Форпост. Тетралогия - Валерьев Андрей Валерьевич. Страница 18

Иван подобрал оружие и, похохатывая в душе над самим собой, грозно оглядел окрестности.

— Ну? Где ж вы, твари? Идите-ка ко мне.

Фраза получилась совсем киношной и, всё ещё посмеиваясь над своим новым образом могучего древнего воина, Маляренко уже серьёзно и пристально огляделся. Вокруг была вечерняя степь, овеваемая тёплым ветром. В небе парила пара птиц, а в траве вовсю стрекотали кузнечики. Койотов на горизонте не наблюдалось. Дядя Паша серьёзно разогнал стаю, и после нападения на дежурного люди этих животных больше не видели. Солнце ушло за горизонт, и степь разом перестала блистать жёлтым и оранжевым, сделавшись синевато-серой и какой-то холодной. В кустах проснулись цикады, устроив оглушительный концерт.

Иван поёжился — ночи становились всё прохладнее и прохладнее. Иногда дувший с моря бриз и вовсе можно было назвать холодным. А ветры, гулявшие в степи, постепенно перестали быть обжигающе горячими.

— Прав ты, Коля, конечно прав. Осень идёт. — Иван подумал о том, что бывает после осени, и на миг пожалел о своём решении уйти. — Тьфу! Нафиг, нафиг!

Маляренко еще раз сплюнул и мысленно продолжил: "Пойду по берегу. В том же направлении, куда и шёл. Если это остров, то вернусь назад и тогда двину вглубь, подальше от берега. Если это не остров…"

На этом Ванина мысль закончилась. Куда и до каких пор идти, если он не на острове — Маляренко не знал.

"Может, аборигенов, каких найду".

Сначала Иван этой идеей вдохновился. Затем, припомнив судьбу капитана Кука, призадумался — становиться чьей-то едой не хотелось. Вообще, за время, проведённое в этом мире, Маляренко довольно неплохо освоился на природе. Пообвык, что ли. Ночёвка в одиночестве его больше не пугала, да и с шакалами он справится. Появилась в нём такая уверенность. Если быть аккуратным и на рожон не лезть, то — справится. Маляренко ещё раз подумал, потом, соглашаясь со своими мыслями, кивнул: "Справлюсь".

Солнце село за горизонт, на небе высыпали звёзды. Ваня зевнул и нырнул в убежище.

Впоследствии Иван часто задумывался над тем, что было бы, если бы он остался и не разрушил с таким трудом созданную Ермаковым систему противовесов. Всякий раз, размышляя на эту тему, он приходил к одному и тому же выводу: если бы не его дурацкая выходка — крови, скорее всего, можно было избежать. Но что сделано, то сделано и, делая уверенное лицо, Иван гнал подальше эти тщательно скрываемые мысли. И со временем это у него стало получаться всё лучше и лучше. Вот чего он никогда не хотел бы забыть — так это урок, который он получил в ту памятную ночь. И который усвоил на отлично.

— Ваня, Ваня! Иди к нам! — стоя по колено в морской воде, Оля и Света улыбались и зазывно махали руками. Иван в полнейшем обалдении стоял на песке пляжа и пялился на их загорелые тела не в силах тронуться с места. Ни с того ни с сего среди бела дня на пляже затрещали цикады, и подул холодный ветер. Маляренко сонно застегнул молнию куртки доверху, вытер слюну и повернулся на другой бок.

— Чёрт! Приснится же такое, — пробормотал он, приоткрыв глаз. Было темно, и рассвет ещё и не думал начинаться.

— Ваня! — отчаянный женский крик вспорол тишину. — Ваня! Они идут! Беги! — далёкий голос сорвался на ультразвук, и схватившегося за копьё Ивана подбросило, словно пружиной.

— Вернёмся — пришибу суку! — совсем рядом, за жидкой стеной кустарника раздался громкий мат. — Он где-то тут. Вон кострище. Не отставай!

Зашуршала сухая трава, и сразу последовала новая порция ругани.

— Не отставай!

