Путин. Замковый камень российской государственности - Винников Владимир. Страница 46

Синтез, тем более глубинный идеологический синтез этих сил, — невозможен, и попытка его сконструировать способна лишь поссорить их между собой: особенно «красных» и «белых», которые могут сойтись в оценках роли Сталина (как позитивной) и Горбачёва (как негативной), но, скорее всего, никогда не сойдутся в оценке роли самодержавия в новой истории России и Николая Второго, равно как в оценке Революции 1917 года и Ленина, Свердлова и других культовых фигур советской власти.

«Красные» никогда не сойдутся с «белыми» в оценке событий XIX–XX веков, причём не сойдутся на сакральном, ценностном уровне. Но они тем не менее могут сойтись в том, что можно назвать «принципом позитивной истории», а именно:

1. Путь и итог исторического развития России в целом позитивен.

2. Граждане России имеют все основания рассматривать её историю как предмет гордости, а не самоуничижения и покаяния.

3. Исторический путь страны должен рассматриваться как путь великих побед — хотя и оплаченных подчас высокой ценой.

Признание единства и самозначимости различных исторических периодов России, в широком разделении — монархического и республиканского, дореволюционного и советского, с одной стороны, объединяет представителей разных исторических пристрастий, но оно же ставит вопрос об акцентах прочтения этого единства: о приоритетности и соотношении каждого из них.

Один подход предполагает, что основным, базовым является досоветский период, а советский рассматривается как своего рода вторичный и позитивный только применительно к периоду восстановления государственной мощи с 1930-х гг.

Второй подход, напротив, полагает, что дореволюционный период есть историческое начало и историческая основа, переживавшая тяжёлый системный кризис в начале ХХ века, а советский — есть вершина российской истории и венец исторической миссии народов страны, первыми в мире создавших народное государство и общество, о котором люди мечтали тысячелетиями.

Историко-идеологические споры по этому поводу могут длиться годами и десятилетиями. Но два факта требуют в этом отношении особого учёта с точки зрения текущей политико-социологической значимости.

Первый — то, что наивысшего могущества Россия достигла именно в советский период, когда не только сыграла определяющую роль во Второй мировой войне, определив дальнейшее развитие человечества, не только совершила гигантские цивилизационно-технологические прорывы, включив две трети планеты в зону своего политического, экономического и идеологического влияния, но и воспринималась большей частью человечества как желаемый образец и модель будущего устройства мира.

Второй — то, что большую часть описанного выше тройственного политического союза составляли бы политические симпатизанты советской модели: 36 % из 69 % доли данного союза среди всех граждан.

С другой — что для населения России доля позитивных культовых образов и фигур советской эпохи ещё больше и начинает возрастать и в наиболее молодых группах.

По майским данным ФОМ 2013 года (http://fom.ru/Proshloe/37), 40 % граждан считают, что Ленин принёс стране больше пользы, и 18 % — больше вреда, в отношении Сталина эти цифры составляют соответственно 32 % и 23 %. Хорошим человеком Ленина считают 51 %, плохим — 10 % (http://fom.ru/Proshloe/10899).

Особо нужно обратить внимание на то, что если по мере снижения возраста от 75 лет и старше до 36–42 лет положительная оценка деятельности обоих лидеров снижается: для Ленина — с 61 % до 30 %, то при дальнейшем понижении возраста, с 28–35 лет до 18–22 лет, эта оценка возрастает с 30 % до 43 %.

Схожая картина наблюдается в оценке деятельности Сталина: с понижением возраста от 75 лет до 43–50 лет она снижается с 49 % до 24 %, но затем вновь растёт и в возрастной группе 18–22 лет достигает 34 %.

Иными словами, налицо явное улучшение отношения к двум главным знаковым фигурам, олицетворяющим советскую эпоху (то есть к базовому образу советского периода) именно у молодых поколений, то есть и Ленин, и Сталин занимают лидирующие позиции в молодёжном сознании.

При этом историческую роль Ленина положительной в истории России (http://fom.ru/Proshloe/10899) считают 57 %, отрицательной — 19 %.

По данным Левада-центра от апреля 2013 года, говоря об историческом значении Ленина, 58 % высказывают те или иные позитивные оценки против 25 % отрицательных (http://www.levada.ru/19-04-2013/o-lenine-i-leningrade).

Одновременно, согласно майским данным этого же центра, оценивая фигуру Николая Второго, только 23 % считают его безвинной жертвой, тогда как 55 % в тех или иных формулировках признают, что он заслужил свою судьбу.

Нужно учитывать и то, что сам коммунизм как общественное устройство подавляющее большинство граждан и сегодня оценивает положительно — 59 % при 15 % отрицательных оценок (http://fom.ru/obshchestvo/11120). Это же отношение, хотя и при естественной корректировке, характерно и для возрастных групп в диапазоне 18–30 лет: 47 % против 25 %.

Таким образом, налицо явное противоречие: с одной стороны стоит задача создания политического союза сторонников сильной роли государства в обеспечении развития общества — с другой есть явное противостояние исторической памяти социальных групп и сил, которые должны составить этот союз. Соответственно, стоит задача восстановления единства и значимости различных исторических периодов, с другой стороны — есть явное противостояние в оценках этих периодов и символов этих периодов.

С объективных позиций у Путина есть возможность политически преодолеть это противостояние образов и памяти своей позицией и своей политикой как бы «замкнуть» этот разрыв, обозначив собой продолжение позитивного в этих периодах. Но это требует и самоопределения по ряду оценочно идентификационных моментов.

Первый: наследником чего в обоих этих периодах он является. В обоих этих периодах, в частности, содержались и начала статичности, приводившей к стагнации и национальной катастрофе, и периоды высокой динамики и стремительных прорывов, из катастрофы выводивших.

Второй: какая социальная группа, из ориентированных на приоритетность этих периодов, политически более значима и может в большей степени служить опорой для решения тех задач, решение которых составляет Функцию Путина.

Третье: доминирующий характер и алгоритмы социальной деятельности какой эпохи в большей степени соответствуют характеру и требуемым алгоритмам решения этих же задач.

В отношении первого самоопределения, если определять единство досоветского и советского периодов через начала статичности, в том числе ценностной статичности, возникает проблема противостояния самих этих статичных начал: православной религии и официальной коммунистической идеологии. В них можно в определённой степени найти общее — и даже можно выстроить определённый союз между ними, — но по сути своей они методологически и мировоззренчески всегда будут нести в себе свое собственное противостояние — и противостояние по поводу оценки тех или иных исторических событий.

Сам по себе этот союз частично возможен и ситуативно полезен — но недостаточен и непрочен. Он эффективен как антиэнтропийный союз, определённый оборонительный союз в противостоянии разрушению тенденций постмодерна и внешних угроз, — но оборона всегда недостаточна, оборона — это смерть прорыва.

В большей степени оба исторические периода в своей значимости объединяются динамическим началом, обеспечивающим решение эпохальных задач России, её строительства и созидания. Динамическое начало прорывов для обоих периодов — это ключевые фигуры этих периодов: для досоветского — Иван III Великой и Иван IV Грозный, Пётр Первый и Екатерина Вторая, для советского — Ленин и Сталин.

В отношении второго самоопределения, с одной стороны, нужно учитывать, какая группа более многочисленна и в большей степени может служить электоральной опорой: идентифицирующих себя и образами досоветского периода в три-четыре раза меньше, чем идентифицирующих себя с образами советского, при этом именно последняя идентификация носит характер идентификации с образами прорывного развития и так или иначе ориентирована на него.