Бульдог. Хватка - Калбазов Константин Георгиевич. Страница 12
– Мы положили много сил на то, чтобы создать в европейской среде положительный образ русского человека, – наконец закончив манипуляции с трубкой и вновь начав расхаживать по кабинету, но уже куда спокойнее, продолжил Петр. – Мы берем на содержание иноземных писателей, одаренных бойким пером. Издаем газеты и книги, рисуя благородство, чистые помыслы и крепость духа русских. Поддерживаем наших авторов, дабы они описывали иноземное житие без прикрас, но при этом не придумывали ничего сверх меры и давали сравнения с нашими реалиями. Это все работает не только на мнение иноземцев, но и формирует отношение нашей молодежи к самим себе, своим корням и Родине.
«Я помню. Потому что именно я это тебе и присоветовал».
– Нет. Ты на этом настаивал. А теперь предлагаешь вот так взять и все перечеркнуть. Чтобы заработать доброе имя, нужны годы, а вот потерять его можно в одночасье. Вся эта многолетняя работа по созданию положительного образа России и русских как на Востоке, так и на Западе тут же разобьется, как корабль о рифы, если только мы вероломно нарушим хоть один договор.
«Знаешь, один из русских императоров, которого уже никогда не будет на престоле, сказал золотые слова: «Во всем свете у нас только два верных союзника – наша армия и флот. Все остальные при первой возможности сами ополчатся против нас». И еще: «У России нет друзей. Нашей огромности боятся». Не старайся понравиться всем и каждому, они всегда будут ненавидеть нас. Думай о России и своем народе, за который ты в ответе перед Господом. Пекись об их интересах. А что до остальных, просто помни: европейцы могут вытирать об русских ноги или трястись и обделаться при виде них, но они никогда не будут считать русских ровней себе. Так что вот тебе мое мнение: не хрен рубить бороды, мазать лица белилами, натягивать на голову парики и рядиться в подстреленные штанишки».
– Между прочим, бороды я не рублю, налоги за них не взимаю, и бородатые лица все чаще мелькают в моем окружении. От белил и париков наша знать отказалась уже лет десять как. А кюлоты носят только ярые поклонники европейского стиля, не сказал бы, что их так уж много.
«Ну вот видишь. Народ уже идет правильной дорогой. А как говаривал мой командир – если ты не в состоянии предотвратить пьянку, то должен ее возглавить».
– Все бы тебе шутки шутить.
«Запомни, молодой, в каждой шутке есть только доля шутки, остальное все правда».
– А правда у каждого своя.
«Вот мы и подошли к одному из главнейших вопросов. Если правда у каждого своя, то к чему нам чужая правда?»
– Я тебя понял.
«И?»
– Буду заключать договор с англичанами.
«Слова не мальчика, но мужа».
– Но только с оговоркой. Корпус вступит в войну в случае нападения со стороны Пруссии.
«Не подпишут».
– Подпишут. Еще как подпишут. Им нужно решать свои вопросы в колониях. Так что в Европе они сделают ставку на золото. А мы и лицо сохраним, и плату получим.
«Безнадежен», – вздохнул Буров.
В этот момент в дверь постучал Василий. Уж кого-кого, но своего наперсника Петр мог опознать и по звуку шагов и вот по такому стуку. Только он мог постучать почтительно и в то же время требовательно. Возможно, его особая манера, проявляющаяся во всем, даже в жестах, это результат безграничного доверия Петра. Впрочем… Если не доверять Василию, то не доверять в этой жизни вообще никому, а так император жить не мог. Да и никто не сможет, потому что это уже и не жизнь получается.
Вот так. Постучал. Выждал несколько секунд. И вошел. Плевать, чем император занят. Василию по службе надобно, остальное все ерунда. Даже супруга и верная соратница императрица Анна не позволяет себе подобного, дожидаясь позволения войти. А ему хоть бы хны.
Хм. Справедливости ради нужно добавить, что ей подобное тоже не возбраняется. Тут другое. Женская мудрость. Понимает, что не сможет простить измену… Слухов она не опасалась, они время от времени регулярно возникали, хотя и звучали очень тихо. Так что же теперь из-за каждой сплетни накручивать себя. Но если застанет сама, это уже не слухи, а свершившийся факт.
