Лисонька - Макарова Людмила. Страница 2

— Знаешь, Емельян… Лиса настоящая, — брякнул он. — Остальные — нет.

— Ненастоящие оборотни?! — переспросил стажер, и глаза его заблестели в ожидании невиданного чуда, о котором слыхом не слыхивали не только Светлые наставники, но и сами корифеи мира Иных.

— Угу. Иди, дерни за хвост того, что рядом с Темным магом стоит, узнаешь, какой он ненастоящий, — проворчал Емельян и помолчал несколько драгоценных секунд. — Добро, Тим. Мы как здесь разрулим, за тобой двинем. Непростая эта твоя лисичка-сестричка. Ох, непростая, тварь рыжая. Отзвонись и на рожон не лезь! — крикнул он парню вслед.

На рассвете Емельян подобрал Тима на проселочной дороге в десяти километрах от города. Вид у мага-перевертыша был усталый и сконфуженный.

— Ну что, не нашел?

— Тварь! — с чувством сказал Тим, плюхнувшись на заднее сиденье. — Обдурила меня.

— Не переживай, Тимофей, найдем мы твою плутовку, — отозвался Емельян. — С лисами всегда непросто. К тому же следы в Сумраке — это дело крайне ненадежное. Кофе будешь?

— Буду.

Емельян, сидевший за рулем «лендкрузера», обернулся и протянул термос. Тим кивнул на подозрительно молчаливого стажера, сидевшего на переднем сиденье.

— А что у вас?

— Сужаем район поиска, да, Дима? — ухмыльнулся Емельян.

Стажер встрепенулся.

— Да! Все сходится. Краснокомаринский район, — доложил он, очнувшись. — Вот поглядите… И линии вероятности тоже.

Он показал старшему оперативнику планшет и деловито зашуршал картой из архива Ночного Дозора, разложенной на коленях.

— Годится, — одобрил Емельян. — Ну что, ребята, поехали?

Хоровод чинно покружился, прошел неторопливой змейкой через центр сцены, тронул линялый занавес и разомкнул кольцо. Бабушки в сарафанах блеснули жемчугами и золотыми нитями вышивки, встали в ряд и грянули:

Баян надрывался. Хор пел. В соседнем ряду две немолодые женщины утирали слезы умиления. Лена дождалась конца песни, под немногочисленные, но горячие аплодисменты местной публики наклонилась к тетушке и тихонько зашептала ей на ухо:

— Стоило появиться «Бурановским бабушкам», и вот на тебе! В каждом обветшалом доме культуры теперь поют и о продюсере мечтают. Слушай, теть Галя, ну как так можно?

Тетушка укоризненно заулыбалась и покачала головой.

— Нашему Краснокомаринскому хору пенсионеров лет больше, чем тебе, — тихонько сказала она. — Ты, Ленуся, не меряй всех под одну гребенку. В советские времена тут целый оркестр играл. Клуб был. В девяностые все разграбили, конечно. Хоровой кружок кое-как отстояли. Активистки наши несколько лет письма писали во все инстанции.

Аплодисменты стихли, и баян затянул что-то такое заунывное, что шотландские волынщики удавились бы от зависти. Тетушка еще понизила голос:

— Вон слева Клава Малкина стоит, видишь?

— Самая крайняя?

— Да. У которой сарафан бисером вышит. Ты, смотри, к ней в гости не ходи и ничего у нее из рук не бери.

— Почему это? — трагическим шепотом спросила Лена.

— Глаз у нее дурной.

— Тетя Галя!

— Тс-с! Тише. Я за что купила, за то продаю, — сердито шикнула тетка. — Люди зря говорить не будут.

Лена хотела рассмеяться. Оглянулась по сторонам. Горстка людей в плохо отапливаемом здании бывшего ДК «Красный мебельщик». Пенсионерки в расшитых сарафанах на обшарпанной сцене. И песни… Такие песни, что летишь вместе с ними над всей этой землей, над поселком, над Краснокомаринской мебельной фабрикой, в очередной раз сменившей хозяина, над теми километрами, что проехала сегодня в этот райцентр в тряском автобусе мимо оживающих после зимы полей, и сердце проваливается куда-то к чертовой матери вместе с этими затуманенными сонными полями и лесами, тонущими в вечернем сумраке.

