Поплачь о нем, пока он живой - Батршина Лилия Валинуровна. Страница 12

Они медленно шли по полю, Тирлейм весело болтал с Любавой, Бьёрн, по обыкновению, молчал. Вдруг из-за одного из стогов показались чьи-то ноги в мягких коричневых сапогах, а потом и их обладатель. Молодой красивый парень с соломенного цвета волосами дремал, наполовину утонув в стоге, с травинкой во рту. Тирлейм подошел к нему и легонько пнул по ноге. Парень тут же подпрыгнул, откатился в сторону и подскочил на ноги, удивленно смотря на тролля и людей чистыми, ярко-голубыми глазами. Но потом в его взгляде мелькнуло узнавание, он улыбнулся и заговорил на каком-то мягком, певучем языке. Тролль хитро прищурился и ответил на том же языке. Надо сказать, получалось у него не так легко и красиво, как у парня. Они несколько минут дружески препирались, потом Тирлейм повернулся к Любаве с Бьёрном, а парень начал их рассматривать с осторожным интересом.

— Вот вам провожатый! — сказал тролль. — Правда, молодо-зелено ещё, да человечьего языка не знает, да сорванец такой, что дрожь берет… Но это ничего, пятый десяток ещё только разменял, авось поумнеет… Хотя о чем это я говорю! Чтоб кто-то из его народа поумнел!.. Они там все как дети, ей-богу!

Парень понял, что речь идет о нем, и упер руку в бок, с озорством и насмешкой смотря на Тирлейма, очевидно, знал, как тот о нем отзывается.

— Как его звать-то, скажи хоть, — улыбнулась Любава, не отводя взгляда от парня. Тот внимательно вгляделся в её глаза и вдруг тоже улыбнулся — ярко, солнечно, от его улыбки, казалось, все засветилось вокруг.

— Лалерийн, — ответил тролль. — Ну, прощайте тогда!

— Прощай, — кивнула Любава. — Удачи тебе да счастья за доброту твою.

Тирлейм улыбнулся и пошел обратно к лесу, а парень подошел к Любаве и, осторожно взяв её за руку, сказал что-то на своем языке и поклонился. Потом поклонился стоящему за её спиной Бьёрну и потянул девушку за руку в сторону города.

Они шли недолго, парень все время улыбался, смотря на девушку, не выпускал её руку. В город их пропустили беспрепятственно, стражи лишь приветственно кивнули.

Улицы Иснарэла были чисты и красивы, уютные деревянные домики были окружены садиками и не теснились друг к другу, как в людском городе, да и людей им навстречу попадалось мало. Наконец они подошли к большому дому, окруженному великолепным садом. Лалерийн уверенно толкнул калитку, призванную скорее украсить сад, чем защитить, и прошел внутрь. Тут же им навстречу открылась дверь дома и на крыльцо вышел ещё один парень. У него были те же, что и у их провожатого, светлые волосы, голубые глаза, но, несмотря на внешнюю молодость, в этих глазах была мудрость и глубокое знание. Не удивишься, увидев такие глаза у старика, но у молодого парня…

Лалерийн поклонился ему и начал что-то быстро говорить. Его собеседник, надо сказать, нисколько не похожий на него, выслушал и обернулся к Любаве с Бьёрном.

— Здравствуйте, гости дорогие, — с певучим, ни разу не слышанным ни Любавой, ни Бьёрном акцентом сказал он и слегка поклонился. — Я Морелейн, хозяин этого дома, и я рад вам. Кто вы? Откуда?

— Любава, дочь князя Всеслава из княжества Засолнечного, — девушка опустила ресницы, чуть поклонилась.

— Я Гилрэд из Северных Врат. Я должен был привести её к жениху, но на сбежала посреди ночи, а я за ней погнался, но она так далеко удрала, что обратно к лагерю выйти мы не смогли. Потом на нас напали, — Бьёрн кивнул на свою руку, которая все ещё висела на перевязи. — Ну а потом мы вышли к морю, но так как со скалы было не спуститься, я решил ехать в примерном направлении моего города, а ночью мы встретили Тирлейма. Вот и все.

Бьёрн не назвал своего имени потому, что не хотел быть узнанным. Не хотел, потому что история его жизни наверняка была известна и здесь, а вспоминать он хотел меньше всего…

Морелейн снова поклонился гостям.

