Трое нас и пёс из Петипас - Чтвртек Вацлав. Страница 28
– Руда, пора!
Записка взлетела высоко в воздух. На мгновение замерла, как бы выбирая, куда упасть, и быстро опустилась на газон.
Я вздохнул облегченно.
– Здорово!
Руда опрокинулся спиной на траву.
Теперь пусть себе читает. Мне это абсолютно все равно.
Я наблюдал. Что будет дальше?
Записка лежала на газоне. Постепенно темнело, и она становилась все белее. Анча уселась поудобней на лестнице, но голову от книжки не подняла.
– Что она там делает? – спросил меня Руда. – Читает книжку.
– Все ещё читает?
В этот момент Анча захлопнула книжку. Записка белела на газоне.
– Встает!
– Ну вот, сейчас она будет надо мной смеяться! – пробормотал Руда.
Я еле сдерживался, чтобы не крикнуть:
«Анча, посмотри! Ведь записка лежит у тебя под ногами!»
Анча прислонилась к двери, завязала ленту в косе…
Все это я сообщил Руде. Он откатился от клумбы к изгороди.
– Тонда, у меня аж мороз по коже от всего этого! Ты наблюдай, наблюдай!
Прогремели ещё два поезда. На небе растаяли светлые полосы, которые оставляет заходящее солнце. Вдруг на высоком столбе возле шлагбаума вспыхнул фонарь. Это послужило как бы сигналом для захватывающих событий.
Сзади, за домом, скрипнула калитка. Анча сбежала с лестницы и бросилась кому-то навстречу. И в этот момент Руда шепнул мне на ухо:
– Посмотри-ка, вон там шевелятся ветки! Наверняка это Пецка! Он нас выследил.
Дело принимало серьезный оборот. Если Пецка залает, все пропало. Я быстро принял решение:
– Руда, наблюдай за домом, а я пока буду гладить Пецку. Он меня любит!
Но, прежде чем я успел договорить, из-за угла дома показался Генерал. Анча вертелась около него и говорила:
– Папа ужинает, но я его сейчас позову.
Она забросила косы за спину и скрылась в доме.
Генерал остановился на краю газона.
Мы забыли о Пецке и притихли, как воробьи, завидевшие ястреба. Нам казалось, что Генерал видит нас даже сквозь клумбу.
Генерал сделал ещё шаг, нагнулся и внимательно посмотрел на газон. И тут я увидел в его правой руке фонарь.
Руда не был рыболовом. Он даже фыркнул, когда Генерал чиркнул спичкой и зажег свечку в фонаре.
– Что это он делает?
– Вот теперь мы пропали: он пришел искать червей!
Генерал нагнулся и стал потихоньку шарить в траве. Перед ним скользила маленькая лужица света. Все ближе к тому месту, где лежала записка Руды.
– Значит, двойка по поведению ещё до начала учебного года, – меланхолично произнес Руда.
Генерал остановился. Фонарь закачался в его руке. Пятно света скользнуло вперед.
– Ещё три шага…
И тут отец Анчи вышел из дверей и окликнул Генерала:
– Добрый вечер! Как дела, пан учитель? Сколько?
Генерал погасил фонарь.
– Они быстро ловятся.
– Лучше всего искать их после десяти. Анча, принеси стул, пусть пан учитель сядет.
Генерал поставил фонарь в угол у дверей.
– Ты славная и послушная девочка, Анча, но я ещё должен зайти к Людвикам.
Он посмотрел вверх, на небо, где уже появилась первая звезда.
– Маленький дождик не помешал бы. А так, кто знает, вылезут ли сегодня черви.
Потом Генерал и Анчин отец рассуждали о разных рыбах, и с этими разговорами они дошли до калитки. Анча взяла стул и унесла его в дом.
В саду стало тихо…
И тут из зарослей боярышника выпрыгнул Лойза Салих. Он промелькнул мимо нас, перескочил через клумбу, схватил с газона записку и мигом выскочил из сада через дыру в заборе, о которой знал только он.
20
– В погоню! – крикнул Руда.
Минуту мы бегали около изгороди. Дыру, через которую Лойза удрал из сада, мы так и не нашли.
– Теперь нам его ни за что не догнать! Вот, значит, кто шевелился в кустах!
Руда лизнул ладонь, которую ободрал о колючий куст.
– Хотел бы я знать, что этот нюня здесь делал?
И я рассказал Руде, как Лойза следил за мной, как грозил, что расскажет все мои тайны петипасским ребятам. Руда слушал молча и только несколько раз руками всплеснул.
