Восемнадцать капсул красного цвета - Корн Владимир Алексеевич. Страница 76

– Темир, слышишь, что говорю? Он и сам… – Чалый внезапно осекся.

Глеб посмотрел на Гришу и увидел на его лице то самое изумление, которого не смог добиться Темир. Он перевел взгляд на Темира. Тот оседал, и на его лбу, чуть выше места, где сходятся брови, там, где индианки обычно рисуют свою бинди, виднелось входное отверстие от пули.

«Ну что, Темир, не пригодятся тебе уже капсулы. Жаль только, что и мне они не достанутся. Где их теперь искать?» – успел подумать Глеб, наблюдая за тем, как у того подкашиваются ноги.

Гриша упал так резко, как будто у него из-под ног выбили землю. В него вошли еще две пули, отчего его тело, уже мертвое, вздрагивало, и только теперь Глеб услышал хлопки, чуть громче, как если бы хлопать ладонями.

«ПСС [40], – автоматически определил он. – Но где сам стрелок?»

Глеб осторожно повернул голову, и всего в паре десятков шагов от себя обнаружил бородатое лицо со лбом, прикрытым до самых бровей косынкой с камуфляжными пятнами. Человек неожиданно ему подмигнул, после чего сделал знак рукой – подожди немного – и тут же скрылся за углом дома. Начавшаяся пальба сразу из многих стволов удивила его значительно меньше, чем то лицо, которое он и видел-то всего пару мгновений.

«Ну не может он здесь оказаться, так не бывает, – ошеломленно думал Глеб. – Неужели примерещилось?»

Болело простреленное плечо, огнем жгло в левом боку, Глеб чувствовал – вот-вот начнется очередной приступ, а он все лежал и думал: ну неоткуда тут взяться этому человеку, и спутать он не мог.

Перестрелка вскоре утихла, и к Чужинову быстрыми шагами приблизился тот самый бородач.

– Ну, здравствуй, Глеб, давно не виделись.

– Здравствуй, Рустам. Ты-то как здесь оказался?

Чужинов думал, что тот сейчас отпустит свою обычную шуточку: мол, стреляли, или что-нибудь еще в том же роде, когда Рустам присел на землю рядом с ним.

– Крови-то сколько набежало! – бормотал он, осматривая раны и доставая из разгрузки бинт. – Ребра по-любому задеты. Ну ничего, главное, живым застали. Сейчас я тебя перевяжу и укольчик поставлю, сразу полегче будет.

«Надолго ли застали?» – усмехнулся Чужинов.

– Глеб, ну как же ты мог так сильно вляпаться-то, а? Ты же всегда как заговоренный был. Как заваруха серьезная, так все к тебе поближе держаться старались. Или головной дозор: если с Чужаком попал, значит, проблем не будет – и на засаду не нарвешься, и ни одна растяжка не попадется.

Руки Рустама проворно перевязывали ему раны.

– Рустам, ну что ты распричитался? Лучше скажи, как ты оказался-то здесь? – морщась от боли, вновь поинтересовался Чужинов.

Рустам Джиоев, Джой, бывший его сослуживец… Сколько они с ним не виделись, лет шесть? Ну не может он здесь оказаться, слишком далеко они друг от друга находились, когда все началось.

– Глеб, ты же сам в гости приглашал, забыл, что ли? Еще и встретить обещал. – Рустам смотрел на него едва ли не с укоризной, как будто после приглашения не прошло пять лет и не случилось всего того, что случилось.

– Что-то долго ты добирался, – улыбнулся Чужинов.

– Ага. – Рустам улыбался тоже. – Я ведь тогда уже выехал, когда все и началось. Помотало меня по городам и весям, где только побывать не пришлось. Случайно о Викентьеве услышал, двинул к нему. Всего несколько дней тебя и не застал. Да, Глеб, ты даже представить себе не можешь, сколько я за все это время Чужаков успел найти. И просто Чужаков, и Глебов Чужиновых, и даже парочка полных твоих тезок – Глебов Андреевичей Чужиновых – попадалась. Другой бы давно уже плюнул, а я все думал: «Ну не мог мой друган армейский в тварь мутировать, характер у него не тот». – И он хохотнул, довольный собой.

Рустам взглянул куда-то за спину Чужинова, затем продолжил:

– Я уже и в Мамине был. Анастасия привет тебе просила передать, как увижу. Кстати, сын твой Сашка – вылитый папаша.

Глеб кивнул – спасибо.