Нет, в любовь своего мужа она верит. Но ведь между любовью и прелюбодеянием большая разница. Мало ли что Петр не поощряет подобную вольность, очень даже распространенную при дворах европейских государей. Было дело, при его собственном дворе, до той злополучной или благодатной болезни, это уж с какой стороны посмотреть, случались знатные игрища. А ну как бес в ребро? Так что лучше подстраховаться, дабы сберечь покой в семье.
Петр откровенно потешался над супругой, потому что искренне ее любил. И любовь эта была видна всем, воплощенная в их двенадцати детях. Одних только мальчиков семеро. А не люби он супругу, так зуд телесный справить можно и где на стороне. Причем совсем не обязательно для этого заводить себе фаворитку.
Н-да. Опять его увело не туда. Впрочем, нормально все, вон и дверь уже отворяется, готовая впустить Василия. А вот и Буров пропал. Петр почувствовал, что тот вернулся в какой-то дальний уголок сознания и спокойно сидит там, посматривая окрест глазами Петра. Откуда он это знает? А он не знает. И Сергей Иванович о том не говорит никогда, сколько он его ни пытал. Но вот верит, что это так, и все тут.
Поначалу было непривычно и как-то дико. Смешно сказать, даже близости с супругой стал избегать, чем вызвал ее неудовольствие и первое серьезное подозрение. Нет, никаких скандалов, никаких вопросов, только Анечка стала какой-то задумчивой и в то же время раздражительной. А еще набросилась на работу, как голодный на краюху хлеба.
Шутка сказать, три месяца бегал от супруги как черт от ладана. Вот как только представит, что не двое их, а трое… Смешно? А он не на шутку ревновал жену к Бурову. С ума сходил от ревности. И это при том, что тот, можно сказать, дух бестелесный, и советы его Петр очень даже выслушивал.
Но потом все же успокоился, научился выбрасывать мысли о Бурове из головы. А тот в свою очередь тихонько сидел где-то на задворках и не отсвечивал. С пониманием этот Сергей Иванович, чего уж там.
– Государь, карета подана, – с легким поклоном, полным достоинства, доложил сорокапятилетний Василий.
– Куда карета? Василий, шельма, говорил же тебе, мне поработать нужно.
– Так ты по иной надобности во дворец деда своего и не ездишь, государь. Да только сегодня ты обещался с семьей в Петергоф поехать. И Анна Александровна с делами своими управилась. Не дело это, когда детки только с мамками да воспитателями. В семье только тогда сила, когда она семья. Вместе нужно держаться, чтобы какая червоточина не завелась. Так что собирайся, государь. До отхода поезда осталось не больше часа, нужно на вокзал успеть.
Как бы это парадоксально ни звучало, но в России начинался железнодорожный бум. Нет, железнодорожные магистрали никто не строил. Но на каждом крупном предприятии имелась своя железнодорожная сеть. На Урале и Алтае протяженность железных дорог уже превышала две сотни километров, и эта цифра продолжала неуклонно расти. Наследие покойного Акинфия Никитича Демидова.
Появилась и дорога, связавшая Петербург и Петергоф. Даже были налажены регулярные рейсы утром, в обед и вечером, дабы благородное сословие и иноземные гости имели возможность посещать этот великолепный парк. Петергоф уже успел стать излюбленным местом отдыха, туда ехали не только влюбленные пары, но выезжали всем семейством. А то и вовсе компанией. В особенности это было распространено среди молодежи. Можно было посвятить отдыху весь день и вечерним поездом вернуться в столицу.
Также к услугам посетителей Петергофа были гостиницы. Последние приютились за территорией дворца и обнесенного кованой решеткой обширного парка. В последний днем доступ был совершенно свободным, разве только дворцовая территория имеет дополнительное ограждение. Но при удаче можно было повстречаться даже с царственным семейством, необыкновенно простым в общении.
Кстати, многие вот таким способом старались подобраться к императорской чете в надежде продавить свой прожект. Правда, нужно было быть очень уверенным в своей правоте, чтобы так нахально отвлекать Петра и Анну в то время, которое они посвящали семье и которым очень дорожили. В противном случае повторного шанса можно было не получить вообще никогда. Угу. Царственные самодуры, куда же без этого. А не надо быть пустобрехом и прожектером.