В ответ кто-то неразборчиво пробурчал нечто утвердительное. Тяжёлые шаги приближались ко входу в его убежище. Маляренко, прижавшийся спиной к веткам в самом дальнем углу своей норы, выставил перед собой копьё и затих. Голос Ромы-аэропорта был всё громче, он безостановочно, временами срываясь на крик, матерился, описывая ближайшее будущее Ивана. Будущее Маляренко, по версии Ромы, было очень неприятным. Хуже всего были проскальзывающие в бессвязной речи электрика истерические нотки, от которых у Ивана холодели кишки, а сердце билось так, что, казалось, его было слышно за километр. Рома явно обезумел. Упиравшиеся в спину Ивана ветви мягко пружинили, подталкивая его к выходу, но перепуганный Маляренко только сильнее вжимался в неподатливые заросли. Впереди зашуршало: там явно выламывали баррикаду. Холодеющий от ужаса Маляренко присел и покрепче сжал древко копья. В почти кромешной тьме ничего не было видно, только неясные тени, рыча, ворочались перед ним. Кровь в ушах стучала так, что Иван уже не разбирал речь своих противников. Древний животный страх перед темнотой и неведомыми врагами охватил его.

Из полуобморочного состояния Ивана вывел страшный удар в грудь. На миг задохнувшись, он громко, судорожно, со всхлипом вздохнул. В голове вспыхнуло где-то прочитанное "колоть чаще!". Со скоростью швейной машинки Иван короткими тычками стал бить копьём в ворочавшиеся перед ним сгустки тьмы. Сколько ударов он нанёс — Маляренко не помнил. Время остановилось.

А потом всё закончилось. Тьма сгинула, налетел тёплый степной ветер, и снова застрекотали цикады. Очнувшийся Иван обнаружил себя сидящим среди кустов на земле, тяжко дышащим и судорожно сжимающим копьё. В едва заалевшем рассвете было видно, что выход из убежища свободен, и просека тоже пуста.

Вихляющей походкой, на подгибающихся ногах и опираясь на копьё, как на клюку, Маляренко выбрался наружу. Степь была необитаема и обыкновенна — никаких неизвестных чудовищ не наблюдалось. В небе гасли звёзды, и пела утренняя птица. Окончательно прогоняя ночное наваждение, Ваня потряс головой. Это было большой ошибкой — желудок не выдержал, и Маляренко вырвало. Копьё вдруг стало липким и мокрым. Терпко запахло кровью, ноги отказали окончательно, и Иван рухнул на пятую точку. Вокруг поплыла мерзкая вонь, и сидеть стало очень неудобно. Почему-то вспомнился старый анекдот. Маляренко упал на бок, подтянул колени к подбородку и истерически расхохотался:

— Концепция переменилась. Я обоср…ся.

Глава 16

В которой Иван ещё раз убеждается в том, что он совершенно не разбирается в людях

— Если ты лох — то это, млять, навсегда!

Маляренко был зол. Так лопухнуться! Он-то считал, что решил и просчитал всё. Так подставиться!

— Идиот! Мудак! Придурок! — яростно полоща в ручье свои джинсы, Иван костерил себя распоследними словами. — Что, мля, думал, Паша тебя просто так отпустит? Думал, Рома о твоих ботиночках позабудет? — в ярости на самого себя Маляренко изо всех сил пнул глиняный бережок ручья. — Ты ж, умник разэдакий, знаток, млять, человеческих душ, только что чуть свою жизнь в унитаз не слил.

Прооравшись, Ваня успокоился, развесил сохнуть на кустах выстиранную одежду и полез мыться. Занятие это было чертовски унизительным, Маляренко не помнил, чтобы подобное с ним случалось даже в детстве. Ледяная вода окончательно охладила эмоции Ивана и он, наконец, включил мозги.

— Первое: вычислили меня очень просто — отвалил я после обеда. Значит, на ночь глядя никуда не пойду. Логично? Ага. Дальше. Останусь возле ручья, понятное дело. Ручей тут один, до дальнего в обратку — пяток кэмэ. А если я иду искать "выход", то, понятное дело, пойду не назад, а вперед- дальше по берегу. А есть ли там вода — неизвестно. Вот ведь блииииин! — Маляренко огорченно почесал затылок. — Конспиратор хренов, тут пройти-то до моря пару километров вдоль ручья и всё! Костёр ночью не горел, но дым-то! Гарь-то далеко учуять можно!

— Уфффф, — сверкая голой задницей, Маляренко поплёлся к сумке с бельём. — Думать надо сначала. А потом делать.

— Второе: дядя Паша всё-таки решил меня достать. Опять ошибочка. Ты, Ванюша, думал, что ты его узнал, и вы по хорошему расстанетесь, а он своим авторитетом ещё и Рому с Серым притормозит. Ага. Щаззз! Он им "фас" скомандовал!