«Сын хоть после меня останется», – и на душе у него потеплело. Казалось бы, такая любовь у них с Настей была, души друг в друге не чаяли. Да что-то вся вышла. И как будто бы не виноват никто. Бывает и так. Слышал он, у Насти все хорошо, муж, дочка еще родилась.

– Да, кстати, девушка эта, Полина, жива?

– Жива. А тебе-то она зачем?

– Да сама-то она как будто бы и не к чему. Скажи, Глеб, тебе ничего странным не показалось?

– «Странным»? Знали они и состав группы, и маршрут, и время выхода. Явно у Викентьева в ближайшем окружении «крот» завелся. Мы в первый же день едва на них не нарвались. Благо что от маршрута отклонились, – вспомнил Глеб ночевку в доме на Тимошкинских болотах.

– Вот!

– Что – «вот»?

– Эта девица для бандитов – лакомый кусочек. Но дело даже не в ней самой. – Он умолк.

– Рустам! Ну что ты тянешь? – начал уже злиться Чужинов, когда в раненом боку кольнуло так, что от боли перехватило дыхание.

– Вот теперь узнаю прежнего Чужака: в глазах молнии, и голос тверд как булат. Все, все, говорю – тебе нервничать вредно. Девушка эта, Полина, – приманка. А сдали вас бандитам, чтобы до тебя добраться.

– Меня?!

– Ну да. Нашелся человечек, который твоей смерти страстно желал, вот он и решил чужими руками от тебя избавиться. Знал: не отдашь ты девушку бандитам, скорее сам смерть примешь. Что в общем-то почти и случилось.

«Да я и рад был Полину отдать, чтобы парней спасти, но как-то не сложилось».

– Кто он, сам догадаешься или мне подсказать?

И пока Глеб ломал голову, кто же в окружении Викентьева мог желать ему смерти, Рустам сказал:

– Ладно, не буду вам мешать. Наговоримся, будет еще время. – Джиоев глядел куда-то ему за спину, где слышались чьи-то шаги.

«Если бы!» – мрачно подумал Чужинов.

– Глеб!

Марина. Он даже вздрогнул, настолько не ожидал ее увидеть.

«Вы что, доконать меня своими сюрпризами решили?» – смотрел он на девушку, чьи глаза были полны слез.

Марина подошла к нему в сопровождении человека, которого он всегда видел рядом с Петровичем. Глеб его знал – хороший спец, да и не станет тот что попало возле себя держать.

«Его самого только и не хватает», – усмехнулся Чужинов.

– Глеб, ты уж прости меня! – Марина встала рядом с ним на колени, прижав его голову к своей груди и гладя по волосам. – Молчала все, ты же сам меня просил. Пока Петрович к себе не вызвал: говори, что не так. Тут я уже не выдержала. Как он ругался на меня, ты даже представить себе не можешь! Кричал на меня так, думала, я оглохну. Ну ничего, главное – живой ты и теперь уже все позади.

– Что позади-то, Марина?

– Все, Глеб, все! Лечат твою болезнь, Глебушка, лечат! Теперь нам только к Евдокии Петровне добраться, а уж она тебя вылечит, – улыбалась она сквозь слезы.

И так ему хотелось поверить в ее слова, но они больше походили на чудо, а чудес, как давно и хорошо всем известно, не бывает. И еще очень не хотелось проникнуться надеждой, ведь именно после их крушений и приходят самые горькие разочарования.

– Ну и чем мне твоя баба Дуся сможет помочь? Травками? Или заговорами на восходящую луну?

– Господи, Глеб! Какая она тебе баба Дуся?! Старовойтова Евдокия Петровна, да у нее ученых степеней полдня перечислять! Да ей в Оксфорде после доклада весь зал стоя аплодировал! Старовойтовой нобелевку по иммунологии должны были дать, если бы все это не случилось. А ты «баба Дуся»! Да у нее таких пациентов десятки были, если не сотни!

И смутилась под его пристальным взглядом.

– Правда, ей не всем удается помочь. Но ведь есть шанс, есть!

– Что-то я не слышал ни о какой Старовойтовой, – пробормотал Глеб. – И о том, что лечат, тоже не слышал.

– Я тоже о ней не знала, пока Петрович мне не рассказал. Да и он недавно узнал: новости сейчас медленно распространяются. Викентьев, кстати, все сам порывался пойти, да куда ему, с его-то коленом. Отправил самых лучших, ну и я с ними напросилась, поклялась, что обузой не буду.