Девушка перевела взгляд на сцену. Клавдия Малкина — статная, темноглазая, почти молодая по сравнению с остальными участницами — взмахнула зажатым в руке платочком, скользнув по заезжей гостье взглядом.

«Что тут еще делать, если песен не петь? — вдруг подумала Лена, зябко передернув плечами. — Только пить! Надо сюда переехать. Днем выпила, вечером спела. Как раз для меня! А региональной журналистикой я уже сыта по горло. Да шли бы они лесом, эти удои, надои, свиноматки, пропавшие кошечки, разрывы труб, областные совещания и прочие прелести региональной жизни. Пить и петь! Вот наш девиз. Ну ее, эту редакцию, вместе с главредом и его грымзой! Мистер и миссис Дрянная Газетенка, тоже мне. Дорогие коллеги, до свидания. Это мой последний репортаж. Если б я так не хотела встретиться с тетей Галей, вам бы и его не видать»!

Концерт закончился, Лена вздохнула, натянула дежурную улыбку и прошла к сцене.

— Здравствуйте! Я корреспондент газеты «Пульс региона» Елена Белова, я вам звонила.

Интервью затянулось. Возбужденные после концерта, тронутые вниманием со стороны областных СМИ бабульки с удовольствием отвечали на вопросы, угощали, подливали чай и наперебой рассказывали о репертуаре, достижениях и проблемах, вгоняя руководительницу коллектива в предынфарктное состояние. Бедная тетка едва успевала сглаживать острые углы.

— Мы бы, девонька, областной конкурс выиграли, кабы нас горчаковские не засудили. И куда эта замминистра смотрела!

— Заместителю министра культуры Мерзляковой Изольде Матвеевне мы все очень благодарны за диплом и поздравительный адрес, — цинковым голосом подхватывала руководительница хорового кружка и хваталась за сердце.

— Знаешь, Леночка, а мы ведь украинскую народную песню выучили в поддержку украинцам! Вон у них что творится, телевизор включать страшно!

— В поддержку жителей Юго-Востока Украины, — с нажимом поправляла политически подкованная руководительница и украдкой прикладывала ладонь ко лбу.

— Нам бы вот только сцену подлатать, а то провалимся скоро к Василию в подсобку!

— Нам вместо двух бесплатных часов в неделю три выделили, чего возмущаетесь, — осаживала руководительница и нервно поглядывала на часы, — губернатор лично вопрос на контроль взял, мы все ему очень благодарны.

Лена улыбалась, диктофон работал, за окнами давно стемнело. Из клуба она выходила с песней «Ох дорога, ты дороженька в ночи» и пакетом ватрушек. У здания администрации корреспондент Белова распрощалась с певуньями и, похрустывая тонким ледком на лужах, зашагала к тетушкиному дому, с удовольствием вдыхая весенний воздух полной грудью.

— Елена, подожди!

Девушка вздрогнула и обернулась. Клава Малкина догнала ее на темной пустой улице.

— По пути нам. Я недалеко от Галиного дома живу, вместе пойдем. Тут у нас народ всякий ходит.

— Хорошо, Клавдия… э-э… Клавдия…

— Степановна я. Да это ладно… ты вот что… Боишься меня?

— Нет, — сказала Лена, шагая рядом. — А надо?

Она и правда не боялась. После журфака, КВНов, первых репортажей, рок-концертов, друзей до гроба и споров до хрипоты она вернулась домой, устроилась на работу и словно с размаха влетела в гигантский липкий холодец, увязнув в нем по самые уши. Лучше порча, колдуны и бабки с «нехорошим глазом», чем тупое прозябание в редакции «Пульса региона».

— Не надо! Не бойся, послушай меня, — скороговоркой заговорила Клавдия, схватила девушку под руку и поволокла вперед по улице. — Слушай хорошенько! Тебе про меня наговорили всякого, а я дурного никому не пожелаю, сама настрадалась. А ты… Ты такая же, как она. Не человек ты! Понятно? — В глазах Клавдии блеснули слезы, она жарко задышала и зашептала вдруг в самое ухо: — Я всегда вижу, когда Верка колобродит. Некогда рассказывать-то! Ох, нет времени, быстрые они. Держи вот! — Она что-то сунула в руку девушке. — Сохрани, своим отдай, а Верке и чужим не давай. Запомнила?