Мне было очень жалко его. Подумать только – завтра этот парень будет опозорен на весь мир! Он будет ходить один-одинешенек по улицам Петипас. Из-за каждого угла, из каждого окна, из-за каждого дерева, из-за каждой калитки к нему будет нестись;
«Руда – плакса!»
Маленькие дети, играя в песочек, будут напевать: «Руда – плакса…»
Я хлопнул Руду по плечу и твердо сказал:
– Но я никогда ни за что в мире не скажу тебе, что ты плакса!
Вместо того чтоб обрадоваться, Руда выдернул из земли морковку и начал её грызть.
Я сказал ему, что так ведь можно и заболеть.
– Вот и хорошо! – откликнулся Руда. – По крайней мере, полежу в постели. А если болезнь будет заразная, никто не сможет ко мне прийти. Проболею до конца каникул, а там, смотришь, и домой.
– А что, если ты умрешь?
– Это теперь не имеет значения! – Руда бросил огрызок моркови через изгородь.
Мы сели на траву. Она была влажной от росы – приятно даже! Это немного охладило Руду.
Сидели мы долго. Руда молчал, я тоже. Просто не хотелось ни о чем говорить. Мы были похожи на двух бойцов, проигравших тяжелое сражение. И, прежде чем снова ринуться в битву, необходимо было отдохнуть.
Совсем стемнело. Небо сплошь покрылось звездами. Мы смотрели на них. В одиннадцатом классе мы будем изучать астрономию. Узнаем тайны звезд. А сегодня мы о них ничего не знаем…
– А звезды довольно далеко, – проговорил Руда.
Дохнул теплый ветерок.
– А после звезд – чего? – спросил я.
– Наверное, опять звезды.
– Ого, сколько звезд!
– Наверняка больше тысячи!
– Я думаю, несколько тысяч.
– Много тысяч!
– А на них тоже живут люди?
– Я не знаю.
– А вот одиннадцатиклассники знают. Руда все смотрел в небо.
– Ну и ладно! Мы тоже скоро узнаем.
– Скоро! Через пять лет!
– Через пять лет… – тихо сказал Руда; звезды пробудили в нас какие-то странные мысли. – Может, через пять лет мы вспомним, как проводили каникулы в Петипасах, и я скажу тебе: «А помнишь, Тонда, как смеялись надо мной ребята из-за того, что я однажды заплакал?»
– А я отвечу: «Да, да, Рудольф, припоминаю что-то в этом роде».
– Я плакса?
– Нет, конечно. Ведь с тех пор ты ни разу больше не плакал.
– Разумеется, – вздохнул облегченно Руда и, довольный, завалился на траву.
Затем мы должны были громко откашляться и высморкаться, чтобы прогнать мысли, навеянные звездным небом.
И вдруг у калитки сада послышался смех Анчи. А потом и другие голоса.
Руда прижался к траве, потянул меня за локоть.
– Внимание! Явились ребята и девчонки.
Дорожка, ведущая от калитки к дому, была в тени, и я не мог разглядеть, кто пришел.
В это время зажегся свет в одном из окон, из него выглянул отец Анчи. В руках у него был Пецка. Такса весело затявкала, ребята столпились у окна. Теперь я мог их разглядеть. Я узнал Грудека, Индру Клоца, а из девочек – только Анчу и Итку Малотову. Лойзы Салиха нигде не было видно.
Ребята дразнили Пецку, но он, казалось, не очень-то обращал на них внимания. Вдруг он выскользнул из рук Анчиного отца на землю и скрылся в темноте. Тявкнул несколько раз и прибежал назад. Отец высунулся из окна и спросил:
– Кто там?
Кто-то из ребят зажег ручной фонарик и осветил кусты за домом. Из них вылез Лойза Салих.
– Эй, ты, куда тебя несет? – крикнул на него Грудек.
– Куда всех, туда и меня! – пискнул Лойза и присоединился к остальным.
Мы с Рудой приподнялись на локтях, чтобы лучше видеть.
Анча отдала Пецку отцу. Он ушел в другую комнату – свет в окне погас.
Газон блестел, как серебро, в лучах фонаря над шлагбаумом. Девчонки и ребята уселись на траву в кружок. Только Лойза Салих не сел. Он ходил от одного к другому и что-то нашептывал своим тонким голоском.
Сначала мы с Рудой не поняли. Нам показалось, что он повторяет начало какой-то песенки. Но, когда он подошел к Анче – она сидела ближе всех к нам, – услышали, как он тихо пропел ей на ухо: