ты такая консервативная.
– Дело не в консервативности. Я забочусь о своем здоровье, пищевой безопасности и гигиене питания.
– А я бы устроил голое барбекю…
– В этом и разница между нами: Декс, ты такая порочная, сложная натура.
– Может, подойдем поздороваться?
– Только не это!
– Просто поболтать…
– Держа в одной руке куриную ножку, а в другой – его сардельку? Нет уж, спасибо. К тому же, разве это не нарушение нудистского этикета?
– Что?
– Разговаривать с голыми, когда сам в одежде.
– Не знаю, а есть такое правило?
– Читай книжку, ладно?
Она повернулась лицом к деревьям, но за годы знакомства с Декстером так хорошо его изучила, что буквально слышала, как в его голове возникают мысли, будто то были камушки, плюхающиеся в грязь. Вот и сейчас…
– И что ты думаешь?
– По поводу чего?
– Стоит ли нам это сделать?
– Что?
– Раздеться?
– Нет, Декстер, нам не стоит раздеваться!
– Но вокруг одни голые!
– Это не причина! А потом, как же правило номер четыре?
– Не правило, а рекомендация.
– Нет, правило!
– Ну и что? Можно его как-нибудь обойти.
– Если его обойти, это будет уже не правило.
Он надулся и грузно сел на песок:
– Просто мне кажется, это невежливо…
– Ну хорошо, ты иди, а я постараюсь на вас не пялиться.
– Какой смысл идти одному, – обиженно пробурчал он.
Она легла на спину:
– Декстер, с какой стати тебе так не терпится увидеть меня голой?
– Я просто подумал, что без одежды мы сможем лучше расслабиться.
– Не-ве-ро-ят-но, просто невероятно…
– То есть ты не будешь чувствовать себя более комфортно?
– Нет!
– Но почему?
– Какая разница почему? И тебе не кажется, что твоей подруге это не очень понравится?
– Ингрид плевать. У нее очень свободные взгляды. Один раз она позировала без лифчика для рекламы в аэропорту…
– Боюсь тебя разочаровать, Декстер…
– Ты меня не разочаруешь…
– Но есть большая разница…
– И в чем же она?
– Во-первых, Ингрид была моделью…
– Ну и что? Ты тоже смогла бы так.
Эмма громко рассмеялась:
– Ты в самом деле так считаешь, Декстер?
– Ну, для каталогов, по крайней мере. Фигурка у тебя симпатичная.
– Фигурка симпатичная… Боже, помоги мне…
– Я совершенно объективно говорю – ты очень привлекательная женщина…
– …которая не станет раздеваться! Если тебе так не терпится загореть без полосок, вперед, валяй. А теперь, может, сменим тему?
Он отвернулся и лег на живот рядом с ней, опустив голову на руки. Их локти соприкасались, и она снова слышала его мысли. Он слегка толкнул ее локтем:
– Можно подумать, я там чего-то не видел.
Она медленно отложила книгу в сторону, сдвинула очки на лоб и склонила голову набок, став его зеркальным отражением:
– Пардон?
– Я сказал, можно подумать, мы там чего-то не видели. Мы же видели друг друга голыми.
Она округлила глаза.
– В ту ночь, помнишь? После выпускного? Наша единственная ночь любви?
– Декстер!
– Я просто хочу сказать, что никто уже не удивится размерам…
– Декстер, меня сейчас стошнит.
– Ну, ты понимаешь, о чем я…
– Это было так давно!
– Не так уж давно. Если я сейчас закрою глаза, то живо смогу представить…
– Не надо.
– Да, вот ты… у меня перед глазами.
– Прекрати!
– Ага, вижу тебя как наяву…
– Было темно.
– Не так уж и темно.
– Я была пьяна…
– А, все вы так говорите.
– Все мы? Кто это все мы?
– И не такая уж и пьяная ты была.
– Ну, я была достаточно пьяна, чтобы опуститься до такого. Кроме того, насколько я помню, ничего не было.
– Ну, я бы не сказал, что совсем ничего, если я правильно припоминаю…
– Я была молодой, глупой… и вообще, ничего не помню. Моя память отключилась, как после травмы.
– А моя не отключилась. И если я закрою глаза, то смогу прямо сейчас тебя увидеть – твой силуэт в утреннем свете, твои теплые рейтузы, соблазнительно брошенные поверх покрывала из ИКЕА…
Она больно ударила его книжкой по носу.
– Эй!
– Послушай, я не буду раздеваться, понял? И не было на мне никаких рейтуз, я в жизни рейтузы не носила. – Она снова раскрыла книгу и тихо захихикала себе под нос.
– Что смешного? – спросил он.
– Соблазнительно брошенные рейтузы. – Она рассмеялась и с нежностью на него посмотрела. – Ты иногда так меня смешишь.
– Правда?
– Бывает. Тебе бы на телевидении выступать.
Он довольно улыбнулся и закрыл глаза. Образ Эммы той ночью действительно стоял у него перед глазами: вот она лежит на узкой кровати, голая, не считая юбки; руки подняты над головой, и он с ней целуется. С такими мыслями он и уснул.
К вечеру они вернулись в комнату – уставшие, липкие от пота, с обожженной солнцем кожей – и, войдя, сразу посмотрели на кровать. Обошли ее и вышли на балкон, откуда открывался вид на море, которое подергивалось дымкой по мере того, как голубое небо приобретало сумеречную розовую окраску.
– Ну, кто первый в душ?
– Иди ты. А я посижу и почитаю.
Она опустилась в старый шезлонг в вечерней тени, слушая звуки льющейся воды и пытаясь сосредоточиться на крошечном шрифте русского романа; с каждой новой страницей ей казалось, что буквы становятся все мельче.
Внезапно она встала и подошла к маленькому холодильнику, который они наполнили бутылками с водой и пивом; достала банку и в этот момент заметила, что дверь ванной распахнута настежь.
В душе не было занавески, и Эмма увидела Декстера. Он стоял боком под струей холодной воды, закрыв глаза от бившей в лицо воды, откинув назад голову и подняв руки. Она видела впадины под его лопатками, длинную загорелую спину, две ямочки у основания позвоночника над маленькими белыми ягодицами. Но боже, он поворачивается… банка выскользнула у нее из пальцев, ударилась об пол и с шипением полетела в сторону, как реактивный снаряд. Она накрыла ее полотенцем, точно хотела поймать мышь, затем подняла глаза и увидела Декстера, своего «просто друга». Он был голый, не считая свертка из одежды, которым небрежно прикрылся спереди.
– Банка выскользнула! – поспешно сказала она вслух, вытирая пивную пену полотенцем, и подумала: еще восемь дней такой жизни, и я сама взорвусь.
Потом настал ее черед идти в душ. Она закрыла дверь, вымыла пивные руки и, испытывая неудобство, принялась раздеваться в тесной запотевшей ванной, где все еще пахло его лосьоном. Правило номер четыре гласило, что Декстер должен выйти на балкон и стоять там, пока она вытирается и одевается. Но, проведя небольшой эксперимент, он выяснил, что если не снимать очки и чуть повернуть голову, то можно увидеть ее отражение в стеклянной двери и наблюдать, как она натирает лосьоном подрумянившуюся шею. Он видел, как Эмма наклонилась, надевая трусики, смотрел на плавный изгиб ее спины и арку меж лопаток, когда она застегивала лифчик, на поднятые руки и голубое летнее платье, закрывшее ее тело, как занавес.