Зелёная кровь - Далин Максим Андреевич. Страница 24

- Трансформы были и продолжают являться оптимальным объектом исследований, - говорила сухая плоская человеческая самка парочке в форме с галунами. - Их организмы после трансформации представляют собой максимально достоверную модель человека, за исключением характерных для естественного вида трансформа физиологических частностей. Абстрактный гуманизм Лиги не только может лишить современную науку незаменимого полигона для изучения человеческих болезней и создания новых лекарственных препаратов... ваша организация тоже лишится идеальной возможности изучать действие... некоторых ваших новинок... Господин Курц, я надеюсь, вы напомните генералу Лингдому...

Мэллу тихо все ненавидел, иногда откликался на кличку Пушок, иногда - нет, и никогда не разговаривал и не спорил с людьми. Он не мог разговаривать с существами, пропитывавшими все вокруг тоской и болью. Разговаривать с большинством экспериментальных животных Мэллу тоже не мог: им было не до бесед. Изувеченные людьми калеки, в которых страдания выжгли разум Старшей Ипостаси, онемевшие, кусающие себе истерзанные лапы, только прибавляли Мэллу ненависти. Его потребность в общении отчасти удовлетворяла беленькая дворняжка, за которой длительное время только наблюдали, восторженная дурочка, обожающая людей, вывертывающаяся вон из кожи, чтобы им угодить, забавная бедолага, жившая в соседнем вольере.

- Как можно быть таким неблагодарным? - говорила она, когда людей не было поблизости, а Мэллу проявлял некоторый интерес к беседе. - Они же тебя приютили! Кормят! Прививку сделали от чумы! Алик со мной даже гулять выходит...

- Пальмочка, - говорил Мэллу, - знаешь, зайцы очень вкусные. Особенно голова, мозг, пока он еще теплый... жареная курица тоже ничего, если без перца...

Ничего больше он не хотел с ней обсуждать.

- Сегодня на обед овсянка будет, - говорила Пальма.

А потом люди ее убили током в тот момент, когда она спала в Младшей Ипостаси, потому что им было интересно, как выглядит ее мозг, когда она зверь. А Мэллу искалечил очкастого ассистента - очень жалел, что не до смерти, но так получилось.

И ему не успели отомстить, засунув живьем под нож, потому что той же ночью сторож впустил в виварий троих неизвестных, и они усыпили Мэллу пулей с наркотиком, чтобы увезти его к владельцу собачьих боев с тотализатором.

Поначалу Мэллу почти понравилось это место. Некоторое время его кормили очень хорошо; рубцы на голове начали затягиваться, боль мало-помалу ушла. Первый же бой дал возможность наконец поработать затекшими, ослабевшими от вынужденного безделья мускулами, настоящее удовольствие. Мэллу вспомнил, как дрался с бродячими собаками, и показал класс. Ошалелый от наркотиков, дурной от немотивированной пьяной ярости пес не вызвал у Мэллу никаких эмоций, кроме чистого наслаждения убийством, собственным превосходством и силой. В зале, конечно, и тогда были мертвяки и полумертвяки, но на тот момент отвращение и страх вытеснило чувство иллюзорной свободы, катарсиса хищника во время боя...

На время.

Бои давно сделались рутиной. Отвратительный запах зверинца стал невыносим. Теперь ему все реже давали свежее мясо, от искусственного корма тошнило, а от присутствия поблизости мертвяков приходила та самая безнадежная апатия, которая навалилась, когда Мэллу пришел к своему лесу и увидел, что леса больше нет.

Если кошку никто не гладит, у нее отсыхает спина. У Мэллу отсыхала душа. В один прекрасный день он окончательно осознал, что умрет в клетке, так и не узнав любви и забыв о всех видах симпатий. И враги сдерут великолепную пятнистую шкуру с его окоченевшего тела.

Нестерпимую ярость можно было отчасти сорвать только в драках. Это сделало кота фаворитом боев - но что ему было за дело до этого! Между боями Мэллу все равно пребывал в постоянной апатии, в состоянии тоскливой безнадеги. И верить было не во что, и ждать было нечего. И жить, в сущности, было незачем. Единственным проблеском в бесконечной серости Мэллу считал свое ясное сознание: люди знали, что наркотики могут легко убить чувствительную к химии кошку при малейшей передозировке, поэтому не пользовались допингом. Впрочем, кот и без того уже давно стал фаворитом боев - эффектность его убийств люди ценили, за это ценилась и кошачья жизнь.

Правда, победы уже не радовали, гордость растворилась в депрессии.