— Я слышал о ваших городах. О твоем, Любава, солнечном и добром, и о твоем, Гилрэд, последнем заслоне от угрозы с Севера. С рукой тебе помогут, а пока проходите в дом, как раз стол накрыли!

Любава, надо сказать, держала себя достойно. Они ни одним движением, ни взглядом, ни мимикой не выразила своего удивления, услышав имя, не принадлежащее мужу. Бьёрн боялся её реакции — но она как будто заранее обо всем знала, не подала и виду. Трудно ей это далось? Да, трудно. Но она понимала, что Бьёрн просто так не сделал бы ничего… "Потом спрошу", — решила она.

А стол был богат! Оголодавшие за два дня путники набросились на еду настолько, насколько это позволяли приличия. Некоторое время их не трогали — видимо, привыкли к нежданным гостям, но, когда первый голод был утолен и настал черед неспешного распития вина, начались расспросы.

Вероятно, любопытство пересилило в гостеприимном хозяине деликатность, и первый вопрос был:

— Что же, Любава, тебя сбежать подвигло?

Девушка чуть покраснела, опустила глаза. И смешно вспомнить было, что она думала тогда, два дня назад… Свой страх, ужас, "жизнь загубленную" и ненависть к Бьёрну… Как все изменилось! И всего за два дня…

— Страх девичий да юность неопытная, — тихо проговорила наконец Любава. Посмотрела на Морелейна зелеными, малахитового цвета глазами. — Не думала замуж идти, не хотела, не за милого сердцу выдали… Да уж не сделаешь ничего. Это как порыв последний был, порыв воспротивиться… Но, видать, судьба мне другая, раз сюда тропинка привела.

— Видать, другая, — кивнул хозяин. — Ничего не делается просто так. Если хотите, я могу вам провожатого найти, чтоб он вам город показал. Может, и найдете ответ.

— Гилрэд, как думаешь? — повернулась девушка к Бьёрну. В глазах её полыхнул озорной огонек. — Пойдем? Грех такой шанс упускать. А?

Бьёрн меланхолично пожал плечами, делая вид, что ему все равно.

— Можно.

— Мы согласны! — объявила Любава, сверкнув глазами. Она уже заметила, что в их паре является своеобразным переговорщиком, и ей эта роль отчаянно нравилась.

Через десять минут они уже шли, сопровождаемые Лалерийном, по тихим уютным улочкам города. Паренек держал Любаву за руку, как в первый раз, улыбался мягко и радостно, то и дело поглядывая на нее счастливыми наивными глазами. Любава тоже улыбалась, идя с ним шаг в шаг — глядя на него, не улыбаться было невозможно; Бьёрн тенью шел позади них. Лалерийн то и дело останавливался возле какого-нибудь дома и начинал что-то о нем рассказывать на своем певучем языке необычайно радостным голосом, но, видя, что Любава совсем его не понимает, пытался объяснить свои слова жестами. Так Любава узнала, что в городе людей живет немного, что гораздо больше здесь эльфов и троллей; что "вот здесь живут самые воинственные орки, которых за это чуть не изгнали"; что город проектировался очень интересно, по принципу солнца — в центре высокий белый замок Правителя, а от него, как лучи, отходили улицы. Последнее Лалерийн показал, выведя их на площадь перед замком. Любава и Бьёрн на миг замерли, глядя вверх: необычайная, волшебная красота замка завораживала и притягивала, не отпускала от себя непривычной легкостью очертаний. Лалерийн некоторое время смотрел на них, ласково и понимающе улыбаясь, а потом дернул Любаву за руку, уводя в какую-то другую улочку.

Они пробродили до самого вечера. Солнце уже начало клониться к закату, когда Лалерийн в очередной раз остановился, отпустил руку Любавы и, кивнув куда-то за её спину, бросился бежать по улице дальше и вскоре скрылся из виду.

— Ой, — ошарашенно сказала Любава. Повернулась к Бьёрну. — И что это значит?

Он проводил парня долгим задумчивым взглядом.

— Леший его знает… Тирлейм же предупреждал, что он «существо» легкомысленное… — на самом деле он был очень рад исчезновению Лалерийна. Он был каким-то по-детски радостным и наивным, и это раздражало Бьёрна… Он резко оборвал свои мысли, потому что привык быть честным с собой. На самом деле его коробило, что парень держал Любаву за руку, с улыбкой заглядывал ей в глаза…

— Да, он забавный… — Любава ласково улыбнулась. — Как ребенок совсем… И куда нам теперь идти? До замка дойдем, а дальше куда?