Долгий поцелуй на прощание - Рутледж Виктория. Страница 74

— Ох, — слабо вздохнула она. — Да, еще этот кусочек.

Дант и Гарри с иронией изобразили одобрение. Но Джайлс взглянул в камеру так грозно, что они дружно издали иронично-испуганное «О-о-о».

— Они вырезали все хорошие эпизоды, — возмущалась Кэт. — Там был милый кусочек, когда я его обнимаю, а он немножко приподнимает меня, и…

— А еще был кусочек, где он входит в двери, и на лице его радость встречи, а в руках симпатичная игрушка и букет цветов, и ты бросаешься к нему в красивом платье (показывают в замедленном действии), а он опускается на одно колено и говорит: «Кэт, я так скучал по тебе, давай поженимся!» Похоже, они вырезали-таки этот эпизод, потому что здесь он выглядит раздраженным брюзгой, а у тебя такой вид, будто тебя сейчас возведут на костер и зажарят за твои убеждения. Правда, такое на телевидении любят больше, чем все другие эпизоды.

— Дант! — упрекнул его Гарри. — Я уверен, это не то…

Гарри взглянул на Кэт. К ее раздражению, глаза его были полны ласковой жалости.

— И из снегов Чикаго Кэтрин и Джайлс попадают в снега Лондона, чтобы, наконец, вместе отпраздновать Рождество, — говорил голос за кадром, пока Кэт и Джайлс выталкивали его багаж из лифта.

Голливудский последний взгляд Кэт был скорее паническим, чем триумфальным. Было очень странно видеть себя по телевизору. Она казалась выше, чем в жизни, ростом почти с Джайлса — может, из-за сапожек?

Передача заканчивалась ее откинутыми назад медными кудрями, застенчиво улыбающимися непривычно карими глазами да кружащимися снежинками, летящими в лицо сквозь открытую дверь из темноты стоянки. Пошли титры. Кэт старалась запомнить хоть некоторые имена — на случай, если представится возможность мести. Странная апатия охватила ее.

— Ух, не часто видишь соседей по телеку! — воскликнул Гарри. — Ты выглядела очень эффектно. Очень фотогенично.

Кэт вспыхнула и скинула его ноги с коленей.

— Да, но, как говаривали мы в школе, твой-то — не бог весть, — сказал Дант.

— Простите? Я не говорю на языке частных школ.

— Брось, Дант, парень просто не выспался из-за смены часовых поясов.

Гарри переводил взгляд от Кэт к Данту — вдруг придется разнимать драку. Кэт вскинула руки:

— Я не собираюсь с вами ничего обсуждать! Это того не стоит.

«Просто ты не хочешь слышать, что скажет Дант», — добавил внутренний голос.

— Ну, и где же теперь Великолепный Международный Молодец? — поинтересовался Дант, не обращая внимания на Гарри.

Кэт посмотрела ему в глаза. В них был злобный вызов.

— Он в Чикаго.

— Конечно.

Дант поднял брови. Гнев переполнил сердце Кэт и хлынул наружу.

— Конечно, он в Чикаго! Я знала, что он туда возвращается! У него очень напряженный курс обучения, а после него он получит фантастическую работу…

— В Чикаго, — закончил Дант.

— Замолчи! — выкрикнула Кэт. — Просто… замолчи!

— Я только хочу сказать, — голос Данта был необычно мягким, — что ты слишком дорожишь этим парнем. И так несправедливо, что ты проводишь с ним совсем мало времени. Вот и все. Не нужно истерик. Оборонительных истерик, — добавил он еще тише.

— Что, черт возьми, ты знаешь о моих чувствах к нему?

— Ну, Кэт, — вмешался Гарри, — ты же ходишь по дому в его халате, постоянно о нем говоришь, не звонишь ему, хотя хочется, а твой шкафчик в кухне полон его фотографиями…

Кэт яростно взглянула на него.

— Да, точно, — Гарри поднял руки. — Я съел те оливки, прости. Я куплю тебе, когда магазины снова откроют… Но, знаешь, либо он счастливчик — иметь такую сговорчивую подружку, либо он… — Гарри неловко замялся.

— Водит тебя за нос, — закончил вместо него Дант.

Оба парня смотрели ей в лицо — Дант вопрошающе, Гарри — встревоженно.

— Что это вы имеете в виду?

— Ладно, забудь. — Дант поднял руки. — Давай просто… забудем об этом. Пойдем куда-нибудь и напьемся. Репетиция перед завтрашним. Попросим Кресс пустить к себе в бар. Затем все четверо устроим потасовку на Олд-стрит, и нас арестуют. Я всегда мечтал встретить Новый год в тюремной клетке.

