Тайна Черного моря - Гречин Игорь. Страница 6

А в это время другой солдатик армейским ножом не менее ловко снял с фотографий по лоскутку тончайшего химического слоя и налепил на линзы. Техника, пусть и самая современная, всегда дура. И толковый человек знает, как её обмануть.

– Михаил Иванович, – уважительно обратился псевдополковник к рыжему. – А против кого нас сегодня бросили?

– А черт его знает, – выругался, маскируя растерянность, Михаил Иванович Поляков – прапорщик отдельного взвода президентской охраны «Кроты». Взвода, предназначенного для боевых действий в московском метрополитене на случай захвата города противником. – Тревога боевая. Звонок из приемной Самого. Дискету с паролями курьер лично в руки. Судя по шуму начальства – не меньше чем инопланетянина берем.

– Инопланетянин, так инопланетянин, – бесстрастно хмыкнул замаскированный под Палыча солдатик, вставив линзы. Быстро заморгал, привыкая. Смахнул невольную слезу. Хлебнул из пробирки раствор и стал немелодично полоскать горло.

– Третий слева! – от волнения вслух сказал прапорщик и подступил к третьему слева голубому шкафчику.

Дзинькнул об пол сбитый замок. Ребятки споро доставали из карманов детали и собирали автоматы. Пять секунд, готово.

Михаил Иванович за своих ребят был спокоен. Это же не салабоны. Глянуть любо, как собрал автомат сержант Коляденко, отличник боевой. Его главный плюс – разумная осторожность: лишний раз пуле поклонится, без команды и полшажка вперед не сделает…

Прапорщик вспомнил, как вылавливал Коляденко, ещё салагу, в самых невероятных местах. То будущий сержант ухитрялся спрятаться (и заснуть!) под вывешенными в ряд шинелями; то, стащив у баталера ключ и сделав слепок, повадился отлеживаться в сушилке; то нашел, хитрец, место для отдыха в очереди в санчасть. Дойдет его очередь, он всех вперед пропустит и снова дремлет.

Конечно, Михаил Иванович подобную самодеятельность карал нарядами вне очереди и мытьем сортира, но в глубине души улыбался – добрый солдат получится. И не ошибся.

Внутри шкафчика оказались два оголенных проводка. Четвертая стена поехала в сторону.

– Нет бубей, хоть… – сказал лейтенант в телефонную трубку и ударился лицом об стол. Уже мертвый. Из дырочки во лбу ленивыми толчками выплескивалась кровь. Краповый берет съехал в быстро расплывающуюся клюквенную лужицу.

Отцы-командиры, дав все коды, весьма облегчили задачу прапорщику Михаилу Ивановичу Полякову. Долгий рискованный спектакль стал не нужен. Хотя лжеполковник в команде может сгодиться – там, внизу.

Из рукава прапорщика зашипела тоненькая струйка ослепительно белого огня, и титановые прутья решетки с глухим звоном осыпались на бетон.

– Ребятки, не мешкаем, – сказал прапорщик, и отряд рванул к лифту, а сам он метнулся к столу и телефонным аппаратом изобразил на столешнице замысловатую фигуру, как компьютерщик «мышкой».

На пост номер два пошел сигнал: «В лифте свои».

Грудью впихнув последнего бойца в кабину, прапорщик задышал глубоко и ровно, как всегда перед боем. Лифт пополз вниз. Тринадцать «кротов» тесно (тесней только в братской могиле) прижались друг к другу, задрав автоматы над головой – иначе бы не поместились.

– Все, приехали, – констатировал шепотом Художник и не без страха добавил: – Ну теперь, мама, держись!

– Попсихуй мне тут, й-йошкарола! – одернул властно Михаил Иванович.

Истерика в бою – дело полезное, но в меру. Тем паче что за Художником глаз да глаз нужен. Сколько нервов Иваныч угробил на этого пацана – один Бог знает. Полтора года назад даже чуть не спровадил неслуха в дисбат по нелепому поводу, лишь бы отделаться. Мальчишка был ершистый, родом из Ростова, наблатыканный под завязку. Шпана шпаной. До призыва вместо уроков квартиры чистил. И служить пошел, чтобы срок не словить – в армии, гаденыш, решил от тюрьмы спрятаться. Теперь прапорщик несказанно радовался —

Художник стал лучшим бойцом взвода. Но, как и прежде, за ним требовался глаз да глаз.

