Любовь и предрассудки - Остен Эмилия. Страница 7

– Ну же, продолжай, думаю, больше удивить ты меня уже не сумеешь, – улыбнулась Луиза, готовая с пониманием отнестись к любому чудачеству своей подруги.

Та передернула плечами.

– Я слишком хорошо помню косые взгляды, которые бросали на меня прежде в Англии, заслышав мою итальянскую фамилию. – Бланш поморщилась. – Станешь представлять меня вашим гостям – представляй как Мэри Вернел, ладно? Не будем создавать почву для конфликтов, тем более накануне твоего праздника.

– Бланш, ну это же глупость чистой воды! – возмутилась Луиза. – Кому какое дело, итальянка ты, полуитальянка, француженка или еще кто? Ты – моя подруга, это главное!

– Лу, – мягко повторила девушка, – пожалуйста, не спорь. Просто поверь – так будет лучше. Нам обеим спокойнее, и никаких поводов для пересудов. Договорились?

– Хорошо… – с сомнением согласилась Луиза. – Я предупрежу маму и всех слуг, что у меня в гостях Мэри Вернел. Так?

– Так.

Весь день девушки провели, гуляя по Грэммхерст-холлу. Луиза всячески старалась растормошить подругу, ее задорные «А помнишь это?» или «Не забыла ли ты про то?» звучали в различных уголках старого дома, но Бланш, казалось, утратила все оживление, с которым приехала накануне.

Луиза кляла себя за недогадливость, но никак не могла понять, что не так с подругой, а на все расспросы та лишь уклончиво качала головой. Единственное, что Луизе приходило в голову, – это длительная дорожная усталость, которая должна пройти после хорошего отдыха и крепкого сна. А для крепкого сна необходимо как следует прогуляться по свежему воздуху. И девушка вытащила Бланш в их любимый розовый сад, надеясь развеселить ее, показав новые кусты, посаженные леди Элен только в этом году, и нежные бутоны всевозможных оттенков – подобные тем, что были свидетелями прощания девушек в саду лондонского дома.

– Смотри же, Бланш… ох, то есть Мэри, здесь ничего не изменилось, только добавилось посадок… А вот это вьющиеся розы, смотри, они за время твоего отсутствия оплели всю беседку.

Бланш сглотнула плотный комок, сдавивший горло, и схватилась за плечо подруги, пытаясь устоять на ногах. Нежный и влажный аромат свежих лепестков и вид оплетенной растениями беседки остро напомнили ей собственные чувства четырехлетней давности: горечь утраты, страх неизвестности и… щемящую надежду на близкое счастье. Бланш была юна, слишком юна, все трудности казались легко преодолимыми, далекая Италия выглядела всего лишь очередным местом жительства, зато вера в любовь была непоколебимой, как суровые шотландские горы.

Что же осталось у нее теперь? Не было ни матушки, ни дома, ни средств к существованию, кроме мизерной суммы, которую она рассчитывала получить в наследство. Но с этими утратами Бланш давным-давно смирилась, а трудности научилась преодолевать. И вовсе не эти печали так угнетали девушку.

Нет, прекрасные розы очень живо и жестоко напомнили ей, что они всегда будут красивы, ухоженны и любимы, в отличие от бедной полуангличанки-полуитальянки, забытой ее вероломным возлюбленным.

– Ах, – Луиза всплеснула руками, – тебе, верно, напекло голову, пойдем в тень, туда, в тисовую аллею, или в нашу рощу, помнишь, как мы оставляли в ней секреты?

– Ты забываешь, я только что из Италии, солнцем меня не напугать, – вяло заметила Бланш, но позволила увести себя от нарядных кустов в прохладную глубь парка и усадить на аккуратный пенек, из которого по распоряжению незаменимой Анны садовник вырезал кресло с высокой спинкой.

– Я не знаю, что с тобой делать, – беспомощно призналась Луиза и кокетливыми складками разложила вокруг пенька края юбки Бланш. – Мне все время кажется, что я что-то не то говорю и поступаю не так…

– Со мной все хорошо, все пройдет. И чем реже ты будешь об этом вспоминать, тем быстрее все закончится. Лучше расскажи о себе. Ты собираешься замуж, а любишь ты… как его? Арнольда? А он тебя?

