Издержки богемной жизни - Данилова Анна. Страница 6
5
– Рита, Марк, мне, конечно, ужасно неудобно, что все так получилось и вам пришлось остаться с гостями. Но что поделать, если у меня такая работа? Думаю, поэтому я до сих пор один.
– Брось, Паша, не извиняйся. У меня, как ты понимаешь, Марк тоже в этом отношении человек непредсказуемый, постоянно ставит меня в подобные положения. Его почти дома не бывает. Мы даже были рады помочь тебе.
– Рита, я же понимаю, что вся нагрузка легла на тебя. Прости. Прошу тебя.
– Паша, я совсем не устала.
Так, обмениваясь любезностями, мягко извиняясь и принимая извинения, они втроем сидели на кухне и пили чай. Была глубокая ночь, Москва за окном мерцала огнями, где-то высоко, за потемневшими кронами деревьев, сияла голубовато-желтыми светом церковь.
Тихо работала посудомоечная машина, тишину дробило тиканье часов на стене. Рита, утомленная, была не совсем искренна, когда говорила, что не устала. Она не только устала, но и чувствовала какое-то смутное раздражение. И хотя она понимала, что Павел пригласил их сюда не столько ради того, чтобы они помогли ему в проведении юбилея, сколько для того, чтобы увидеть Риту, все равно ей не понравилось, что ее использовали, как прислугу. Это утром она была еще полна сил, ей казалось, что ничего унизительного в этом мероприятии для нее нет. Сейчас же она жалела о том, что согласилась приехать в Москву. Ну и что, если она нравится какому-то там адвокату? Ей-то что? Она любит Марка!
– Постойте… Я же не сказал вам главного! Господи, совсем закружился. – Павел даже встал и хлопнул себя ладонью по лбу. – Рита, я же договорился с одним человеком, он хочет посмотреть твои картины. Марк прислал мне их фотографии по Интернету.
Рита удивленно взглянула на мужа:
– Марк?
– Да, что-то такое припоминаю. – Марк от смущения порозовел.
Он-то не забыл, что Павел обещал познакомить их с одним человеком, продающим картины русских художников за границу. И хотя он отлично понимал, что действует за спиной жены, ему все равно казалось, что Рите надо бы помочь с продвижением ее работ. К тому же она как-то сама оговорилась о том, что мечтала бы купить небольшую квартиру в Москве, так сказать, вложить деньги, и если удастся продать ее картины, то ее мечта может исполниться…
– Марк, за моей спиной ты пытаешься продавать мои картины? – У Риты даже тон изменился.
– Рита, прошу тебя! Успокойся. Да, я отправил Паше фотографии твоих картин, твоих роскошных натюрмортов с фиалками, грушами, хризантемами. Все твои друзья в Саратове ходят, облизываются, обещают купить. Но уже несколько месяцев они не продаются.
– А кто тебе сказал, что я их вообще продаю?! – вскричала уязвленная Рита. – К тому же, может, ты и забыл, но у меня есть постоянные покупатели в Германии, Голландии… Я еще им не предлагала ничего, а ты уже связался с Пашей, и вы о чем-то там договорились!
Она и сама понимала, что ведет себя непозволительно, Марк ведь просто хотел ей помочь, а у Паши на самом деле могут быть хорошие связи, но остановиться уже не могла.
И тогда Павел решил сам выручить друга.
– Вы, дорогие мои, кричите не кричите, но дело сделано: этот мой знакомый завтра-послезавтра возвращается в Москву (он, надо сказать, великий путешественник) и первым делом позвонит мне. Думаете, он не навел справки о тебе, Рита? Работы талантливых художников не остаются незамеченными! Если он пристроит твои работы за хорошую цену и вы купите здесь квартиру, то кому от этого будет хуже? Ты, Рита, напишешь еще что-нибудь гениальное, а у твоей дочери, Фабиолы, будет где проводить каникулы, а потом и жить, если она надумает здесь учиться. Да и вы станете столичными жителями, находитесь по вернисажам, театрам. Рита, не сердись на Марка, он же любит тебя!
Они были правы. Ничего особенного не произошло. Просто она устала. Устала подавать гостям, убирать за ними, чистить переполненные пепельницы. И зачем она только отпустила домработницу?! Сама во всем виновата. Не хотела, чтобы ей мешали.
