Четвертая магическая война - Мясоедов Владимир Михайлович. Страница 37

Откуда ни возьмись в небе появилась польская авиация. Было ее не так чтобы сильно много… Однако вполне достаточно, чтобы устроить неравную драку при соотношении сил три к одному с теми воздушными судами, которые избежали действия затягивающей в себя всё искусственной звезды. Эсминец полностью втянулся в полыхающий шар, напоследок мигнув распавшимся защитным куполом. Впрочем, к огненной сфере уже притягивались сразу три новых корабля, один из которых не уступал в размере оставшемуся в руках противника «Змию». Два отчаянно пытающихся вырваться из незримых тисков относительно мелких судна столкнулись между собой, превратились в груду обломков и почти мгновенно оказались всосаны магической версией Солнца. А вот с борта парящего линкора прямо в сердце полыхающей смерти ударила струя тумана, на несколько мгновений заставившего вражеские чары уменьшить свою интенсивность и покрыться твердой коркой… Но уже спустя пару секунд та расплавилась, и окутанный магическими щитами громадный корабль стал втягиваться в колдовскую геенну, как сосиска в голодного кота. Однако эта жертва, к счастью, оказалась последней.

Олег почувствовал, как сразу с нескольких судов ударили пересекающиеся друг с другом волны магии, оставившие после себя в воздухе несколько громадных, сыплющих во все стороны потоками фиолетового света рун. Громадный огненный шар не угас и не исчез. Просто гореть он стал… медленнее. И крохотные людские фигурки, метавшиеся по палубе уничтожаемого линкора, вдруг стали шевелиться как вареные мухи. Зато вся остальная армада российских воздушных судов на всех парах рванула вдаль от ужасного объекта, не забывая палить по встречным и поперечным им польским судам. Корабли преимущественно двигались вверх, а если они могли себе подобное позволить, то вперед и вверх. Причиной этого являлись польские крылатые гусары, которые почти без усилий проникали за магические щиты и своими зачарованными копьями выкашивали палубную обслугу. Пегасы, на которых сидели благородные паны, были пусть и магическими, но все-таки крупными животными. При резком наборе высоты они себя чувствовали не очень хорошо, а на нескольких тысячах метров банально начинали задыхаться. В то время как механизмы воздушных судов могли бы работать даже в вакууме, а их экипаж от внешней среды защищался специальными артефактными воздушными щитами, которые на коней, пусть даже летающих, впихнуть затруднительно по причине габаритов.

– Остановка времени! – ахнул отец Федор и перекрестился. Крест на его груди уже лежал ровно, тогда как волосы еще торчали под наклоном в сторону искусственной звезды. – Спаси и помилуй мя, Господи! Никак кто-то из архимагов инкогнито на фронт прибыл и теперь с нами путешествует!

– Скорее, замедление. Хотя его тоже можно назвать остановкой, только неполной. – Олег передернул плечами, попытавшись представить, кем же надо быть, чтобы так фривольно обходиться с одной из наиболее незыблемых сил мироздания… – Изгнание нежити на пять часов!

Небольшой планер, больше похожий на бочку с прилепленными сверху куцыми крылышками, шел прямым курсом на трофейный корабль. И все бы ничего, ведь большая пушка в такого задохлика просто не влезет… Да только в кабине пилота за рычагами управления скалился упырь. Причем в обрывках российской униформы. Мертвяк, видимо, сохранивший часть навыков из своей жизни, но сменивший командование, определенно шел на таран. К счастью, разума у отрастившего выдающиеся далеко вперед клыкастые челюсти покойника осталось маловато. Иначе бы он точно выбрал для атаки не то место, где находится священнослужитель.

– Изыди! – громовым басом рявкнул отец Федор, для пущего результата швыряя в приближающийся летательный аппарат небольшим бол… Вернее, боевым кадилом, в мгновение ока извлеченным из рукава. Метательный снаряд летел быстро и сильно, мало чем уступая какой-нибудь примитивной пороховой ракете. И обладая примерно той же меткостью. В общем, в свою цель освященный предмет даже не попал, просвистев в паре десятков метров от гнилого пилота. Однако, как ни странно, покойнику хватило и того. Он перестал дергать за рычаги управления, и вражеский летательный аппарат, пролетев еще немного вперед по инерции, поднырнул под брюхо стремительно набирающего высоту корабля. А после по наклонной траектории так и понесся к далекой земле, чтобы исчезнуть при ударе в клубах дыма и пламени. – Вот же бесовская сила, да откуда их тут столько?!