Секунда, чтобы выйти из лифта. Секунда, чтобы осмотреться. Вот она! Все как в инструкции. На шершавой бетонной стене чуть приметная кнопка.

Прапорщик Поляков перекрестился (сейчас можно) и нажал.

Опускающаяся стена ещё не успела сравняться с полом, а пыльное стекло дежурки покрыли трещины от ударов пуль. Хрясь – и пуленепробиваемое стекло рассыпалось, а за ним конвульсивно дернулся, получив игольчатую пулю в переносицу, кряжистый сержант с маузером в руке. Что-то громко лопнуло, на его голову полился фонтан ярко-синих искр – чья-то пуля угодила в один из мониторов.

Поляков кивнул Художнику, – дескать, давай вперед и осмотрись, все ли чисто, – и зло рявкнул, заметив, что боец склонился над трупом:

– Я же тебя предупреждал, й-йошкарола, трофеев не брать!

– Да брось, пахан, это ж не волына, это цацка музейная, – недовольно фыркнул Художник, но все же вернул маузер в остывающую ладонь.

Снова запульсировала струйка ослепительно белого пламени из рукава. Вакуумный резак, как шутят посвященные – «космическое оружие ближнего боя». Со знакомым лязгом попадали на пол прутья очередной решетки, преграждавшей дорогу.

– Быстрее, сынки, быстрее, – поторопил сквозь прикушенную губу командир.

Сынки, дощелкивая патроны в «рожки», побежали вперед. Они знали, что, когда этот туннель кончится, надо повернуть налево. Как борзые собаки на охоте, бегущих опередила свора теней.

В нос шибанул запах то ли нужника, то ли армейского склада. Группа уперлась в сваренную из вертикальных металлических полос дверь.

Здесь прапорщик не спешил нажимать известную по анонимной инструкции кнопку, а встал на карачки и прожег в двери рядом с полом крошечную дырочку под углом к косяку, чтобы с той стороны не заметили огонек.

Один из бойцов подал ему баллончик с острым носиком. Поляков вставил носик в ещё раскаленное отверстие. Отряд на всякий случай воткнул в ноздри неудобные одноразовые фильтры.

Прапорщик крутанул баллончик, и в отверстие потек газ «Черемша-3», по характеристикам не имеющий аналогов при решении задач по дезориентации противника. «Черемша-3» на длительное время отключает в мозгу центры ответственности, и подвергшийся воздействию этого вещества становится абсолютным пофигистом. Где-то с месяц его будет интересовать только жратва, сон и справление нужды, причем последнее – в собственные штаны.

Пока газ распространится по следующему помещению, пройдет не меньше минуты. Коляденко эту минуту решил использовать на то, чтобы лишний раз проверить амуницию.

А прапорщик Поляков, выжидая, боязливо огляделся. До сегодняшнего дня он считал, что знает московские подземелья как родную казарму. Приведи его с завязанными глазами под землю и сними повязку, и он, й-йошкарола, назовет координаты данного места, глубину погружения, ближайший выход на поверхность и фамилию архитектора, проектировавшего этот ход. И вдруг выявляются совершенно незнакомые казематы… Как сосулькой по башке.

Потолок ниже обычного. Сверхпрочный, импортный бетон, который используют только для возведения правительственных бункеров… Что-то неправильное было в этой системе обороны. Как будто строившие опасались нападения не снаружи, а изнутри…

Баллончик с «Черемшой» опустел. «Кроты» снова исполнили стойку «сито». Как на тренировке. Нет соответствующей команды, значит, действуй по отработанному варианту. В подземелье не всегда команду дашь, в земле железа навалом, экранирует, зараза. А голосом… Звуку в подземелье деться некуда. Будет гулять, пока весь не осядет на барабанных перепонках. Поэтому услышанному в подземелье не доверяй. Чистый обман.

– Художник! Чего ворон ловишь? Когда я работаю, ты должен тылы прикрывать.

– Папаша, не надо ерзать, вы не на диком пляже.

– Ну, пора, й-йошкарола, – сам себе скомандовал прапорщик Поляков Михаил Иванович. И нажал кнопку. Дверь – наверное, для разнообразия – уплыла вверх, а не вниз, но за ней обнаружилась привычная решетка.

Громко хлопнул выстрел. Летучей мышью шарахнулось меж стен эхо. Стреляли оттуда. «Кроты» тренированно посыпались на пол, выплевывая из автоматных стволов гораздо менее шумные, но смертельно опасные игольчатые визитные карточки.