– Хорошо, может, вы и правы. Но я соглашусь встретиться с вашим перекупщиком…
– Зачем же так грубо? – Павел, склонив голову набок, так уморительно взглянул на рассерженную Риту, что она едва не расхохоталась.
– Так вот, я не договорила. Я встречусь с вашим ценителем картин лишь в том случае, если ты, Паша, позволишь мне принять участие в твоем деле – в защите твоей клиентки, Варвары Арнаутовой, и будешь держать меня в курсе расследования. И еще. Узнай, кто ведет дело об убийстве Извольской, сам познакомься с этим следователем и познакомь меня. Я страшно любопытная!
Марк покачал головой.
– А ты не вздыхай, Марк. Сколько раз я тебе помогала в расследовании твоих запутанных дел? – нахмурилась Рита.
– Рита, ты не оставляешь мне выбора. Если я откажусь (не приведи господь), то каким же легкомысленным болтуном и хвастуном я буду выглядеть перед этим солидным человеком, представляешь? Больше того, я могу потерять клиентов из числа его знакомых. Ведь это только кажется, что Москва большая, а на самом деле – это как одна огромная семья, где все друг друга знают. И моя репутация чего-то да стоит, – сказал Марк.
Она так и не поняла, шутит он или нет, но от своего условия не думала отступать. В кои-то веки она стала свидетельницей разворачивающихся событий, связанных с известными людьми, тем более с актрисами, которых знает вся страна, так неужели она упустит такой случай – оказаться в гуще расследования? Марк взял часть отпуска, но это уж ему решать, возвращаться ли домой и приступать к работе, либо задержаться в Москве, чтобы помочь другу. Конечно, ей хотелось бы, чтобы он был рядом, они действовали бы сообща и, главное, по мере возможности реально помогли Павлу. Кто бы мог подумать, что Паша – адвокат Варвары Арнаутовой?
– Марк, я думаю, что условие Риты более чем скромное, – встал на сторону Риты Павел. – К тому же я отлично знаю ее методы – они более чем оригинальные, смелые. Я буду очень рад, если вы поживете у меня. А если ты, Марк, считаешь, что желание Риты помочь мне в расследовании убийства Извольской – блажь, так не думай об этом, предоставь своей жене немного свободы, а сам отдыхай.
– Рита, тебе мало приключений, связанных с моей работой? – Марк для приличия попытался отговорить жену от этого рискованного занятия. Он-то, как никто другой, знал о ее методах: Рита, пользуясь тем, что она – художница, легко знакомилась с интересующими ее людьми (разумеется, имеющими отношение к определенному уголовному делу), предлагая написать их портрет или приглашая посмотреть свою мастерскую. Правда, бывали случаи, когда она действовала и более дерзко. Но то было в Саратове, а здесь – Москва. И течение жизни здесь более стремительное, бурное, а потому – опасное.
– Марк, ты же отлично понимаешь, что я все равно останусь в Москве. Считай мое увлечение расследованиями блажью, капризом – все равно.
И она посмотрела на него так, что он понял – дело не в расследовании. И не в Павле Смирнове. И даже не в самой Рите. Она знала откуда-то о его мимолетной связи с той женщиной. Она почувствовала это, как животные чувствуют смертельную опасность. И для нее это было смертельно – под угрозой оказалась их семья, их отношения. Но она нашла в себе силы не вспоминать ту ночь и ту женщину. И сделала вид, что поверила ему – якобы он провел эти ночные часы с женщиной, занимаясь исключительно своей работой и беседуя с ней, как со свидетельницей. И вот теперь ему, Марку, ничего не остается, как уступить ей… или же нет, не так – уступать ей. Всегда и во всем. И это и есть то главное условие, на которое он должен согласиться, если хочет сохранить Риту. Тем более что она предупреждала его, еще давно, когда они только приняли решение жить вместе, еще до рождения Фабиолы, что он никогда не будет давить на нее и лишать определенной свободы.
Заметил ли Павел его растерянность и внезапную готовность во всем уступать жене? Нет. Конечно же, нет, он ничего не знает, ему и в голову не может прийти, что между ними (а Марка и Риту он считает идеальной парой) может существовать какое-то напряжение, какая-то недосказанность и тем более подлость и измена, которую им обоим хочется как можно скорее забыть.