— Да, пойдем, погуляем, — сказал Гарри, потирая ногу Кэт.

«Словно я Лабрадор его матери!» — подумала девушка.

— Не обращай внимания на Данта, — добавил он, когда тот пошел искать свои ботинки. — Он просто… ты же знаешь.

Кэт не считала, что хочет знать, каков Дант. От виски она всегда становилась смущенной, а потом сентиментальной. Передача об историях из жизни — и бесстрастный взгляд на себя и Джайлса — вызвали в ней бурю эмоций. Она была слишком пьяна, чтоб справиться с ними, и от этого сердилась. Кэт ужасно не любила терять самоконтроль. Поэтому-то она никогда и не хотела пробовать наркотики. А теперь мало того, что она напилась (отчасти, к ее стыду, рождественскими ликерами), но и вся страна видела их неуклюжую встречу с Джайлсом. Это даже не позабавило ее. Люди по всей стране будут их обсуждать. Смятение охватило ее.

— Все не так, как выглядит, — пробормотала она.

— Конечно, — уверенно сказал Гарри, теребя кудряшки на ее макушке. Кэт инстинктивно отстранилась. — Пойдем.

ГЛАВА 25

Телефон Кэт зазвонил после десятиминутного перерыва в четвертый раз. Даже не глядя не дисплей, она знала, кто это.

Было утро четверга. Корректура «Смерти в гостиной» задерживалась уже на два дня. У Кэт совершенно не было времени заняться ею раньше. Впрочем, рукопись так и лежала бы на самом дне папки «Неотложные дела», если бы не разговор с Сарой из производственного отдела — краткий, но выразительный.

За минуты, истекшие с момента последнего звонка Уилла, Кэт удалось сверить с редакторским экземпляром только три страницы гранок, испещренных авторскими исправлениями. Меган за дополнительное вознаграждение согласилась вычитывать эту рукопись и просидела над ней, по ее словам, двадцать три часа. Но Кэт результаты ее трудов не показались впечатляющими: среди всего прочего она нашла «громкие заявления на бублике» и «уписанное за ветхостью обмундирование». Это был иронический детектив, а спрос на такие книжки слишком велик, чтоб оставлять опечатки. Кэт еще не пришла в себя после Рождества, не могла просматривать текст на автопилоте и слишком увлеклась сюжетом. «А может, все так и должно быть», — размышляла она, читая, как синеволосая сыщица пыталась починить «падаль» своего велосипеда.

Не хватало еще разговоров по телефону. Кэт старалась проигнорировать звонки, но они не прекращались. Она положила красную ручку «Биро», вынула изо рта синюю и взяла трубку.

— Уилл, пожалуйста, оставь меня в покое, — твердо сказала Кэт. — Даже если бы я знала, что делает Изабель, я бы не сообщила…

На другом конце провода послышалось что-то взволнованное и неразборчивое.

Кэт закатила глаза и принялась бессмысленно чирикать на полях гранок паукообразные каракули.

— Ладно, вероятно, она делает ксерокопии. Стоит у ксерокса в шерстяных штанах и красном свитере, разговаривает с кем-нибудь из коллег о стилях вязки и детях, а не потчует россказнями о рождественской вечеринке с ребятами из отдела почты.

Уилл разразился длинной тирадой, и Кэт осторожно положила трубку на кучу бумаг. Взболтав синей ручкой кофе, она отхлебнула достаточно, чтоб набраться сил для дальнейшего разговора:

— Тебе нечего делать? Мне бы очень хотелось посвятить первую рабочую неделю обсуждению того, какое белье предпочитает Изабель, но пара-тройка других дел, требуют самого пристального внимания. Например, новая рукопись Роуз Энн Бартон.

В ответ раздались мученические возгласы.

— Попробуй цветы, — посоветовала Кэт. — Или котенка.

Она повесила трубку. Мимо проходила Изабель с кипой толстых конвертов чуть ли с метр высотой.

— Изабель, позвони, пожалуйста, Уиллу! Только чтобы сказать, что я уволилась и со мной больше нельзя связаться по этому телефону.

— О, не-е-ет, он теперь тебя донимает? — Изабель положила добрую половину конвертов на свободный участок стола Кэт. — Он мучил мою семью все Рождество, я тебе рассказывала. Бедная мама. Он тридцать пять минут изливался, как скучает по мне, и клялся никогда больше не оставлять носков на диване, и потом только маме удалось сказать, что она может позвать меня из кухни. Она пропустила все выступление королевы. Но, заметь, после этого он не звонил целых два часа.