Луиза, как и ее мать Элен в юности, всегда была послушной девочкой. И хотя ее богатое воображение часто рисовало картины опасных приключений, безумных страстей и неожиданных поворотов судьбы, в глубине души она понимала, что все эти истории могут существовать только на страницах любимых романов, а сама Луиза в ближайшее время будет выдана замуж за того, кого подберет ей мать, приняв во внимание пожелания многочисленных тетушек и прочей опытной родни. Все эти люди искренне любили Луизу и плохого, разумеется, посоветовать не могли. Нет, о браке по расчету и речи не шло, от этих страшных слов Луизу бросало и в жар, и в холод. Леди Элен неоднократно говорила ей:

– Милая моя, выходить замуж надо только по любви. И среди десятков молодых людей, подходящих тебе по возрасту и положению, ты всегда сможешь выбрать жениха по зову сердца.

Луиза охотно соглашалась с матерью. С самого вступления в светскую жизнь она увидела, что мир полон обаятельных и симпатичных юношей, каждый из которых обладал определенными достоинствами и вызывал у девушки вполне объяснимое любопытство. По вечерам, возвращаясь с бала или званого ужина, она представляла, что лорд М. или сэр Дж. – и есть ее будущий муж. Луиза рисовала в воображении всевозможные картины семейной жизни: как они будут смотреться вместе, или как она будет проводить с супругом долгие зимние вечера, в беседах или музицировании, и находила подобные сцены довольно забавными.

Если же они гостили у дальних родственников или друзей леди Элен несколько дней, то Луиза не могла уснуть дольше обычного. Ворочаясь в незнакомой кровати, разглядывая в полумраке стены, потолок и мебель чужой комнаты, она воображала, что в ближайшем будущем может стать хозяйкой этого дома или поместья. И мысль, что такая вот зеленая или голубая комната, а не ее собственная сиреневая в Грэммхерст-холле, будет ожидать ее по вечерам, просто заполняла всю Луизину светлую головку.

Игры в воображаемые замужества так увлекли девушку, что сообщение любимой тетушки, леди Глэдстоун, о визите в загадочное шотландское поместье знатного рода Бернс сразу же нарисовало занятную картину. Мрачный замок, находящийся в отдалении от дорог и людей, и она – его юная хозяйка.

Луиза увидела неприступные серые стены, бойницы, узкие окна, крышу, обдуваемую холодными ветрами, и себя, такую тонкую и изящную, всматривающуюся в даль с этой самой крыши. Ветер треплет ей волосы и раздувает юбки. А она, невыносимо прекрасная, стремится различить на горизонте… Кого она хотела различить и почему стояла на крыше в одиночестве, Луиза придумать не успела.

Путешествие оказалось не таким уж и долгим, болтовня тетушки Глэдстоун изрядно сократила путь, и Луиза увидела симпатичное здание, вовсе не похожее на замок, хотя и довольно древнее. Никаких холодных ветров – дом Бернсов хитро расположился между каменистой грядой предгорья и густым вековым лесом.

Двухдневный бал, охота и изысканные угощения; среди знакомых – кроме самой Луизы с матерью и тетушки Глэдстоун, – пара-тройка кузенов, кое-кто из дальней родни, представители нескольких знакомых по Лондону семейств и даже дальние родственники матери Бланш. Но Луиза не очень хорошо запомнила, кто именно был, а кого не хватало: все ее внимание почти сразу сосредоточилось на сыне хозяйки, сэре Арнольде Бернсе.

Леди Глэдстоун в дороге все уши прожужжала племяннице о том, какой он красавчик и умница, и Луиза ждала этой встречи с нескрываемым нетерпением.

Арнольд Бернс и вправду показался ей довольно красивым. Конечно, лорд Мореган более изящен, и в седле сидит грациознее, и танцует отлично, а сэр Джей Лоукс и вовсе идеален почти во всех отношениях, но в Арнольде она обнаружила какое-то необъяснимое обаяние, совершенно затмевающее недостаток ловкости и обходительности.

Он не осыпал Луизу комплиментами, не всегда успевал первым подать ей руку, чтобы помочь спуститься с лошади или встать с кресла, не пытался протанцевать с ней весь вечер, из-за своей нерешительности упуская ее в распоряжение других кавалеров, но женская интуиция подсказывала девушке, что Арнольд к ней неравнодушен.