Польских гусар, смертоносных и почти неуловимых обычной корабельной артиллерией, вокруг вилось лишь несколько сотен. Мелочь, которую армада российских летающих кораблей переработала бы на конскую колбасу минут за пять. Если бы компанию им не составлял десяток кораблей, один из которых также являлся парящим линкором. Но и это не могло считаться серьезной проблемой. Соотношение семь к одному позволяет нивелировать практически любое технологическое преимущество, индивидуальное мастерство и высокий боевой дух. Но у поляков был и еще один вид войск. Брандеры, управляемые лишенными страха смерти по определению дохлыми пилотами. Эти бочки летали криво, косо и медленно, взрывались чуть ли не от комариного чиха и абсолютно не могли координировать свои усилия, но их насчитывалось много. Наверное, сотни три. А может быть, и все четыре.

Орудия всех кораблей, как зенитные, так и бортовые, палили в белый свет как в копеечку. И свои плоды эта тактика давала. Непреодолимую стену огня у русской армады создать, может, и не получилось, но значительная часть истребителей-камикадзе теряла высоту или взрывалась еще задолго до подлета к своей цели. Правда, те немногие из них, кто все-таки достигал отчаянно огрызающихся воздушных судов, вполне оправдывали свое существование. Олег прикрыл глаза, когда совсем рядом разлетелся на кусочки эсминец, которому очередной самоубийца вонзился куда-то в пределы снарядного погреба. Однако даже если таран оказывался не столь удачным, приятного все равно было мало.

Парящие линкоры на дыры в своей броне и корпусе плевали. Их уязвимые места оказались упрятаны слишком глубоко, чтобы поверхностный взрыв мог их достать. Однако гиганты все же понесли потери в виде части своей артиллерии, многочисленных дыр в гондолах и палубной команды. Пытавшиеся выйти вперед и собрать на себя основной вал брандеров броненосцы обзавелись уже тремя-четырьмя подпалинами каждый, но терять высоту пока не спешили. А с чего бы, если их обшивку так и не пробили ни разу? При попадании брандера в канонерку от последней оставались рожки да ножки, двигающиеся к земле с ускорением свободного падения. Эсминцы же, поцеловавшиеся с начиненной взрывчаткой летающей бочкой, играли в русскую рулетку. Только целились не в висок, а в живот. Примерно половина пострадавших судов теряла высоту, ход или загоралась, а остальные продолжали со скрипом тянуть лямку… До второго тарана, который гарантированно выбивал их из игры уже окончательно. Но, по крайней мере, с этих кораблей могли спастись какие-то люди. Те, кто умел летать или хотя бы удачно падать.

Неожиданно пальба кончилась. По уважительной причине. Кончились также брандеры и польские корабли. Олег, залегший на палубе между своими подопечными, играющими роль полевых укреплений, отважился поднять голову и стал считать потери. К его удивлению, полного разгрома не случилось. Воздушная армада хоть и выглядела изрядно потрепанной, но в строю пока оставалось не менее семидесяти процентов судов. А значит, командование отменять штурм крепости и не подумает.

К полному удивлению Олега, крепость Старый Сокол действительно оказалась… Соколом. Высокие кручи, явно поднятые из глубин земли искусственно, ограничивали с трех сторон небольшую долину. А четвертой стеной укрепления служил он – Старый Сокол. Массивный бастион груди венчала абсолютно пропорциональная голова хищной птицы, меж обманчиво тонких лап мог бы протиснуться боком почти любой из парящих линкоров, а боковые пристройки очень тщательно имитировали крылья. С расстояния в добрый десяток километров, во всяком случае, каких-либо огрехов заметно не было. Начинающий чародей мало чего слышал о такой ужасной науке, как сопромат [22], но догадывался, что подобная красота стоила замку изрядной части прочности. А также потери имеющейся площади и повышенных финансовых расходов на строительство и содержание. Видимо, архитектор совсем помешался на орнитологии. Хотя, скорее всего, во всем был виноват заказчик: творческие люди, конечно, любят повыпендриваться… Но те из них, чьи творения переживают века, обычно все же придают большее значение не эстетическим показателям, а практичности, надежности и целесообразности.