Черный пес-ищейка, молодой, веселый, здоровый охламон, не похожий на озлобленных глупых бродяг, отважный до глупости, бросившийся защищать кота, когда Битер крал его жизнь - вот чего Мэллу не хватало, чтобы выскрести со дна души остатки умирающей надежды. Нет, разумеется, кот не поверил в блажную собачью болтовню о Хозяине, который придет и спасет; Мэллу вообще не верил в Хозяев, он их никогда не видел. Просто забрезжило что-то.

Мэллу невольно представил себе, как можно было бы устроиться жить где-нибудь на чердаке или в старых гаражах с этим псом, как когда-то с Тибом. Иногда так славно с кем-нибудь поговорить... делиться едой... зимой спать бок о бок, поближе друг к другу... Пусть даже тыкается своим дурацким жестким носом, даже лижется, если не может иначе - все равно, товарищу можно простить.

На воле.

Любовь недостижима. Кошки - прекрасный мираж. Мэллу не мог строить иллюзий. Леса больше нет - и кошек больше нет. В прекрасных подруг, с которыми Мэллу пел бы под звездами, стреляли, на них ставили капканы, их убивали током, чтобы вырезать мозг... Песен не будет. И котят не будет. Но неужели Мэллу запрещена судьбой и такая крохотная малость, как дружба с собакой?

Но бобика забрали. Заперли куда-то в другое место. Не дали Мэллу возможности даже поболтать с живым существом между боями. Люди, сволочи, отрава! Как Мэллу ненавидел их, как ненавидел...

Но, что бы кот не чувствовал, люди думали, что он просто безмятежно дремлет.

Наверное, там, за холодными стенами этой тюрьмы, стало совсем темно. Кончились бои, собак развезли по местам; Мэллу слышал, как выл раненый пес и как кого-то пристрелили. Сторожа погасили свет, осталась гореть только тусклая дежурная лампочка.

Вольеров с собаками Мэллу не видел, но чуял их больной запах и слышал, как они скулили и тявкали во сне. Сам он не мог спать в тоске - и первым из всех услышал шаги и скрип отворяемой двери. Сквозняк донес запах духов - отвратительную вонь, которую люди используют для сокрытия собственного запаха. Вместо того, чтобы валяться на падали. Дело вкуса. Впрочем, Мэллу знал эту вонь и эти шаги. И точно знал, какой запах заглушают эти духи.

Между рядами вольеров шла жена сторожа Тима, толстая женщина лет тридцати. Она сделала что-то со своими волосами - они у нее теперь стали мертвенно-белесыми и завивались искусственными кудряшками, как ненастоящие, но душа ее осталась живой и странной.

Эта женщина любила Мэллу.

Когда ее муж сидел на вахте, она приходила к его вольеру, принося какую-нибудь еду, которую считала вкусной. Сидела поодаль на корточках, сюсюкала: "Кисонька, кисонька!", - уговаривала Мэллу, лежащего в углу, съесть кусочек. Кот не брал пищу, зато женщина пожирала его глазами. Сквозь вонь духов пробивался запах...

Когда-то в другой жизни Мэллу слышал, что в древние века люди убивали кошек и котов, сжигали их на кострах, потому что кошки казались им обольстительной нечистой силой. С человеческими женщинами и с человеческими мужчинами иногда случается странное помешательство - им начинает ужасно хотеться кошку в Старшей Ипостаси, как существо своей породы. Люди считают, что виной тому кошачья грязная магия - но у кошек на сей счет есть немало злых анекдотов, они-то знают, что дело только в человеческом безумии и похотливости. Люди не признают запретов крови, они их часто просто не слышат. Мэллу уже сталкивался с подобными вещами.

В первую неделю пребывания в этом зверинце Мэллу увидал в обществе Битера и пары служащих странного человека. Какую-то прилизанную мразь в очках, в джинсах, обтягивающих отвислый зад, слишком отвратительную даже для этого места. Этот человек источал, кроме душка мертвечины, запах гона, такой сильный, что даже дезодорант и мята его не приглушали - и тоже засюсюкал: "Кисонька, ах, какая кисонька! Продайте мне его, Битер! Я хорошо заплачу... какой красавчик, какая лапочка..." Битер тогда тускло и громко рассмеялся, сказал: "Не дури. Он вам не кобель, трахать твоих шлюх даже под наркотой не станет. Бойцовый кот, дорогуша, тебе ни к чему - если, конечно, ты не хочешь, чтобы он порвал какую-нибудь твою актриску в клочья прямо перед камерами, а?" Мразь еще попыталась вякнуть: "Какая фактура, какой зверь роскошный... фильмец бы просто с руками рвали... киску так тяжело достать, а уж чтоб снять... ах, не фильм бы был, а сказка...", но Битер его оборвал: "Под твою ответственность. Убьет так убьет... А то сними, как жрать будет - мясо тоже хороших денег стоит, есть любители", - и хохотнул.